Весной 1944 г. германские ведомства пошли на дальнейшие уступки. 24 мая государственный советник Нейгауз из ведомства шефа полиции безопасности и СД сообщил Гауггу, что принято решение допустить 15 православных священников к духовному попечению о восточных рабочих[627]. 1 июня 1944 г. РСХА выпустило первый специальный указ о «Духовном окормлении восточных рабочих, находящихся в пределах Рейха», отменявший все прежние распоряжения. Этот указ был разработан по соглашению с начальником Партийной канцелярии, генеральным уполномоченным по использованию рабочей силы, Германским рабочим фронтом, РМО и Министерством пропаганды. 15 священникам разрешалось окормлять восточных рабочих, и с началом их использования прекращалась деятельность мирян-проповедников. Каждому священнику выделялся определенный район, который охватывал огромную территорию — как правило, 3 округа, но иногда даже 7.
Указ содержал множество всевозможных стеснений и ограничений: «Священники начинают свою деятельность только по настоятельному требованию остарбайтеров. Маршрут их передвижения требует в каждом случае предварительного утверждения компетентным органом государственной полиции… любое появление священников в лагере без особого запроса, как и всякая пропаганда конфессиональных актов, не разрешается… Церковные службы должны проводиться только в форме специальных богослужений, в подходящем помещении, по возможности в отдалении от лагеря. Если имеется православная церковь, они могут происходить в ней, однако в таких службах не разрешается принимать участие эмигрантам, и наоборот — восточным рабочим запрещено участие в богослужениях эмигрантов»[628].
Сделанная уступка расценивалась как временная. Причем враждебность Партийной канцелярии, Восточного министерства и РСХА к карловчанам стала причиной того, что для окормления восточных рабочих планировали использовать лишь священников-беженцев с Востока. В указе специально подчеркивалось: «Подчинение отдельных священников юрисдикции одного православного епископа или митрополита не произойдет, т. к. их пребывание и деятельность в Германии ограничены по времени. Напротив, священники в административном отношении полностью самостоятельны и занимаются своей деятельностью исключительно по соглашению с компетентными органами государственной полиции и Германским рабочим фронтом». Религиозное обслуживание остарбайтеров других конфессий или сектантов вообще признавалось по соображениям полицейской безопасности недопустимым[629].
Еще больше ограничений содержалось в обширных дополнительных предписаниях к указу от 1 июня 1944 г. В них откровенно говорилось, что конфессиональная опека должна охватить только незначительную часть восточных рабочих. Следствием стремления нацистского руководства к повсеместному вытеснению христианства был следующий пункт предписаний: «Необходимо избегать того, чтобы деятельность священников: 1) вела к катехизации нецерковной массы восточных рабочих, в чем немецкая сторона по причинам безопасности не заинтересована; 2) имела следствием образование церковных групп в лагере». Венчания допускались только после того, как заключение брака регистрировалось государственными органами. РСХА рекомендовало также одновременно с богослужениями проводить какие-нибудь развлекательные мероприятия, посещение кино и т. п.: «Этим будет гарантирована полная свобода выбора восточных рабочих в пользу того или иного мероприятия». Не разрешалось духовное окормление восточных рабочих представителями Католической или Евангелической Церкви. А всякое объединение 15 разрешенных православных священников друг с другом или их подчинение общему центральному руководству признавалось недопустимым, так же как и использование других представителей духовенства[630].
Применение указа на практике затянулось. Только в начале сентября соответствующие распоряжения издали органы государственной полиции в округах, а в целом указ РСХА вошел в силу с 1 октября 1944 г.[631]. Но реальная действительность оказалась сильнее нацистских директив. На практике, вероятно, все из 15 официально допущенных в лагеря священников были связаны с митрополитом Серафимом. В докладе на епархиальном собрании 1946 г. он отметил: «В конце концов, после долгих хлопот, хождений и переговоров, мне было дано разрешение на назначение 15-ти разъездных священников для обслуживания лагерей»[632]. Об этом говорилось и в воспоминаниях очевидцев, например, протоиерея В. Салтовца от 5 октября 1950 г.: «Рискуя собственным положением и даже своей свободой и, может быть, и жизнью, владыка Серафим не успокоился до тех пор, пока не добился разрешения для подведомственного ему духовенства посещать многочисленные „остовские“ лагеря и духовно окормлять находившихся в них православных русских людей»[633].
А русский прихожанин-эмигрант из Берлина сообщил в мае 1946 г. корреспонденту нью-йоркской газеты «Новое русское слово»: «Посещать богослужения „остам“ сначала было запрещено, позднее начальство, в целях „поднятия производительности труда“, стало смотреть сквозь пальцы на это невинное удовольствие… Церкви стали единственным центром братской помощи… Само собой понятно, что первая забота Церкви была о чисто религиозном, духовно-нравственном обслуживании „остов“. Причт всех церквей был значительно расширен за счет священников, прибывших из Прибалтики, Чехословакии и других стран, но и в увеличенном составе духовенство едва справлялось с новыми задачами. Священники разъезжали по рабочим лагерям: иногда им удавалось даже попадать к военнопленным; они с утра до вечера соборовали, утешали, венчали, крестили, больше же всего хоронили…»[634].
С весны 1944 г. в лагерях восточных рабочих с разрешения местной администрации стали одна за другой открываться церкви, в которых периодически служили священники Германской епархии. Так, в день Св. Троицы состоялось богослужение в оборудованном под храм помещении при заводе «Драхтверк» в Одерберге. Далее в епархиальном журнале было опубликовано воззвание протоиерея Н. Туровского от 21 сентября 1944 г. о том, что в Восточной Померании с благословения митрополита и согласия гражданских властей открываются новые богослужебные пункты и церкви для духовного окормления восточных рабочих, а поэтому требуются церковные предметы. 28 и 29 октября состоялись торжественные богослужения митрополита в лагерной церкви Блеххаммера, при которой даже существовала школа. К этому времени также уже имелась православная церковь в одном гамбургском лагере для иностранных рабочих. 12 ноября 1944 г. в лагере № 3 в Лабанде(Силезия) после торжественного богослужения настоятель Сосновицкого прихода о. К. Гаврилков совершил церковное венчание 120 пар остарбайтеров и т. д.[635]
В конце концов и немецкие учреждения были вынуждены пойти на частичный пересмотр положений указа РСХА от 1 июня 1944 г. Восточное министерство, для которого было характерно покровительство сепаратным национальным церквам, еще в марте 1944 г. разрабатывало проект учреждения архиерейской кафедры Украинской автокефальной Православной Церкви в Берлине[636]. В июле свои услуги для окормления украинских восточных рабочих предложил также эвакуированный из Генерал-губернаторства в Словакию митрополит Холмский и Подляшский Иларион (Огиенко). Партийная канцелярия и РСХА были против подобной деятельности, и МИД 12 сентября 1944 г. сообщил своему посольству в Словакии, что желание украинских епископов окормлять восточных рабочих в рейхе не может быть принято по принципиальным соображениям[637].
Но через 2–3 месяца ситуация изменилась. Руководитель религиозной группы РМО К. Розенфельдер 14 декабря информировал шефа руководящего штаба политики этого министерства о ходе длительных и сложных межведомственных переговоров: «В переговорах с СД и Партийной канцелярией я постоянно указывал на то, что таким малым числом (15 священников) не обойтись. Практика подтвердила это мнение, как сообщил мне в последней беседе разработчик данного дела со стороны СД. Уже решено повысить число используемых священников до 50–60. Партийная канцелярия тоже уже выразила свое согласие. На совещаниях по данному вопросу я сообщал, что для душепопечения восточных рабочих требуется также в большом количестве привлечь священников Белорусской и прежде всего Украинской автокефальных Церквей, чтобы противодействовать стремлению Русской Православной Церкви исключить национальные церковные группы и предотвратить недовольство украинцев и белорусов». При этом Розенфельдер отмечал, что вопрос назначения особого епископа для украинцев в рейхе (самостоятельного по отношению к митрополиту Серафиму) «представляется трудно осуществимым». Переговоры об этом еще шли[638]. Видимо, сопротивление оказывало прежде всего РКМ, по-прежнему отстаивавшее свою идею единой епархии для всех православных, проживавших в Германии.