Они ели удивленно, вспоминая забытый вкус куриного супа и овощного рагу, легкого вина и свежего хлеба. На ужин надо будет накормить их картошкой, должна уже появиться молодая, да укропчиком ее присыпать, за маслом растопленным полить. И с огурчиком. Откармливать их еще и откармливать.
— Как друзьями-то стали? — спросил прямо Маркус. — Не очень похоже на Трехмирье-то.
— Стали… — ответил эльф, — Сам не скажу как, но стали. Делить было уже нечего. А разум мы оба сохранили… Хотя считали друг друга сумасшедшими.
— Это почему?
— Мы записи вели. Зачем, для кого — не знаю. Записывали то, что видели. То, что сделали с Трехмирьем… Неужели его действительно прокляла Странница?
— Не она, — дружно ответили все. Продолжил Лиасс.
— Она как раз спасла эльфов Трехмирья. Но очень не любит, когда об этом упоминают.
— Она действительно Аиллена, Владыка?
— Действительно.
— Чур, не падать на колени, — буркнула Лена. — Пряники будете? Маркус, тащи свою заначку, я знаю, что ты запасливый. Вы оба вели записи?
— До последнего дня.
— Можно будет прочитать? — спросил шут. Ну как же он пропустит такую возможность…
— Я писал по-эльфийски.
— Я умею читать на вашем языке.
— А разве ты не эльф?
— Я полукровка, Эвин. И вырос среди людей. Так что я считаю себя человеком.
— А какая разница? — убежденно сказал Кармин. — Эльф, человек, полукровка…
— Эльфы красившей, — сообщил Маркус, мачо, пребывавший в имидже деревенского простачка.!
* * *
Две недели Лена читала записи Эвина. Не потому что их было так много, а Лена совсем отучилась читать, с шутом невозможно было отучиться. Она не могла читать их подряд, без перерывов, и завидовала шуту, который мог. Начали они вместе, но через час Лена вскочила и малодушно сбежала в больницу к Ариане, учиться готовить разные противоядия. Только противоядия от Трехмирья не было. Даже читая, Лена чувствовала это отравление. Эвин писал почти бесстрастно, потому что к тому времени, когда он взялся за перо, эмоции в нем уже выгорели: это случилось уже после ухода эльфов. Вначале он описывал войну. Сухо. Количественно. Взглядом солдата. Ну да, он воевал, ненавидел эльфов, убивал эльфов… насколько мог. У них получалось лучше. Эвин был десятником, потом дорос до сотника. Видел многое. В частности, он был одним из тех немногих счастливцев, которым удалось увидеть огненный вихрь Гарвина и выжить: ему повезло, он и его лучники как раз заходили с тыла, чтобы захватить отчаянно сопротивляющихся эльфов врасплох, и он поднялся на холм, чтобы изучить пути возможного нападения.
«Эльфов было немного, десятка полтора. Конечно, я имею в виду живых. Мертвых было намного больше, я не считал их. И все равно я удивился, потому что мне казалось, что нам противостоит целая армия. А был это отряд не больше моего. Наверное, они были все маги, потому что я видел невозможное: стрелы разлетались веером и с такой силой, что пробивали насквозь всадников в тяжелых доспехах, словно были они не из закаленного металла, а из тонкого полотна. Они бросали огненные шары и осыпали наши войска дождем ледяных игл, сминавших шлемы, словно бумагу. И все равно их было совсем немного, просто позиция у них была хорошая, пройти к этому городу можно было только здесь, между трясинами и холмами, которые эльфийские маги превратили в горы зыбучего песка. Тот холм, на который удалось пробраться нам, располагался довольно далеко, но я всегда обладал острым зрением и взял с собой лучших лучников и арбалетчиков. Первым же залпом мы должны выбить этих эльфов, потому что иначе любой из них просто поджарит нас на этом холме. До этого мы должны их изрядно проредить. Я дал команду стрелкам и сам вскинул арбалет. Каждый должен был выбрать эльфа, чтоб не все в одного стреляли. Впрочем, нас было все равно по три стрелка на одного. Кто-то да попадет. Я выбрал одного, приметного: его остальные слушались, должно быть, командир или великий маг. Но пока я выцеливал своего эльфа, случилось что-то непонятное: остальные, стоявшие кругом около него, вдруг начали падать на землю, корчась в смертных судорогах, а этот все стоял да смотрел на них. Я подумал, что подоспели наконец маги, они ж, известно, всегда являются, когда исход битвы ясен, довершат начатое нами, а победу, само собой, себе приписывают, а что полегло людей тысячи — это им без разницы. Ну да все равно лучше поздно, чем никак, да и нам легче: когда пять десятков в одного стреляют, убьют непременно. Мы ж его ежиком сделаем, какой бы великий маг он ни был, все одно смертен. Одно счастье: умирают и эльфы, если им в глотку попасть или в сердце. Только вот сердце у них посередине, грудной костью прикрыто, трудно пробить с такого расстояния. Но ведь и в кишках стрела или в легком болт — удовольствия мало.
Эльф стоял, будто изваяние каменное, только волосы под ветром развевались. Я сделал поправку на ветер, понадеявшись, что и стрелки мои то же сделают, а тут эльф, словно подставляясь под наши стрелы да болты, повернулся, руки поднял да голову запрокинул, словно бы к солнцу обращался. И солнце его словно бы услышало и упало на землю: встала перед эльфом стена пламени, да такого, на какое человеку смотреть нельзя — ослепнешь. Я успел зажмуриться, а уж кто из ребят моих успел, кто не успел — их беда. Сделал я маленькую щелочку, чтоб хоть что-то увидеть. Глаза все одно обожгло, слезились они, но смотреть уже было можно: стена пошла по дороге, расползаясь, занимая все пространство, вползая на зыбучие холмы, а вода по краю болота паром исходила. Или сейчас стрелять, или не стрелять вовсе — видно его было плохо, только и смог я разглядеть, как он руки вперед вытянул, будто уперся в эту стену и толкает ее. А стена ровно живая — клубится, взвихривается, скручивается столбами, и тут-то понял я, что запустил эльф в наших огненный смерч, страшное заклятие, оно и мага выжигает на месте, да жалко его, что ли, главное, что никто из этого огня живым не выйдет. Так вот один маг может целую армию победить.
Ну выстрелил я, стрелы да болты рядом засвистели, и попал кто-то, я даже в щелочки эти слезящимися глазами увидел, как вспыхивает красное пятно у него на груди, как валится он сперва на колени, а потом навзничь — а известно, раз навзничь, то уже никогда не встанет, чудовище эльфийское.
А стена все шла, все ширилась, гудело, как в мастерских, где из руды металл плавят. Понял я, что и нас зацепит, вскочил да помчался подале, и ребята за мной мчались, да разве ж от магии убежать. Услышал, как один заорал, второй, а потом и не слышно ничего стало — смерч ревет. Вот и думай, что тут лучше — то ли сгореть заживо, то ли свариться заживо, то ли успеть потонуть в болоте. Ну и кинулся я прямо в трясину, да видно благословение матери меня так и хранило, попал на чистую воду, отплыть успел малость, спасся и от огня, и от болота кипящего.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});