Сверх этого, единственным подлинно имперским институтом была монархия как таковая. Она существовала много веков и пережила удары множества врагов – от Сулеймана Великолепного до Наполеона. В ходе гражданских войн и революций империя то увеличивалась, то сокращалась в размерах – причем вторая половина XIX в. была как раз периодом, когда ее владения уменьшились. Габсбурги возводили свой род ко временам Карла Великого, однако впервые эта фамилия вошла в историю Европы, когда один из ее носителей был избран главой Священной Римской империи. В течение последующих столетий Габсбурги практически монополизировали этот титул, пока он не был наконец упразднен Наполеоном в 1806 г. Но сама династия сохранилась, и Франц, ставший уже просто австрийским императором, стал свидетелем поражения Наполеона и правил до 1835 г., когда трон унаследовал его мягкий и простодушный сын Фердинанд. Внук Франца, Франц-Иосиф, пришел к власти в 1848 г., ставшем для Европы годом революционных потрясений. Власть Габсбургов зашаталась, и сама их империя едва не распалась тогда на части. Императора Фердинанда убедили тогда отречься от престола, и его брат, который был лишь немногим более компетентен в государственных делах[556], тоже отказался от власти, предоставив империю заботам своего старшего сына. Габсбурги энергично и беспощадно отстраняли от власти тех представителей своего семейства, в которых проявлялись последствия нередких у них кровосмесительных браков[557]. Узнав об этих событиях, Франц-Иосиф, которому только исполнилось восемнадцать лет, как утверждают, сказал: «Прощай, молодость…»[558]
Он всегда держался с достоинством и был привлекательным мужчиной, до конца своих дней сохранив стройность и военную выправку. Его наставники составили для него учебную программу, куда вошли история, философия, теология и множество иностранных языков, включая, помимо его родного немецкого, еще и итальянский, венгерский, французский, чешский, польский, хорватский и латынь. К счастью, Франц-Иосиф обладал превосходной памятью, усидчивостью и работоспособностью. В 1845 г. он записал в своем дневнике: «Мой день рождения – и, что еще важнее, пятнадцатый по счету. Пятнадцать лет! Осталось так мало времени, чтобы успеть получить должное образование! Мне и правда нужно засучить рукава и взяться за ум!»[559] Это ярко выраженное чувство долга не покидало его всю жизнь. После событий 1848 г. его также никогда не покидала и ненависть к революции, а также желание сохранить свою империю и свою династию. Он, однако, не был реакционером – с некоторым фатализмом он признавал, что перемены происходили в прошлом и могут произойти в будущем. Так и случилось – постепенно Австрия утратила большую часть своих итальянских владений, а позже, потерпев в 1866 г. поражение от Пруссии, вышла из состава Германского союза.
Империя Франца-Иосифа постепенно уменьшалась в размерах, но он старался соответствовать величию своих предков. В одной только Вене у него было два дворца: гигантский Хофбург и Шен брунн, бывшая летняя резиденция императрицы Марии-Терезии. Второй комплекс, с его 1441 комнатой и огромным парком, был любимым дворцом императора. Граф Альберт фон Маргутти, около двух десятилетий служивший адъютантом Франца-Иосифа, вспоминал: «С колотящимся сердцем я поднялся по ступеням так называемой «Канцлерской лестницы» Хофбурга – огромного пролета, ведущего в переднюю зала аудиенций». Наверху стоял караул в великолепных мундирах, а по бокам от дверей в императорскую приемную вытянулись два офицера с обнаженными шпагами. «Все двигались с точностью часового механизма и совершенно бесшумно – несмотря на присутствие множества людей, вокруг стояла тишина, значительно усиливавшая впечатление от происходящего»[560].
В эпицентре всего этого великолепия обитал человек, предпочитавший простую пищу и предсказуемый распорядок дня, а отдыхал он на охоте или просто упражняясь в стрельбе. Он был добрым католиком и нечасто задумывался о религии. Как и его коллеги-государи Николай II и Вильгельм II, Франц-Иосиф любил армию и почти всегда ходил в военной форме. Точно так же он, подобно этим двоим, приходил в ярость, замечая малейшую неопрятность в мундире. Кроме того, он был неизменно учтив со всеми – хотя и пропорционально положению окружающих. Руку Маргутти он пожал лишь однажды, чтобы подчеркнуть повышение последнего в звании. Адъютант впоследствии всегда жалел, что никто из придворных не был свидетелем этого исключительного жеста[561]. Современное искусство озадачивало Франца-Иосифа, но чувство долга заставляло его посещать художественные выставки и участвовать в церемонии открытия значительных построек, особенно если они сооружались под покровительством императорского дома[562]. В области музыки его вкусам соответствовали и военные марши, и вальсы Штрауса. В театре он иногда увлекался симпатичными актрисами, но все же предпочитал тех, кого уже хорошо знал. Император не любил в людях непунктуальность, а также склонность к громкому смеху и излишней болтовне[563]. Чувство юмора у Франца-Иосифа было в общем нехитрым. С помощью проводников-бедуинов он взобрался на Великую пирамиду [Хеопса] в Египте и позже писал своей жене, императрице Елизавете: «Поскольку во время восхождения они [бедуины] носят лишь рубашки, то оставляют многое на виду, и это должно быть причиной, по которой англичанки так часто и с таким удовольствием лазают на пирамиды»[564].
В конце жизни Франц-Иосиф предпочитал спать на койке военного образца, а спальня его была обставлена с исключительной простотой, или, по выражению Маргутти, «крайней бедностью». Его режим дня был строгим и даже спартанским – император вставал в четыре часа утра и начинал день с растирания холодной водой. Потом он выпивал стакан молока и в одиночестве работал до семи или половины восьмого, когда начинал принимать советников. С десяти утра до пяти или шести вечера он общался с министрами и другими сановниками (например, послами), позволяя себе лишь получасовой перерыв на обед без гостей. Вечером он ужинал – но на ужин он иногда кого-нибудь все же приглашал, хотя и не любил тратить время за столом, настаивая на быстрой перемене блюд, из-за чего более юные члены семьи часто не успевали толком поесть до окончания трапезы. В те дни, когда при дворе не устраивались приемы или балы, император ложился не позже половины девятого. И все же, при всей нарочитой простоте его жизни, Франц-Иосиф обладал обостренным чувством собственного достоинства и уважения, полагавшимся его титулу[565].
Император просто обожал свою мать, славившуюся сильным характером. Когда он узнал о смерти матери кайзера Вильгельма, то воскликнул: «Есть ли у человека что-либо дороже, чем мать? Каковы бы ни были отношения с ней, мать – всегда мать, и, теряя ее, мы погребаем в той же могиле частичку нас самих»[566]. Семейная жизнь Франца-Иосифа была запутанной и нередко служила причиной для огорчений. Его брата Максимилиана расстреляли в Мексике, где тот попытался было стать императором, а вдова покойного сошла с ума[567]. Сын императора, Рудольф, был беспокойным и несчастливым молодым человеком – в итоге он и его юная любовница покончили с собой в охотничьем домике в Мейерлинге. Власти смогли замять этот скандал, но не смогли пресечь распространение слухов и диких теорий[568]. Франц-Иосиф держал себя в руках, как и всегда, но в письме актрисе Катарине Шратт, которая была, возможно, самым близким ему человеком, признавался: «Ничто уже больше не будет по-прежнему»[569]. Беды императора усугублялись тем, что его наследником, вероятнее всего, должен был стать племянник, Франц-Фердинанд, к которому Франц-Иосиф не испытывал особенной симпатии.
Брак императора довольно быстро перестал быть для него «тихой гаванью». Он обожал свою кузину Елизавету, на которой же нился, когда ей было всего семнадцать, но итог этого брака был довольно печален. Елизавета была очаровательной, живой и милой девушкой – а также невероятно своенравной и импульсивной. К сожалению, она так и не смогла повзрослеть. Она ненавидела двор и свои церемониальные обязанности, делая все возможное, чтобы избегать их. Однако если она того желала, то могла оказаться очень полезной своему мужу. Например, выучив венгерский и освоив национальную одежду этих краев, она так очаровала венгров, что те преподнесли императорской чете дворец поблизости от Будапешта. Она любила верховую езду, путешествия и… саму себя. Хотя все наперебой и признавали ее красавицей, она постоянно переживала из-за своего внешнего вида. Как-то она даже составила альбом самых красивых женщин Европы, но это только довело ее до слез[570]. В течение всей жизни она фанатично предавалась физическим упражнениям и старалась как можно меньше есть. Королева Виктория отмечала в своем дневнике: «Ее талия тоньше, чем можно себе вообразить»[571]. Когда в 1898 г. убийца-анархист поразил ее заостренным напильником в сердце, она умерла лишь чуть погодя, поскольку ее корсет был затянут очень туго и не дал ей быстро истечь кровью.