пустыми.
Предложение перенести покупки каких-то таинственных купцов с востока с самого начала претило ему: не очень прибыльно, да и отвык он таскать на себе тяжести. Поднести какой-нибудь смазливой служанке корзину с покупками – куда ни шло. Но волочиться в веренице носильщиков – не хотелось, да и не пристало ему. Что ни говори, а он был способен на долее деликатное дельце.
Но Гиль, знакомый ему ещё с тех времён, когда он десятилетним мальчишкой сбежал из дома в поисках счастья в Париже, уверял в щедрости купцов, и Жарен, наконец, согласился.
Всё вначале протекало, как он и предполагал по подсказке Гиля. Из охочих служить в качестве носильщиков его выбрали одним из первых. Затем почти полдня медленное, с частыми остановками, движение по торгу, постепенное возрастание тяжести ноши. С торга долгий путь по запутанным, порой по колено в грязи, уличкам, закончившийся в большом помещении, где в центре уже грудой лежали тюки и мешки от предыдущих покупок.
– Вот и всё! – Гиль вытер со лба пот. – Здесь у них всегда полно. Сейчас они…
Что он хотел сказать, Жарен так и не узнал.
За их спинами с треском закрылись двери, вспыхнул свет, исходивший, казалось, от каждой пылинки в воздухе. Купцы издали гортанный звук. Он ещё отражался от стен, но те, кто его породил, исчезли. А на их место, словно откуда-то сверху спрыгнули черти, обступили носильщиков и закружились в диком танце проклятых Богом и церковью язычников.
Жарен не помнил, как ему удалось вырваться из мерзкого круга, вышибить двери, если они, конечно, были закрыты на запор, а не просто прикрыты. Очнулся в каком-то загаженном дворике, вонючем и, по всему, редко посещаемом людьми, Здесь он отсиделся до вечера, вздрагивая от каждого звука. Впервые в жизни он испытывал страх, от которого никак не мог избавиться. И из памяти не удавалось выбросить увиденное: рожи, ужимки, невероятные для человека движения нечисти. Заставляла содрогаться от бьющих из памяти каждая черта, каждый жест…
Его сбивчивый рассказ сотоварищам вначале был принят с недоверием, но уже через день стало известно о пропаже не менее десятка завсегдатаев торга, занимающихся переноской, разгрузкой и погрузкой товаров. Среди них оказался и Гиль. Исчезли и восточные купцы.
По городу поползли слухи о нечистой силе, встревожились церковники и проходимцы, заволновался торг…
Впрочем, кое-что в описании, а тем более, концовку своего рассказа Жарен, похоже, придумал сам, так как она не вязалась с предшествующими событиями. Якобы только появились черти, как случились громы и молнии, снисхождение с небес (это в помещении-то под крышей) сияющего луча, отделившего именно его единственного от остальных носильщиков. Этот луч повёл его за собой, уничтожая по пути нечисть. Присутствовали и другие небылицы, произошедшие с ним после побега. Так, черти грозили ему уродливыми пальцами и кулаками из всех углов, где бы он ни появлялся. По ночам он испытывал блаженство воссоединения со Всевышним. И кто-то как будто видел вокруг его головы сияние в виде большой тарелки…
– Любопытно, не находишь, Ваня?
– Бред, конечно. Но давайте я посмотрю там. До и после. – Предложил Иван. Симон кивнул. – Тогда… Жарен, скажи, когда это было и примерное время дня?
– Утром… И шесть… нет семь дней тому назад. В тот день хотели сжечь ведьму… И мы торопились, чтобы успеть посмотреть, как она, исчадие ада, будет корчится и орать, что невиновна.
– Ты тоже исчадие ада! – неожиданно набросился на него Штенек. – Если бы не КЕРГИШЕТ, тоже корчился бы и вопил, когда б тебя поджаривали!
– Оставь его! – скучая, попросил Симон.
– Это было десять дней назад, – сказал Штенек. – Он всё запамятовал или просто врёт.
– Ладно, проверю. Так я отлучусь?
– Хорошо. Я подожду. Но, Ваня не увлекайся. Посмотреть посмотри… И… Поймать бы одного из них, как ты это умеешь делать, и поговорить. А?
– Идея! А куда с ним податься? Сюда?
– Можно и сюда.
– Тогда, как только мне удастся кого-то поймать, то я сразу переброшу его к вам. Ждите!
Симон повёл головой.
– Никак не привыкну к твоим… этим моментальным переброскам. Как бы всё это противоестественно.
– Ходить во времени тоже противоестественно. Но ходим же.
– Ладно. Делай, Ваня, как знаешь.
– Может быть, ещё кого-нибудь прихватить?
– Сарыя, если только. Но без Джордана.
Иван проявился в памятном для него подпотолочном алькове. Тут же промочил трикотажные штаны. Похоже, здесь никогда не просыхало. В помещении темно и пусто. Узкая полоска света между закрытых створок дверей. Иван спрыгнул вниз и тут же вляпался во что-то босой ногой. Настроение быстро портилось. Он стал чертыхаться, пытаясь, подняв ногу, очистить ступню о стену.
Вернулся к оставленным в лесу Симону и Штенеку. Жарен – не в счёт.
– Ну-ка их к чёрту! – отозвался Иван на немой вопрос Симона и, опережая другой, сказал: – Отсюда посмотрю. Чего, спрашивается, я туда попёрся? Я сам никак не привыкну к тому что могу… Итак, посмотрим. Кто, что и где…
Перед Иваном в полусумраке леса замерцала пространственно-временная «карта». Возникала ли она в его сознании, или высвечивалась вне него, он не знал, но видел её глазами – это точно. Он теперь лучше стал разбираться во всех её хитросплетениях: полос, чёрточек, клякс – густых и прозрачных, тенях и других, порой внезапно появляющихся или смываемых, образований.
Сейчас он сконцентрировал внимание на участок, подсказанный Штенеком. Постепенно отодвигались к периферии и меркли ненужные подробности. Искомая точка зоха проступала всё явственнее. Рассматривая её, Иван удовлетворённо хмыкнул. Не отрываясь, поделился увиденным Симоном и своими соображениями на этот счёт.
– Прокол из нашего мира, как игольное ушко… Движется, подчиняясь течению нашего времени. Для «купцов» выгодно…И вот ещё что! Рядом, почти вплотную, второй такой же прокол… Тоже в иной мир? – спросил он сам себя и посмотрел на Симона. – Два сопредельных мира рядом? И, возможно, сотрудничают… А что? Одни покупают, а другие… «Купцы» человекоподобные. Может быть, те же люди, что и мы. Они могут выходить к нам и делать покупки. А за ними приходят другие… Симон, так может быть?
– Неплохо, Ваня! Продолжай!
– Что продолжать? Так может быть такое?
Жарен не понимал языка ходоков, а Штенек – о чём идёт речь. Поэтому оба переводили глаза с одного говорящего на другого. Впрочем, Жарен пытался вставить своё словцо, мол, не гоже при нём говорить непонятности. Но Штенек уже дважды осаждал его:
– Не мешай! Потом узнаешь.
– Вопрос риторический, Ваня. – Симон задумался. – Но, почему бы и нет? Симбиоз. Одни им товар, а те что-нибудь взамен. Логично.
– Ну, на кой им люди нашего мира? Тоже – товар?
Симон пожал плечами.
– Может быть, и товар. Специфический.
– Рабы?
– Ваня, что я тебе могу сказать о параллельных нам мирах? Сам подумай. Ничего!
– Так что тогда?… Вот что, Симон, я туда не пойду! Я их залатаю, чтобы не повадно было…