Однако стоило нам ступить под деревья, как в нас полетели камни. Что тут началось! Камни и тяжелые сучья сыпались градом, пока мы пробирались к расселине в холме. Одному из спартанцев здорово попало по ноге, однако он все еще мог идти, хотя и сильно прихрамывал. Но вскоре камень угодил ему в другую ногу и сломал ее. Двое гоплитов привязали свои красные плащи к древкам копий и на этих своеобразных носилках понесли товарища.
В расселине сражаться стало еще труднее; нападавшие швыряли в нас куда более крупными камнями, да еще сверху; кроме того, теперь с нами сражались в основном мужчины, а не женщины и дети, как в лесу. Мы с Дракайной были без лат - пришлось остановиться и прижаться к скале; а гоплиты подняли над головой свои огромные щиты и продолжали идти. Крики и грохот камней по бронзовым щитам создавали такой шум, словно в сотне кузниц все кузнецы разом начали кричать и бить молотом по своим ста наковальням; все в отряде были оглушены и ошеломлены - кроме, пожалуй, Дракайны, которая схватила меня за руку и повлекла прочь, в густую тень, из которой мы только что вышли.
- Да ведь нас там убьют! - изумился я.
- Нас определенно убьют - но только не там, а в этой расселине. Разве ты не видишь, что спартанцам не пройти?
И действительно, замыкавшие колонну гоплиты уже остановились и начали пятиться, чтоб найти спасение от камней.
- Они, возможно, чем-то перегородили тропу. Или поставили четыре-пять человек с оружием там, где тропа расширяется. Придется спартанцам, по крайней мере тем, кто идет первым, сразиться с ними и постараться их убить. Возможно, эта фаланга и лучшая в мире, но я сомневаюсь, что поодиночке спартанские воины окажутся сильнее разъяренной толпы.
Вскоре отступили и все остальные спартанцы. Почти каждый из них поддерживал раненого товарища и одновременно прикрывался от камней щитом. Рядом со мной взревел Эвтакт:
- Назад, к кострам! Подождем рассвета!
Взвизгнула Дракайна. Я вовремя обернулся, успел заметить блеснувшее лезвие ножа, и Дракайна исчезла. Напавшая на нее женщина тоже пронзительно вскрикнула и упала на землю.
В темноте на меня набросились, и я уложил нападавших ударами мотыги, которую я по-прежнему сжимал в руках. Хотя, конечно, гордиться тут было нечем: я бегло осмотрел убитых и увидел, что убил женщину и, видимо, ее сынишку лет двенадцати; женщина была вооружена кухонным ножом, а мальчик серпом. Увидев этот серп, я пожалел, что при мне нет моей Фалькаты, хотя, надо сказать, мотыга оказалась совсем не плохим оружием. Женщина, напавшая на Дракайну, билась на земле в агонии, однако самой Дракайны и след простыл.
Я присоединился к спартанцам, помогая нести одного из раненых. Пока мы пробивались к поляне, камни сыпались градом, и в меня попали дважды, но с ног не сбили и ни одной кости не сломали. Когда мы пытались вернуться в лагерь, спартанцы, как всегда, шли строем и словно не замечали пущенных в них "снарядов", однако теперь они о строе забыли и то и дело бросались в чащу, двоих нападавших даже убили, хотя один из спартанцев тоже погиб при этом.
Костры уже догорали, так что, пока перевязывали раненых, все остальные (и я в том числе) постарались собрать побольше топлива и набросать его на тлеющие угли. И тут я снова услышал в дубовой роще голос богини и сказал Эвтакту, что рабы сейчас возобновят атаку.
Эвтакт поднял голову - он стоял на коленях возле умиравшего спартанца и спросил, почему я так думаю. Ответить я не успел: из-за деревьев донесся рык льва, которому вторил волчий вой. И, словно все они тоже были львами и волками, послышались страшные вопли сотен людей. У каждого из нападавших был в руках камень, они подбегали как можно ближе, с силой бросали его и тут же стремительно исчезали в ночном лесу. Мы подбирали некоторые из камней и бросали в убегавших, но никого во тьме разглядеть не успевали.
В конце концов они окружили нас. Я бился, прижавшись спиной к одной из опор поверженного алтаря, хотя она была явно недостаточно высока, чтобы как следует защитить мне спину. Рядом со мной упал спартанец, потом второй, и после этого я больше уже не слышал зычного голоса Эвтакта, который все старался подбодрить своих гоплитов. Я продолжал биться, со всех сторон окруженный рабами, вооруженными дубинками и серпами. Все, правда, заняло куда меньше времени, чем мне потребовалось, чтобы описать это в дневнике.
И тут старушечий надтреснутый голос богини воззвал: "Прекратите!" По-моему, илоты не могли слышать ее, однако они тут же подчинились этому приказу.
Великая Мать, широко шагая, приближалась к кострам; огромное количество пролитой крови, должно быть, восстановило ее силы, хоть и не вернуло ей молодости. Лев и волк ластились к ней, как собаки, прыгали и пытались лизнуть ее. Илоты не могли видеть самой богини, однако зверей они видели и в ужасе отшатнулись. Когда она остановилась предо мной, я почувствовал себя ребенком из сказки, которого настигла страшная карга и хочет утащить в свою горную пещеру.
- Значит, ты снова явился в гости к Матушке Ге? - спросила богиня. Что ж, Европа передала твою просьбу, а дочь моя рассказала мне, что она тебе пообещала. Помнишь Европу? Или дочь мою, Кору?
Если я когда-либо и встречался с ними, то теперь они растворились в тумане забвения, исчезли в нем навсегда, словно их и не бывало.
- Нет, не помнишь. - Теперь богиня казалась огромной, но голос ее звучал по-прежнему слабо, я еле слышал его сквозь рычание зверей и крики илотов. - Ну, что ж ты не грозишь мне своей мотыгой? - спросила она. - Ты же пытался грозить моей Коре мечом? Или все еще льва боишься?
Я молча покачал головой: она еще не договорила, как воспоминания о Коре и Европе молнией вспыхнули в моем мозгу.
- Разве могу я желать твоей смерти, Великая Мать? Кто даст мне исцеление, кроме тебя?
- Клянусь волками, которых сосали твои предки-воины: ты быстро умнеешь.
Илоты смотрели на меня так, словно я сошел с ума. Они опустили оружие, и я, когда заговорила Матушка Ге, тоже уронил свою мотыгу. Потом подошел к ней и коснулся ее руки.
Илоты ужасно развопились, стоило мне это сделать, но вскоре снова притихли и стали подходить ближе. У многих из глаз струились слезы плакали и мужчины, и женщины, и дети. Они бы, конечно, тоже хотели ее коснуться, если б могли, но лев и волк бросались на них и отгоняли прочь в точности как пастушьи собаки, охраняющие отару овец.
- Богиня! - вскричал один из илотов. - Услышь нашу мольбу!
- Я слышала ваши мольбы много раз, - ответствовала Матушка Ге, и теперь ее голос был нежен и подобен пению райской птички, радующейся ласковым утренним лучам солнца.
- Пять столетий люди Спарты держат нас в рабстве...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});