Я кивнула.
— К тому же нас всех искусали бы мошки. Они так и вьются в высокой траве.
Мы вошли в замок. Уже оказавшись под прохладной сенью высоких стен, она сказала:
— И все же я рада, что мы нашли могилу бедного Фиделя, мисс.
— Да, — откликнулась я. — Я тоже.
Ярмарочный день выдался жарким и солнечным. Палатки установили на лужайке перед замком. С самого утра туда стали стекаться торговцы с различными товарами. Женевьева помогла мне украсить прилавок. Расстелила белую скатерть, потом с большим вкусом разложила зеленые листья и выставила посуду. Получилось очень недурно. Втайне я согласилась с Женевьевой, что наша палатка выделяется среди остальных. Госпожа Латьер продавала легкие закуски и напитки, среди товаров было много рукоделия, цветы из парка, пироги, овощи, безделушки и ювелирные украшения. Женевьева сказала, что главной нашей соперницей будет Клод, которая выставит на продажу кое-что из своей одежды. У нее очень большой гардероб. Все, конечно, захотят купить наряд, привезенный из Парижа.
Местные музыканты во главе с Арманом Бастидом будут играть до самых сумерек, потом начнутся танцы.
Я не напрасно гордилась своими кружками. Первыми покупателями были Бастиды-младшие. Они завизжали от восторга, когда вдруг увидели кружки со своими именами. Тем временем я писала имена, которые почему-либо упустила. Работы, словом, хватало.
Ярмарку открыл граф, что само по себе делало ее событием необычайным. Первые полчаса я только и слышала, что «после смерти графини это первая ярмарка, на которой присутствует граф». Многие говорили, что это добрый знак и что жизнь в замке теперь наладится.
Проходившая мимо Нуну настояла, чтобы я написала на кружке и ее имя. Над нашим прилавком был натянут синий тент. От жаркого солнца, запаха цветов, гомона голосов и смеха у меня начала кружиться голова.
У палатки остановился граф. Он хотел посмотреть, как я работаю. Женевьева сказала:
— У нее здорово получается, правда, папа? Так ловко! Ты должен купить кружку со своим именем.
— Хорошая мысль, — согласился он.
— Твоего имени здесь нет, папа. Мисс, вы не сделали кружку с Лотером?
— Нет, я не думала, что она понадобится.
— В этом вы ошиблись, мадемуазель Лосон.
— Да, — ликующим тоном закричала Женевьева, словно она, как и ее отец, радовалась допущенной мной ошибке. — В этом вы ошиблись!
— Ошибку легко исправить, если заказ делается всерьез, — возразила я.
— Конечно, всерьез.
Пока я выбирала чистую кружку, граф облокотился о прилавок.
— У вас есть любимый цвет? — спросила я.
— Я полагаюсь на ваш вкус.
Я внимательно посмотрела на него.
— Думаю, пурпурный. Пурпурный и золотой.
— Королевские цвета?
— Они вам должны подойти, — улыбнулась я.
Вокруг собрались зрители. Они перешептывались. Казалось, что синий навес укрыл меня не только от солнца, но и от всех неприятностей. Определенно, в тот день счастье улыбалось мне.
На кружке появились буквы цвета королевского пурпура с золотой точкой над i[7] и такой же золотой точкой в конце слова. У зрителей вырвался возглас восхищения, и я в порыве вдохновения вывела под именем золотую лилию.
— Вот, — сказала я. — По-моему, она здесь кстати.
— Папа, за кружку надо заплатить.
— Пусть мадемуазель Лосон назовет цену.
— Она стоит немного дороже остальных, правда, мисс? В конце концов, это особенная кружка.
— Думаю, она стоит намного дороже остальных.
— Как скажете, — согласился граф и кинул деньги в чашку, поставленную Женевьевой на прилавок. В толпе послышались возгласы изумления. Это значило, что наше пожертвование монастырю будет самым крупным.
Женевьева порозовела от удовольствия. Полагаю, она была так же счастлива, как и я.
Когда граф ушел, я заметила рядом с собой Жан-Пьера.
— Я тоже хочу кружку с лилией, — сказал он.
За Жан-Пьера вступилась Женевьева:
— Пожалуйста, мисс, распишите ему кружку!
Я поставила на кружке Жан-Пьера королевский цветок.
Тогда все покупатели стали просить нарисовать им геральдическую лилию. Возвращались даже те, кто уже купил кружку.
— С трилистником будет стоить дороже! — предупреждала ликующая Женевьева.
Я рисовала, Женевьева бурно выражала свою радость, а рядом стоял Жан-Пьер и с улыбкой глядел на нас.
Это была победа. На кружках мы заработали больше, чем любая другая палатка, и все об этом говорили.
Незаметно спустились сумерки, и начались танцы — на лугу, а для желающих — в вестибюле замка.
Женевьева сказала, что еще никогда не видела такой веселой ярмарки.
Граф исчез: он уже выполнил свой долг, посетив ярмарку. Клод с Филиппом тоже ушли. Я тщетно искала глазами графа, надеясь, что он вернется и пригласит меня на танец.
Рядом стоял Жан-Пьер.
— Ну, как тебе нравятся наши сельские развлечения?
— Они похожи на английские праздники, которые я люблю с самого детства.
— Я рад. Потанцуем?
— С удовольствием.
— Пойдем на луг? В вестибюле слишком жарко. Под звездами танцевать гораздо приятнее.
Он взял меня за руку, и мы закружились под звуки вальса.
— Вижу, тебе нравится наша жизнь, — почти касаясь губами моего уха, прошептал он. — Но ты не сможешь остаться здесь навсегда. У тебя есть свой дом…
— У меня нет дома. А из родных осталась только тетя Джейн.
— Не думаю, чтобы мне понравилась тетя Джейн.
— Почему?
— Потому что тебе она не нравится. Это ясно по твоему голосу.
— Я так плохо скрываю свои чувства?
— Просто я немного знаю тебя. Надеюсь узнать лучше, ведь мы друзья, верно?
— Мне приятно так думать.
— Мы счастливы… вся наша семья… что ты считаешь нас своими друзьями. Что ты будешь делать, когда закончишь работу в замке?
— Уеду отсюда. Но работа еще не закончена.
— Тобою довольны… в замке. Это очевидно. Сегодня Его Светлость смотрел на тебя с явным одобрением.
— Да, кажется, он доволен. Ведь я хорошо отреставрировала его картины.
Жан-Пьер кивнул.
— Не уезжай, Дэлис, — сказал он. — Останься с нами. Нам здесь будет грустно без тебя. Особенно мне.
— Ты очень добр…
— Я всегда буду добр к тебе… до конца жизни. А если ты уедешь, то уже никогда не стану счастливым. Я прошу тебя остаться здесь навсегда… со мной.
— Жан-Пьер!
— Выходи за меня замуж. Пообещай, что никогда не оставишь меня… никогда не оставишь нас. Твое место здесь, Дэлис, и ты это знаешь.
Я остановилась. Он взял меня за руку и отвел под раскидистые ветви росшего у лужайки дерева.