— Спасибо, — сказала я и вернулась к работе.
Но граф не пришел.
В июне у Женевьевы был день рождения, и в замке устроили праздничный ужин. Женевьева приглашала меня, но я, придумав благовидный предлог, отказалась. Клод — в конце концов она была хозяйкой замка — конечно не пожелала бы видеть меня на празднике.
Самой Женевьеве было все равно, приду я или нет. И графу, к моей досаде, видимо, тоже. Праздник прошел вяло. Женевьева ходила мрачная.
Я купила ей пару серых перчаток, которыми она залюбовалась в витрине одной из городских лавок, и девочка сказала, что довольна подарком. И все же, она была не в настроении.
На следующий день мы катались верхом, и я поинтересовалась, понравился ли ей праздник.
— Нет, — заявила она. — Было отвратительно. Что толку в дне рождения, на который нельзя пригласить гостей? Я бы хотела устроить настоящий праздник… С пирогом и короной…
— Это рождественский обычай.
— Какая разница? Впрочем, наверняка существуют обычаи, придуманные для дней рождения. Надо спросить у Жан-Пьера. Он должен знать.
— Тебе известно, как тетя Клод относится к твоей дружбе с Бастидами.
Женевьева вспылила.
— Я сама буду выбирать себе друзей. Я уже взрослая. Пора бы это понять! Мне уже пятнадцать…
— По правде говоря, это не очень много.
— Вы такая же гадкая, как все остальные!
Некоторое время она, насупившись, ехала рядом, потом пустила лошадь в галоп и скрылась. Я пыталась догнать ее, но она не оглядывалась, и я отстала.
В замок я вернулась одна. Меня тревожило поведение Женевьевы.
Жаркие июльские дни пролетели, как сон. Пришел август, виноград созревал на солнце. Когда я проезжала по виноградникам, кто-нибудь из работников обязательно говорил: «Хороший урожай в этом году, мадемуазель!»
В булочной, куда я заходила выпить кофе, все разговоры с госпожой Латьер сводились к винограду — сколько его уродилось да каким он будет сладким, если немного полежит на солнце.
Приближался кульминационный момент — сбор урожая, и все думали только о нем. Моя работа тоже не могла затягиваться до бесконечности — не сглупила ли я, отклонив предложение Клод?
Я старалась не думать о том, как уеду из замка. В Шато-Гайаре я провела около десяти месяцев, но чувствовала, что только здесь начала жить по-настоящему. Я не представляла себя вне замка. Отъезд лишил бы меня всего, чему я научилась радоваться в этой жизни.
Я часто перебирала в памяти разговоры с графом и спрашивала себя, не придавала ли я его словам смысл, который он в них не вкладывал. Не потешался ли он надо мной, делая вид, что интересуется моей работой? А может быть, через интерес к картинам он косвенно выражал свой интерес ко мне?
Жизнь замка меня захватила. Услышав о ежегодной ярмарке, я захотела принять в ней участие.
О ярмарке мне сказала Женевьева.
— Вам надо открыть свою палатку, мисс. Что вы будете продавать? А раньше вам доводилось бывать на ярмарках?
— В английских деревнях и городах постоянно проводятся ярмарки. Думаю, они не очень отличаются от французских. А кроме того, я делала всевозможные вещицы для церковных благотворительных базаров.
Женевьева стала просить, чтобы я ей рассказала об английских базарах. От рассказа она пришла в восторг и согласилась, что я прекрасно знакома с обычаями французских ярмарок. Я немного умела расписывать цветами чашки, блюдца и пепельницы. Сделав несколько вещиц на пробу, я показала их Женевьеве, и та рассмеялась от удовольствия:
— Великолепно, мисс! У нас на ярмарке еще не было ничего подобного!
Я с энтузиазмом разрисовывала кружки — не только цветами, но и животными: слониками, зайцами и кошками. Потом я придумала писать на кружках имена. Женевьева сидела рядом и перечисляла детей, которые непременно придут на ярмарку. Конечно, мы не забыли Ива и Марго.
— У вас эти кружки с руками оторвут! — воскликнула Женевьева. Никто не устоит пред кружкой с его собственным именем. Можно мне торговать с вами? Одной вам не управиться.
Ее воодушевленность обрадовала меня.
— Папа тоже придет на ярмарку, — сказала Женевьева. — Раньше он не бывал на них. Всегда был в отъезде… в Париже или где-нибудь еще. Сейчас он проводит здесь больше времени, чем обычно. Я слышала, как об этом говорили слуги. После несчастного случая он почти никуда не отлучается.
— Да? — бросила я небрежно, стараясь казаться безразличной. Конечно, он не уезжает из-за Клод. Я заговорила о ярмарке.
— Эта ярмарка должна быть самой удачной из всех.
— Так и будет, мисс. Раньше никто не продавал кружек, расписанных детскими именами. Заработанные деньги жертвуют монастырю. Я скажу настоятельнице, что это благодаря вам они пользуются таким спросом.
— Не дели шкуру неубитого медведя, — сказала я по-английски. И по-французски добавила: — Цыплят по осени считают.
Женевьева улыбалась. Видимо, опять увидела во мне гувернантку.
Однажды после обеда мы возвращались с прогулки, и мне пришла мысль использовать для ярмарки ров замка. Я его еще не исследовала, и мы спустились туда вместе. Внизу буйно разрослась зеленая трава. Было бы неплохо поставить там палатки. Женевьеве эта мысль понравилась.
— Пусть все будет не так, как всегда. Мы никогда не использовали старый ров, но это, конечно, самое подходящее место.
— Оно укрыто от ветра, — сказала я. — Представь, как палатки будут смотреться на фоне серых стен!
— Отлично, установим их там. У вас нет ощущения, что мы здесь отгорожены от всего мира?
Я поняла, что она имеет в виду. Внизу было тихо, совсем рядом возвышалась серая крепостная стена. Мы обошли вокруг замка, и я задумалась — не поспешила ли я со своим предложением? Какая-нибудь из ухоженных лужаек намного удобнее, чем неровное дно высохшего рва. Вдруг я увидела крест. Его воткнули в землю у гранитной стены замка, Я показала на него Женевьеве. Сев на корточки, она пригляделась к нему. Я последовала ее примеру.
— Здесь что-то написано, мисс.
Мы склонились над надписью.
— «Фидель, одна тысяча семьсот сорок седьмой год», — прочитала я вслух. — Это могила. Могила собаки.
Женевьева подняла на меня глаза.
— Такая старая? Потрясающе!
— Наверное, это собака с миниатюры.
— Ах, да! С той, которую папа подарил вам на Рождество? Фидель! Хорошее имя, по-французски оно значит: верный!
— Хозяйка очень любила его, раз похоронила вот так… с крестом, кличкой и датой.
Женевьева кивнула.
— Это меняет дело, — сказала она. — Получается, что ров — кладбище. Мы ведь не захотим устраивать ярмарку там, где похоронен бедный Фидель?