Читать интересную книгу Резерв высоты - Николай Скоморохов

Анатолий взглянул на восток — там уже всходило солнце.

Пароход тихо шел по воде, и, возможно, именно эта неспешность выбила летчиков из обычного ритма. Сначала никто не знал, чем заняться, потом кому-то пришло в голову написать письмо домой. Когда пристали ненадолго в Дубовке, многие выскочили на старенькую деревянную пристань и сразу же стали спрашивать стоявшего у трапа шкипера:

— Где здесь почтовый ящик?

Обшарпанный синий ящик еле вместил все треугольники.

Дойдут ли они до адресатов — неизвестно, но каждый хотел верить, что дойдут. Фадеев, опустив письмо Нине, вернулся на пароход, задумался о судьбе родителей и сестренки. Где они сейчас? Успели эвакуироваться или остались в Пятигорске? Ведь, судя по коротким сводкам Совинформбюро, немцы продвигались на Северном Кавказе очень быстро… Анатолий мысленно представил свой город, шастающих по нему фашистов, и у него муторно стало на душе…

Только отошел пароход от Дубовки, к Фадееву подошла Вика и скороговоркой прошептала:

— Шура Тропинина пропала.

— Да ты что? Когда?

— Не знаю. Вчера вечером перед отправкой была, а после отплытия ее никто не видел. Я обошла весь пароход, думала, может, она где-нибудь прикорнула. А ее нигде нет.

4

Медленно тянулось время. Пароход монотонно дышал, мерно шлепая колесами по воде. Все располагало к размышлениям.

Фадееву нравились волжские просторы. Он бродил по палубе, любуясь берегами реки, островками и заливами, в тихом раздумье смотрел, как оставался позади Камышин.

Река несла свои воды почти строго на юг. Впереди показался мыс, значительно возвышавшийся над окружающей его местностью. Пароход медленно обогнул его и повернул влево, к гористой части берега. Волга здесь текла быстрее. Движение парохода замедлилось.

Около левого борта стояла группа раненых красноармейцев, которые вместе с летчиками плыли из Сталинграда.

— Тут пировала вольница Стеньки Разина, нагоняя страх на проезжих купцов, — рассказывал пожилой красноармеец с бронзовым от загара, обветренным лицом. Было видно, что рассказчик он опытный, привыкший к вниманию аудитории.

— Выходит, Фрол, это тот самый утес Степана Разина, о котором в песне поется? — спросил кто-то из толпы.

— Нет, до него еще далеко, подойдем — покажу.

— А что это за гора? — снова спросил тот же голос.

— Слева, почти на самом конце этого длинного мыса, — гора Сигнальная, дальше гора Высокая. Меж ними будет километра три. С горы Сигнальной на Волге все видно как на ладони почти до самого Камышина.

Рассказчик сделал паузу, провел рукой по кургузой, черной с редкими сединами бородке и продолжил:

— На этих горах стояли вышки, метров по пятнадцать, а то и более.

— Такие громадные зараз ветром сдует, — засомневался молодой красноармеец.

— Молчи, слушай и ума набирайся, когда старшие говорят, — цыкнул на него пожилой красноармеец с цигаркой во рту.

Молодой почтительно замолчал.

— Когда снизу показывался купеческий караван, наблюдатель, находящийся ни горе Сигнальной, зажигал сено или солому. Его напарник на горе Высокой, увидев сигнал, кричал своим сотоварищам: «Купец идет!» — и давал ответ, зажигая тоже пучок сена: сигнал принят. А теперь, видите, вон слева большой залив? Там стояли разинские челны, скрытые от постороннего взгляда. Ватага, полонив купца, судно заводила в залив…

Пароход, следуя по фарватеру, медленно продвигался вверх по реке.

Анатолий, находясь под впечатлением от услышанного, уже иным взглядом окидывал окрестности. Вроде бы берег как берег, никаких в нем особых красот, но, оказывается, сколько тайн хранит в себе каждый камень! Вот она Русь-матушка! За ее просторы, за великую Волгу-реку, за каждую тропинку на берегу все они бьются сейчас насмерть с врагом.

Фадеев подошел к бойцам, встал с ними рядом, словно этим движением хотел подтвердить свою к ним близость, свое с ними единство.

— Вот смотрите, — продолжал Фрол, — слева первый залив, за ним второй, а между ними выступ — это и есть утес Степана Разина.

Чем ближе подходил пароход к знаменитому утесу, тем активнее шел разговор об этой достопримечательности. Его скромный вид никак не соответствовал представлению о могучем утесе, знакомом каждому по знаменитой песне. Страсти накалялись.

В это время произошла смена вахты, и к спорщикам подошел капитан, внимательно слушавший их разговор.

— О чем речь ведете, воины? — спросил он.

Красноармейцы почтительно расступились перед хозяином судна, и кто-то сказал:

— Фрол нас убеждает, что вон тот выступ — это утес Степана Разина.

— Он прав. Этот небольшой мыс действительно является утесом Стеньки Разина.

— Неужто?! — послышались голоса.

Капитан привел различные доказательства целесообразности места расположения разинского войска, удобства подхода к утесу с суши и со стороны реки, упомянул об изменении русла за минувший период и убедил собравшихся в том, что именно этот небольшой выступ и есть утес Степана Разина…

5

Под убаюкивающий стук колес и вздохи машины Фадеев быстро заснул и где-то перед рассветом проснулся от тревожных гудков и шума на палубе. Анатолий не сразу понял, что произошло, а выбравшись на палубу, увидел: в небе сверкают прожектора, гудят истребители, отбивая налет вражеских самолетов.

Пассажиры выскакивали на палубу. Кто-то из команды терпеливо объяснял им: к Саратову подходим, немцы, наверное, железнодорожный мост через Волгу бомбят.

Прожектористы, как кинжалами, рассекая лучами прожекторов ночную темь, стремились поймать в их перекрестье вражеские самолеты, сделать их видимыми для атак наших истребителей. Люди, наблюдая за ходом воздушного боя, бросались от одного борта к другому. Пароход раскачивался.

Капитан, видя бурную реакцию своих пассажиров, громко потребовал: «Прекратить движение с борта на борт! Пароход перевернете!»

Люди было угомонились, но в этот момент перед самым носом парохода одна за другой взорвались три бомбы. Заработали на полную мощь машины, зашумели люди, и пароход, круто развернувшись, направился к правому берегу Волги. Совсем рядом взорвалось еще несколько бомб. «Промазали», — обрадовался Фадеев.

Взрывной волной и брызгами обдало людей, находящихся на палубах. Набежавшими волнами пароход подбросило раз, другой, и тут началось столпотворение…

Фадеев, находясь на носу верхней палубы, с любопытством и тревогой наблюдал за обстановкой в небе, действиями команды парохода, реакцией пассажиров и невольно отмечал, что поведение людей во многом зависит от их знаний и опыта. Тыловики со страху бросались в панику, храбрые защитники Сталинграда, побывавшие не раз под бомбежкой, держались спокойно. Может, кое у кого из них на душе кошки и скребли, никто не подавал виду. Летчики, храбрые в воздухе, в создавшихся условиях чувствовали себя неуютно, но тоже вели себя с достоинством.

В команде, он знал, тоже не все храбрецы, но каждый при деле, а оно требует от человека внимания и действий, ему некогда труса праздновать, работать надо…

Пассажиры, разойдясь по своим местам, постепенно успокоились. Реже стали мелькать лучи прожекторов, засерел восток, начиналось утро нового дня войны…

6

Пароход наконец-то добрел до Горького.

Их старый знакомый Акула встретил авиаторов не очень дружелюбно. Мастерски владея крепкими словами, он разделал полк Давыдова «под орех» за то, что много потеряли людей и самолетов, но в заключение смилостивился:

— Ну ладно, я-то думал, что совсем никого не привезете, а вы еще почти половину состава летчиков сохранили!

— У других хуже? — спросил Давыдов.

— Бывало и хуже, — уклончиво ответил Акула.

— Как нам теперь быть, на что рассчитывать? — снова поинтересовался Давыдов.

— На себя в первую очередь. Зря держать здесь не буду, но самолетов пока нет, и очередь на них большая. Вас будем комплектовать в составе трех эскадрилий, на это нужно время, поэтому побыстрее подбирайте людей и переучивайте их. Выбор есть — вернувшиеся из госпиталей фронтовики и из школ прибывают хорошие ребята. Устраивайтесь. Напоминаю, порядки строгие. Я фронтовой вольницы не терплю…

Началась обычная «заповская» учеба — изучение района полетов, нового мотора и самолета, обмен боевым опытом.

В запасном полку собрались летчики с разных фронтов, было много молодежи из школ. Взаимное общение, обмен мнениями приносили большую пользу. Фадеев со своим звеном сразу же окунулся в напряженный ритм учебы. Как и на фронте, звено «С» было впереди.

7

На одном из занятий Богданов представил Фадееву красноармейца, который бодро отрекомендовался:

— Дважды отважный Иван Завражный, прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы в должности рядового летчика.