Читать интересную книгу Резерв высоты - Николай Скоморохов

Фадеев, видя, что комэску опасность больше не грозит, направился на помощь Давыдову, который вместе с комиссаром атаковал бомбардировщики.

Отогнав последнюю пару истребителей противника, Богданов с Гончаровым набросились на «юнкерсов». Под меткими, очередями шестерки советских истребителей «юнкерсы» запаниковали. Не доходя до цели, они начали освобождаться от груза и возвращаться на запад. Но не всем было суждено вернуться целыми и невредимыми. Один за другим вспыхивали бомбардировщики и, объятые пламенем, падали на русскую землю.

В горячке боя никто не обратил внимания на горючее, и только после того, как комиссар крикнул: «У меня горючего — ноль», — Фадеев взглянул на свой бензиномер и убедился, что у него тоже около пятидесяти литров. Команда Давыдова: «Прекратить преследование, идем на аэродром!» — подоспела как нельзя кстати.

Буквально на последних каплях бензина летчики произвели посадку. Радостные и возбужденные, выскочили они из кабин, бросились друг к другу. Комиссар и командир обнялись, расцеловались и поздравили всех участников этого вылета. Победа была убедительной: разогнали три девятки бомбардировщиков, более десятка «мессершмиттов» и сбили семь самолетов врага. Кроме того, и это было главным, командир и комиссар личным примером доказали, что при высоком мастерстве и умелом управлении боем можно и малыми силами бить и «мессеров», и «юнкерсов».

Наступил сентябрь. Фашисты перебрасывали к Сталинграду новые силы, стремясь сбросить в Волгу его героических защитников.

Летчики полка Давыдова отважно вели воздушные бои, часто выходили из них победителями, но и им доставалось: нет-нет, да и собьют кого-то.

Полк таял, в нем оставалось всего пять самолетов. Пополнения пока не ожидалось.

В один из этих напряженных дней Фадеев узнал, что в первой эскадрилье пара, вышедшая на разведку аэродромов противника, не вернулась с боевого задания, В ее составе был и Глеб Конечный.

Глава XV

1

Известие о том, что Глеб не вернулся с боевого задания, потрясло Тропинину, но она молча и сдержанно переживала свое горе.

Шура росла в многодетной семье, в постоянных заботах о младших братишках и сестренках. В ее жизни не оставалось времени ни для молодежных вечеринок, ни для дружбы с ребятами. Встреча с Конечным всколыхнула ее сердце. Он сразу покорил девушку своим веселым нравом, открытой душой. Ей нравилось, как Глеб с детской непосредственностью, без конца подсмеиваясь над собой, клял себя на все лады за какие-нибудь упущения. Он никогда не осуждал других, если что-то не ладилось у него, винил лишь себя — быстро, кратко и безапелляционно: «Дурак, сам виноват». Но главное, за что она его ценила, — он был совершенно равнодушен к другим девушкам, просто не замечал их. Шура быстро привязалась к Глебу. Встречи в Ростове и на фронтовых аэродромах, его внимание и забота еще больше укрепили и углубили ее чувство. Правда, про себя она осуждала его за пренебрежение к опасности, легкость некоторых суждений, нежелание, а порой и неумение отстаивать свои взгляды… Привыкшая опекать младших, она заботилась и о Глебе, иногда подсказывая ему, как поступить в том или ином случае. Глеб никогда не спорил с ней, чем доставлял Шуре огромное удовольствие, но часто забывал об ее советах и, как ей казалось, слишком медленно изживал свои недостатки. Шура не падала духом, верила, что в будущем у них будет все прекрасно. И вдруг — Глеб не вернулся. Где он, что с ним?

Конечно, она знала, что не вернувшиеся с боевого задания летчики порой через какое-то время возвращаются, всякое случается на войне. Но в своей жизни на чудо она не рассчитывала. И если уж она потеряла Глеба — такого доброго, родного человека, ей остается одно — мстить за него! Мстить, уничтожать гитлеровцев! Она решила пойти поговорить об этом с Фадеевым, но неожиданно появилась Вика, и девушки направились к нему вместе.

Анатолий издалека увидел два знакомых силуэта.

— Здравствуйте. Ты, конечно, тревожишься о Глебе? — спросил Шуру Фадеев и тут же попытался ее успокоить: — Не надо волноваться, полетели они далеко… Может, случилось что-то с мотором, подбили, может, заблудились ребята после воздушного боя. Но я убежден, Глеб жив и скоро вернется.

— Когда? Когда? — настойчиво допытывалась Шура. — Я боюсь, что с ним случилось непоправимое! Глеб такой несерьезный!

— Шура, не торопись его хоронить! Как только что-нибудь узнаю о нем, тут же сообщу, немедленно!

Когда девушки шли обратно, Тропинина твердо сказала:

— Виктория, мне все ясно. Глеб не вернется. Я трезво оценила все «за» и «против».

— Вот увидишь, — перебила подругу Вика, — пройдет один-два дня, и появится как миленький. Сколько летчиков сбивали, и большинство из них возвращались.

Подруги некоторое время шли молча, затем Шура сказала решительно:

— Пойду к комиссару.

— Зачем? — удивилась Вика.

— Чтобы он помог мне уйти на фронт.

— Ты и так на фронте.

— Я хочу на передовую…

— Подумай получше, взвесь все и тогда решай, как быть.

— Нет, Вика, я иду сейчас. Не надо меня уговаривать, все уже решено!

Фадеев долго смотрел вслед Шуре. Приход Тропининой стал для него открытием. Он как-то не предполагал, чтобы эта серьезная, рассудительная девушка могла так глубоко и искренне полюбить славного, но очень легкомысленного, по меркам Фадеева, Глеба Конечного. Что между ними общего?

И тут же подумал о Нине. Что бы делала Нина, если бы с ним случилась беда?

До обеда Фадеев занимался поиском следов Глеба, но никто ничего определенного сказать не мог. Выяснилось главное — на ближайших аэродромах его пара не садилась. Оставалось два варианта: или посадка в поле на нашей территории вдали от войск, или сбит в воздушном бою. В последнем случае тоже могли быть варианты: посадка на территории, занятой врагом, пленение, гибель…

После обеда Анатолий до позднего вечера работал вместе с техсоставом, восстанавливая почти заново и облетал самолет. Слепленный из отдельных частей разных самолетов, отнивелированный на глазок, ЛаГГ-3 вел себя на разных режимах по-разному, и летчику трудно было предугадать, какой трюк может выкинуть машина при очередном маневре, но Фадеев рад был и такому самолету. После ужина быстро заснул, обнадеженный — есть на чем лететь завтра на боевое задание!

2

Утром после завтрака Фадеева перехватила Вика и взволнованно сообщила:

— Толя, Тропинина вчера была у комиссара, просила, чтобы ее отправили на фронт!

— Что ответил комиссар?

— Уговаривал, но она уперлась и настаивает на своем.

— Где она? Давайте поговорим все вместе.

— Я сейчас найду ее. Где ты нас подождешь?

— В районе своей стоянки.

— Жди. Мы скоро будем.

Прошло около часа, прежде чем перед Фадеевым в сопровождении Вики предстала Тропинина — с заплаканными и сердитыми глазами.

— Шура, ты что, в поход собралась? — спросил ее серьезно Анатолий.

— Ты думаешь, только вам, мужикам, воевать, а нам лишь хвосты самолетов заносить да боеприпасы таскать, — сердито ответила Шура. — Мы тоже кое-что умеем… Скажи лучше, тебе удалось узнать, что случилось с Глебом?

— На ближайших аэродромах их нет. Думаю, они поцапались с фрицами, увлеклись, а на обратный путь горючего не хватило.

— Ты это серьезно?

— Конечно. Я уверен, он жив и скоро вернется.

Шура резко повернулась и ушла.

3

Следующий день начался важной новостью. Был получен приказ передать оставшиеся самолеты соседнему полку, а личному составу пароходом следовать в Горький для переучивания на новые машины. Вечером давыдовцы погрузились и в полной темноте двинулись вверх по Волге.

Сентябрьские вечера в районе Сталинграда были теплыми и душными, но, на воде, особенно ночью, все почувствовали, что стало легче, свободнее дышать.

Гарь, клубившаяся в районе города, по мере того как пароход шел вверх, постепенно улетучивалась, и к рассвету воздух стал чистым и прозрачным.

Сержантская тройка долго бродила по верхней палубе. Подставив лица освежающему потоку воздуха, ребята разговорились.

— Надо же, почти год мы провоевали и живы, здоровы, — сказал Гончаров.

— Не торопись подводить итоги, Ваня, — урезонил боевого друга Овечкин.

Фадеев молча слушал друзей. Как было не согласиться? Да, прошло около года, как они все вместе. Ребята возмужали, побывали в смертельных схватках, одержали по нескольку побед, живы и здоровы. Большое это счастье! Как здорово, что сержантское звено продолжает выдерживать всё испытания!

Анатолий взглянул на восток — там уже всходило солнце.

Пароход тихо шел по воде, и, возможно, именно эта неспешность выбила летчиков из обычного ритма. Сначала никто не знал, чем заняться, потом кому-то пришло в голову написать письмо домой. Когда пристали ненадолго в Дубовке, многие выскочили на старенькую деревянную пристань и сразу же стали спрашивать стоявшего у трапа шкипера: