Иногда Флоринда смягчалась и сетовала на тот беспорядок, который воцарился в группе. Наблюдая за обычной суетой после окончания одного долгого семинара, она поделилась со мной тем, что находила прискорбным: он поцеловал, он коснулся, он шептал, он ласкал. Никто не обращал внимание на Бесконечное, но все ловили малейшее его движение. Кого он постриг? Кто надел ботинки, которые по статусу соответствовали ведьмам? Кого он пригласил на ланч? У кого чей телефонный номер, у кого есть его домашний номер? Кто пошел в кино с Фло? У кого был обед с суши? Кто отправился поработать в «сад дона Хуана»? Кому дали деньги, одежду, новую машину?
Кто получил подарок, который был изношен или использовался одним из них? Кто смотрел видео у Карлоса? С кем он спал последний раз, и как часто?
Иногда Карлос оставлял метки. Однажды мы занимались любовью так неистово, что он до крови искусал мои губы, а потом во второй половине дня отослал меня работать в офис. Я выкрутилась — покрыла губы блеском.
Какое-то время Пуна и я, сдружившись, обменивались техникой китайского массажа, похожего на медицинские банки, при котором оставались следы на шее, напоминающие засосы. Гвидо рассказал мне шесть месяцев спустя, что, увидев мою шею в таком виде, он почувствовал, как «закипает от ревности».
Истории тех, кто жил коммуной, холодили мою кровь. Карлос мог вызвать одну из них для секса, и она в бешеной спешке принимала ванну, молча наряжалась и прихорашивалась, в то время как другие продолжали смотреть видео или обедать. Этим людям на самом деле было плохо.
Патси, молодая, шумная, агрессивная аргентинка, делила комнату, в которой был телефон, с Нэнси, интеллигентной итальянкой, напоминающей мне олененка. К моему изумлению, Карлос предпочитал долго и бестолково трепаться по телефону с Патси. Часто она, приняв ванну, уходила.
Тогда Нэнси ложилась лицом вниз на кровать, сжимала кулаки и, давясь слезами, пыталась быть «безупречной». Иногда Патси возвращалась с новой безделушкой, но обсуждать чувста Нэнси было слишком по-человечески, слишком низко — так поступали люди.
Другая пара — Соня и Астрид. Говорили, что они очень подходили друг другу. Я чувствовала себя с Астрид в безопасности и могла доверить ей свою печаль: Карлос давно избегал прикасаться ко мне за пределами своей спальни, за исключением редких случаев, а я грустила и ревновала. Астрид сказала мне как-то, что «один человек» тоже ужасно страдает: заметив однажды, как Карлос в безумной страсти обнимал меня на улице возле кубинского ресторана, «этот человек» был смущен нашим растрепанным и разгоряченным видом и ушел. Астрид намекала, что источником враждебности Сони ко мне был этот случай, очевидно, он никогда не прикасался к ней «так, как ко мне в тот раз».
Однажды я спросила Фло, почему у меня никогда не было пары. Она снисходительно рассмеялась, как будто это было очевидно: «С кем ты могла бы ужиться?»
Возможно, это было именно так. Я была однолюбкой, и необходимость наблюдать подготовку своей «компаньонки» к бурной экстатической игре с нашим «мужем», заставила бы меня сбежать, или сделать что-то еще. Я часто задавалась вопросом, был ли Карлос на самом деле таким знатоком (хотя его методы были небезупречны), чувствующим пределы всех и каждого, и, подобно иглорефлексотерапевту, до миллиметра рассчитывающего точку для укола, чтобы не допустить взрыва эго?
глава 27
ЮВЕЛИРНЫЕ БИТВЫ
Она пыталась вспомнить, что же она ожидала. Надеялась ли она, что что-то, пусть очень немногое, могло измениться? И не вернуться назад, а измениться к лучшему.
А Л. Баркер «Вовремя»
Ни страдания, ни муки, ни магическое разрушение эго — ничто не могло сравниться с «ювелирными войнами». Карлос использовал побрякушки: от граненого циркона до бриллиантов от Тиффани — от дешевых до очень дорогих, для подстрекательства, провокаций и раздувания эго.
Это была тактика мастера, выносившая на поверхность все самое худшее в каждом человеке, — «эго-токсины» как будто вскипали. И, по обыкновению, я не видела ничего хорошего в том, что Карлос безрезультатно атаковал чье-то «самомнение». Но, как заметила Муни, он умел наслаждаться настоящим шоу.
Ко времени возобновления знакомства с Карлосом (это произошло после смерти моего отца), у меня собралась небольшая коллекция драгоценностей: некоторые я купила сама, несколько прекрасных вещей подарили родители. Я заботливо хранила кольцо с темно-красным рубином и алмазами по краям, доставшееся мне от бывшего мужа. В первую нашу встречу Клод заметила рубин и разволновалась:
— Кто это тебе подарил?
— Наверное, счастливый камень, — предположила Муни, пытаясь скрыть интерес.
— Мой бывший муж, — ответила я, улыбаясь. Рот у Клод перекосило так, как будто она съела что-то гнилое:
— Муж?! Отвратительно! Избавься от этого!
Я спросила Флоринду и Карлоса, как поступить. Украшения, особенно драгоценные камни, подаренные мужчиной в знак так называемой «любви» (люди, считал Карлос, не были способны к настоящим чувствам), воспрещались. И поскольку «не существовало никаких законов в мире магов», мне ежедневно напоминали об этом, так сказать, настойчиво рекомендовали. Карлос велел мне продать кольцо. Предметы, которые я купила сама, надо было пожертвовать ему для очищения и передачи другим женщинам без всяких историй об их происхождении.
Флоринда настоятельно советовала: «Если ты когда-либо увидишь одну из своих вещей на ком-то, никогда не говори ни слова. НИКОГДА!» Я обещала и потихоньку стала отдавать свои сокровища, а вредоносное кольцо продала немедленно.
Жемчуг был моим любимым украшением, а сюжет моей первой книги был основан на романтических представлениях о нем. Мать подарила мне прекрасное жемчужное ожерелье, а когда я продала роман, то купила бусы из жемчуга на Таити. Каждый раз, когда я отдавала Карлосу что-то из любимых вещей (по его просьбе передавала драгоценности Флоринде), я надеялась, что ставлю точку. Наконец я показала Флоринде жемчуг, она взглянула на него, затем покачала головой: «Нет».
— Не надо, Эллис, спрячь. Он слишком красив. Убери его подальше.
Для учениц, которые выросли в достатке, ценили женственность, отказ от украшений считался мощной «магией бездействия». Однако такой аскетический подход продолжался не более трех лет, — когда дырки для сережек в моих ушах заросли, всем новичкам стали дарить изумруды, бриллианты, жемчуг и рубины — целые состояния из старинных драгоценностей и изделий от Тиффани. Иногда Карлос раздавал украшения типа ожерелий из янтаря en masse одновременно пятнадцати женщинам, многозначительно исключая меня. Для некоторых девочек подарками из драгоценностей был отмечен день их прибытия. Карлос предложил одной новой ученице пустую, оплаченную квартиру без телефона, в которой была только шкатулка с драгоценностями. Она сбежала, когда он попытался соблазнить ее.