палка, чем-то просмоленным небрежно обмотанная, а подобие креста, с болтающимися на нём костями, похожими на человеческие. И пламя полыхало не где зря, а поднималось из установленных на верхушках чаш. Причём чаши не керамические, из черепов сделаны.
Вот тут сомнений нет — явно человеческие.
Также на поляне были люди. Сотни две с лишним разукрашенных дикарей. Большая часть расположилась у опушки, несколько десятков держались ближе к центру, где образовывали невеликий внутренний круг. Именно эти и пели, стоя во весь рост и опираясь при этом на непомерно длинные копья. Все прочие сидели, рты не раскрывая, и в ритм пения похлопывали себя по груди кулаками.
А ещё возле большого костра была установлена перекладина из жердей, и на ней висели связанные пленники: низкорослый мужчина средних лет и девушка-азиатка, выглядевшая чуть ли не школьницей, причём не самых старших классов. Одежда изодранная и грязная, но понятно, что оба не местные.
Участники.
— Похоже, здесь пикник, и наших сейчас съедят, — тихо предположил Ледибой.
— Я бы тоже пожрал чего-нибудь, — мечтательно протянул Порнозаяц.
— Заткнулись оба! — прошипел Грешник.
Экие несерьёзные у него спутники. До ближайших дикарей всего-то три десятка шагов, а они тут общаться вздумали.
И что дальше прикажете делать? Смысл происходящего непонятен, зато понятно, что долго болтаться возле такой толпы нежелательно.
Но тут дикари начали действовать. Певцы резко изменили тональность, ускорились, ритм стал тревожнее, слова выкрикивали резче, злее. Из основной толпы выскочили несколько человек. У каждого груз: или немаленькая корзина, или здоровенное деревянное ведро. И то и другое тащили с трудом, там явно что-то увесистое.
Приблизившись к перекладине, дикари принялись опустошать свои посудины. Ухватившись за цепочку, Грешник максимально приблизил картинку и разглядел, как перед пленниками разрастается омерзительная куча из дохлых крыс, ворон и неузнаваемой падали, перемешанной с потемневшей требухой, ошмётками сомнительного мяса и разваливающимися тухлыми рыбинами.
Затем с противоположной стороны поляны притащили ещё одного пленника. Этот не похож на участника, а похож на мирного аборигена. И набедренная повязка характерная, и татуировки знакомые.
Взгляд перепуганный, безумный, что-то мычит, но деревянный кляп, жестоко забитый в рот, не позволяет ни слова произнести.
Из толпы поднялся ничем не примечательный дикарь. Разве что несколько необычных, кроваво-красных ожерелий отличали его от прочих, да череп на голове выделялся рекордными размерами.
Приблизившись к мычащему туземцу, он присел перед ним на колено, помедлил несколько секунд, глядя пленнику в глаза. Будто упивался его страхом.
А затем неуловимо-быстро сверкнула сталь кривого ножа, и из развёрзнутого живота бедолаги вывалились внутренности.
Жертва ещё издавала звуки, ещё дергалась, а убийца уже запустил руки в огромную рану. Хорошенько запустил, почти по локти. Замер на несколько секунд, затем мелко задрожал. Песнопения вновь изменились, зазвучали ещё быстрее, уже без намёка на мелодию, рваными клочьями, которые никак не могут быть словами.
Разве что сочинители выбрали из неизвестного языка исключительно предлоги и междометия.
А затем умирающая жертва начала меняться. Очертания тела сглаживались на глаза, а кожа темнела и наливалась краснотой. Руки растянулись до земли и начали вливаться в тело, куда уже почти целиком провалилась голова. Свалилась набедренная повязка, из почти чёрной массы выкатился кляп.
— Это же… это же та капля, — охнул Порнозаяц.
Да, так и есть. Бедняга за минуту превратился в снаряд, которыми в начале защиты обстреливали посёлок. Перед убийцей замерла огромная капля, вопреки всем законам не растекающаяся и, похоже, ни на чём не державшаяся. Попросту в воздухе зависла. Ну или опорой служат руки убийцы.
— Так вот из чего они эти штуки делают, — не успокаивался Порнозаяц.
— О! Приветствую тебя, кэп Очевидность, — подключился Ледибой.
Убийца медленно встал с колена, продолжая удерживать руки перед собой. Омерзительная масса подчиняясь ему, тоже поднялась. В несколько шагов добравшись до кучи тухлятины, дикарь начал разводить руки в стороны. Тональность пения при этом снова изменилась, а капля начала стремительно разрушаться, опадая на смердящую груду крупными брызгами.
Минуты не прошло, как от неё ничего не осталось. И при этом ухитрилась залить всю кучу.
Убийца аборигена медленно вскинул окровавленные руки, после чего ещё медленнее их опустил и указал обеими на пленных участников.
— Бро, похоже их тоже на красные сопли пускать собрались. Бро, что теперь делать будем, а?
— Да замолкни ты уже…
К палачу, или, скорее, тёмному магу, быстро подтащили мужчину. Тот неистово извивался, но ничего не мог поделать, связали его основательно. Как ни ужасно, но, похоже, Порнозаяц прав, и сейчас придётся смотреть на жуткую, противоестественную казнь участника.
Однако сценарий изменился. Убийца не стал приседать на колено и хвататься за нож. Вместо этого он чуть нагнулся, зачерпнул из смрадной кучи комок омерзительной массы. Дикари, удерживающие пленника, выдернули кляп и со знанием дела распахнули рот пошире. Бедолага замычал глухо, задёргался сильнее, но всё тщетно.
Грязная ладонь приблизилась и пропихнула в рот порцию тухлятины, сдобренной тем, что сотворили из жертвы.
Мычание стихло, мужчина задёргался сильнее. А в рот уже новая порция последовала. Ладонь надавила, жестоко запихивая зловонную гадость поглубже.
Нет, он уже не дёргается. Это конвульсии. Задыхается? Вряд ли, это больше на припадок похоже.
Маг вскинул руки, и по этому сигналу дикари расступились, отпуская пленника. А тот, бухнувшись на колени, уродливо извернулся, зарылся лицом в тухлятину, жадно начал хватать эту дрянь, торопливо глотая.
— Чёрт! Что за хрень! Да твою же мать! Грех, ты это видел? Бро, это чего с ним такое? Он же не мог так оголодать.
Грешник настолько проникся происходящим, что даже затыкать Порнозайца не стал.
Более омерзительной картины в жизни не видел.
А мужчина все жевал и жевал. То есть, нет, он не жевал, он хватал и глотал, не прожёвывая. И, странное дело, не давился. Не будь конвульсий, это бы выглядело высшей степенью хорошего аппетита.
При ненормально-эффектном челюстном аппарате.
Грешник не сразу осознал, что картина меняется, причём меняется неожиданно. Ужасающая пища не просто в желудок уходила, она каким-то образом воздействовала на тело. Проще говоря, человек медленно расплывался. Он будто толстел