Оглянувшись, она поняла, что стоит на мосту. Том самом, по которому шла искать Кирилла. Мир вокруг был настолько же реален, насколько и равнодушен. Во всей его суете Лея чувствовала себя нескончаемо одиноко. У этого мира было все, но он ничего не мог ей предложить. Выходя из того огня ей казалось, что она может это взять. Но у нее ничего нет. Ни Киры, ни работы, ни дома, ни мечты. «Мне не оставалось в этом мире места», — вспомнились ей слова Кристины.
Лея посмотрела на воду, цепляясь за перила. Только нырнуть. Прыгнуть в эту пучину, в бездну своего отчаяния. Ножи тут не помогут, она может выжить, как подруга. И сейчас, глядя на мелкие волны, испещряющие толщу воды, Лея надеялась только на то, что ей хватит решимости.
Она думала, что сможет быть нормальной. Что все может быть по-другому. Хорошо, что хоть удалось попрощаться с Ириной. Ну, а ее чувства… Это его выбор. Теперь Лея знает. И она понимает. И, как и обещала, принимает. «Прощай, Кира. Каждое мгновение с момента знакомства с тобой было наполнено жизнью в моей проклятой судьбе. Ты мое лучшее проявление. Моя самая прекрасная попытка научиться жить. Спасибо просто за то, что ты есть. За каждый подаренный шанс оказаться по ту сторону мучений».
Ее прошлое.
То, что у них не получилось.
Кириллу нужна нормальная женщина. Та, с которой будет легко. Которую он сможет удовлетворить и к которой будет легко прикасаться. Не Лея с ее болью и ее историей. Не те травмы, что она думала, Кир способен исцелить.
«Он никогда не выберет тебя».
Никто не выберет. Ни ее настоящий отец, который умер, ни его родственники, которые отказались от всяких связей. Ни ее мать, которая не защищала своего ребёнка. Ни Кир, который заслуживает самой лучшей жизни. И уж точно она у него будет не с ней. Кирилл просто подумает, что Лея ушла. Особенно, когда ему скажет об этом Андрей. Все правильно. Лее не место в его мире.
Вообще в этом гребаном проклятом мире.
Агентство расторгло с Леей договор. Андрей ее выгнал из коттеджа. Из того дома, что дала ей добрая женщина, которая однажды посетила ее забытую богом деревню. И у которой сердце было способно любить даже этого бесчувственного человека. И теперь даже в сердце Кирилла для неё не осталось места.
У неё больше ничего нет.
Ей больше не за что бороться.
Все кончено.
Теперь уже ничего не важно. Ничто не имеет значения. Внутри не осталось ни капли надежды на будущее, а настоящее утекает сквозь пальцы. Кажется, вот-вот реальность рассыплется на кусочки. Это хуже чем одиночество. Хуже чем то, что ты остался один. Потому что у тебя не осталось себя. Никто и ничто не заполнит эту пустоту. Потому что заполнять нечего.
Внутри как будто раскалённая пустыня, чертова засуха. Ни вдохнуть. Ни выдохнуть. Отчаяние крайней степени — это то, когда нечего терять, когда ничто больше не держит, когда нет ни единого желания, ни единого твоего присутствия хоть в чем-то. Не остаётся ни мечты, ни надежды, ни злости, ни ненависти. Это абсолютная неуязвимость, потому что защита пробита, ты оголён как провод. Больно только оболочке. Нутро уже не чувствует ничего, потому что оно становится пустотой.
Когда внутри нет чувств, считай, что ты уже мёртв. Что такое боль, когда от тебя ничего не осталось? Ни страха, ни печали. Ни потребности, чтобы кто-то был рядом и чтобы кто-то узнал.
Ты умер ещё до того, как наступила смерть.
Смысл быть причастным уже теряется. Поэтому предсмертные записки — это ложь. Это лишь форма выражения о спасении. Крик о помощи. Но в пустоте нет ни спасателей, ни тех, кого спасают. Тебя уже не цепляет прошлое, потому что нет ощущения, что ты вообще когда-то существовал. А если это так, то есть ли смысл с этим прощаться?
Что же могло случиться такого с человеком, что он не нашел другого выхода? Задала Лея себе тот же вопрос, что мучил ее, когда она увидела шрамы Кристины.
Когда ее жизнью распорядились, как вещью, — у нее отобрали все. Тело, детство, веру, самоуважение. Но не отняли свободу. Поэтому она тогда не шагнула в огонь. Но сейчас Лея может шагнуть вниз.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И все.
Это страдание прекратится.
В смерти нет боли.
И никто об этом не узнает. Все подумают, что она просто сбежала. Да, так всем станет легче, и она не будет никому мешать.
В конце концов, смерть — это тоже свобода. И в этот раз она тоже выбрала сама. Даже как умереть.
Теперь уже сама.
Несмотря на тяжелую юбку платья, Лея легко подтянулась на перилах, перенесла ногу, затем вторую. И ни секунды не мешкая, сорвалась вниз. Удар о воду был стремительно неизбежным. Голос Киры в последний раз прошептал ее имя, заключая в объятия. Но только холодная толща воды распростерла для нее свои руки и сомкнулась над ее головой, унося в свою безразличную пучину. Сколько раз она боялась задохнуться при панических атаках. И вот сейчас это происходит.
Но ей уже не страшно.
Глава 20
Сразу же после тренировки Кир отправился в особняк Алены. После душа волосы еще были влажными, но открытые окна авто служили вместо фена. На заднем сидении лежала спортивная сумка с экипировкой, сейчас же он был одет в черный смокинг. Телефон молчал, Лея ему так и не ответила на сообщение о том, что он сразу же поедет на бал. Под ложечкой засосало от волнения, но вчерашняя ссора еще была свежа в памяти. В конце концов, на сегодня у нее не было планов, кроме вечера, поэтому волноваться не о чем. И дома ведь мама, рейс у родителей сегодня только в семь. Значит, с ней все будет в порядке.
Воспоминания о ссоре заставили его сжать челюсть до боли в зубах и вцепиться в руль до побелевших костяшек. Сильнее проступившие шрамы только больше усугубляли его тревогу. «Ты же поклялся, мудак», — пробубнил он сам себе. Но смотреть в ее глаза после вчерашнего не мог. «Трус».
Сегодня она будет на этом балу, и что ему остается делать? Кир заглушил мотор на парковке, прибыв на место, но выходить из машины не спешил. Уставившись на руль, он даже не посмотрел в зеркало заднего видения, чтобы проверить, как высохли волосы. Свое собственное отражение ему было противно.
Приехал он слишком рано, и народ только подтягивался. С облегчением парень заметил, что Леи еще нет. И видеть сейчас Кир хотел только одного человека. Но и Алены нигде не было. Чтобы скоротать время и обдумать, что скажет, он отправился на второй этаж. Рука машинально потянулась за вейпом в карман, но его там не было. Кир чуть ли не взвыл от того, что приехал на машине и не может выпить. Так еще и курить он бросил. И снова мысль о Лее сжала его ребра. «Из детства я помню только то, что табачный дым был нормальным воздухом…» Слова Леи проникли под кожу, просочились в каждый уголок его тюрьмы. И добрались до самой души, что парень думал навсегда потеряна. Поэтому в ту же ночь Кир перестал курить. С алкоголем оказалось сложнее. И сейчас нервы натянулись, как струна, а спустить их нечем.
Внизу уже становилось шумно, и Кир слез с подоконника, на котором отсиживался перед неминуемой встречей. Из тени колонны он выглянул, чтобы посмотреть вниз на собравшихся. И именно в этот момент в зал вошла она.
Лея.
На миг у него перехватило дыхание, и парень поправил слишком тесно сжимающую горло бабочку. Все звуки вокруг поглотились, люди исчезли. Ее острые плечи были оголены, бюст приподнят корсетом. Она выглядела словно принцесса, сошедшая со страниц сказки. Этот ее всегда бросающий вызов всему миру взгляд. Холодный и колючий словно мороз. Как листья покрытые инеем. И такой теплый, как трава, проступающая из-под снега, когда эта девушка смеется. Когда она улыбается.
Ему.
Лея окинула своими зелеными глазами помещение и модельной походкой пошла в гущу людей. Но что-то Кира смутило. Вот только он не понял, что именно.
Прежде, чем с ней объясниться, он должен увидеть Алену. Вернувшись снова в коридор с дверьми спален, он ожидал, что вот-вот должна появиться хозяйка этого вечера. Будет хорошо, если их никто не увидит, поэтому он перехватит ее здесь. Телефон завибрировал в кармане пиджака, уведомляя о сообщении: