Разрешение въехать в США было получено в 1940 г. лишь для праха Эммы Гольдман. Не являясь формальным руководителем анархистского движения, которое всегда было очень аморфно и, по определению, не знало дисциплины, Эмма Гольдман была самой яркой из американских анархистов. Интерес к ее личности растет со временем как слева, так и справа и достиг уже громадных размеров.
Быть может, кое-кому из российских новоэмигрантов неприятно вспоминать, что в истории международного терроризма есть и такая страница, но что делать, эта страница существует. Ее можно топтать, выкорчевывать, бережно переплетать, но последнее дело — это делать вид, будто ее не существует.
Сергей Довлатов:
«Жизнь коротка и печальна»
Четыре города, четыре столицы, без которых не расскажешь историю русского писателя армяно-еврейского происхождения с американским гражданством Сергея Донатовича Довлатова.
Сергей Довлатов родился 3 сентября 1941 года в эвакуации в Уфе. В 1945 году семья вернулась в Ленинград. К этому городу у Сергея Довлатова особое отношение. О нем написано много прекрасных слов: «Без труда и усилий далась Ленинграду осанка столицы. Вода и камень определили его помпезного горизонтальную стилистику». Письма из Нью-Йорка друзьям в СССР Сергей Довлатов подписывал: «Национальность — ленинградец. Отчество — с Невы».
Семья Сергея Довлатова была тесно связана с литературной средой Ленинграда. После войны в Ленинграде было создано центральное литературное объединение при Союзе писателей.
Его возглавляла Маргарита Степановна Довлатова (сестра матери), старший редактор издательства «Молодая гвардия». В разное время ЛИТО возглавляли Леонид Рахманов, Геннадий Гор, Виктор Бакинский. Светлой памяти этих людей Сергей Довлатов посвятил одну из своих последних газетных публикаций, памяти тех, кто олицетворял ленинградскую литературную школу писательского мастерства. Основа литературного стиля Сергея Довлатова была заложена в этой школе — точность, изысканность, лаконизм при внешней простоте. «Мир так был набит литературой, юмором и пьянством, что не оставлял места остальному. То есть не оставлял места совершенно!» Так, Сергей Довлатов пришел на экзамен по немецкому языку в университет, зная на этом языке 2 слова: Маркс и Энгельс. Естественно, был исключен с литфака; естественно, загремел в армию. Писателем его сделала зона — служба в конвойных войсках. По словам Бродского, «вернулся он оттуда как Толстой из Крыма со свитком рассказов и некоторой ошеломленностью во взгляде». Вернулся молодой начинающий, но вполне сформировавшийся литератор.
Следующим городом был Таллин. «Многие считают его искусственным, кукольным, бутафорским. Я жил там и знаю, что все это настоящее. Значит, для Таллина естественно быть немного искусственным. Таллин — это и была первая настоящая эмиграция. Постоянный привкус фальши и первый опыт этнической изоляции. «Туземцы» медлительны и неподвижны, говорят на эстонском, заняты своими «туземными» делами, в русских компаниях не наблюдаются, им нет ни малейшего дела до «оккупантов». Сергей Довлатов стал журналистом случайно. Журналистику не любил. Сотрудничество с эстонскими партийными изданиями не приносило ни денег, ни славы. Свою повесть «Компромисс» (журналистские будни в Эстонии) Сергей Довлатов заканчивает прямо щедринским диалогом:
«— Займись каким-нибудь полезным делом. Как тебе не стыдно?
— Тоже мне учитель нашелся.
— Я всего лишь убил человека — говорит мой брат, — и пытался сжечь его труп. А ты…»
В 1975 году таллинское издательство «Ээсти раамат» («Эстонская книга») не решилось выпустить уже набранный сборник Сергея Довлатова «Пять углов» («Записки горожанина»).
В 1976 году Сергей Довлатов напечатал «Континент», потом «Время и мы»; радио «Свобода» неделю транслировало его повести. Стало уже окончательно ясно, что в СССР Сергея Довлатова печатать не будут. Кроме этого последовали обычные в таких случаях репрессии со стороны властей: исключение из Союза журналистов, лишение всех иных заработков. Со стороны КГБ шло давление по выпихиванию за границу: пусть уезжает — иначе посадим. В 1978 году заканчивается «советский период Довлатова». «Жизнь моя долгие годы катилась с Востока на Запад. И третьим городом этой жизни стал Нью-Йорк. Я думаю — это мой последний, решающий, окончательный город. Отсюда можно эмигрировать только на Луну».
Сергей Довлатов с семьей по израильской визе известным маршрутом Вена — Рим — Нью-Йорк отправляется в эмиграцию. «Все мы готовились к отъезду на Запад. Каждый по-своему. Лично я собирал информацию. Я знал, что литература в Америке источником существования не является. Что тиражи русских книг ничтожны. Что людям моего склада очень трудно найти работу». Однако в Америке эту работу можно было искать, а дома он был лишен права зарабатывать себе на жизнь по выбранной специальности. Сергей Довлатов никогда не был диссидентом, он вообще считал, что литература и политика не имеют между собой ничего общего. «Я уехал, чтобы стать писателем и стал им, осуществив несложный выбор между тюрьмой и Нью-Йорком. В Союзе я диссидентом не был (пьянство не считается). Я всего лишь писал идейно чуждые рассказы. И мне пришлось уехать». Приехав сюда талантливым, необыкновенно талантливым, талантливо талантливым разгильдяем, Сергей Довлатов именно в США состоялся как серьезный профессиональный писатель. На родине остались две литературные публикации: в «Неве» и «Юности» (откровенно халтурные конъюнктурные повести о рабочем классе), а здесь за 12 лет Сергей Довлатов выпустил 12 книг на русском языке (две совместные), 6 книг вышли на английском.
«Компромисс» — журналистские будни в Эстонии.
«Невидимая книга» — о неудачной попытке издать книгу в СССР.
«Зона» — записки надзирателя.
«Соло на ундервуде» — записные книжки.
«Марш одиноких» — статьи об эмиграции.
«Наши» — история семьи.
«Заповедник» — работа в Пушкинских Горах.
«Ремесло» — попытки издать книгу в СССР и создать газету в США.
«Иностранка» — женщина в эмиграции.
«Чемодан» — что я нажил.
«Филиал» — записки ведущего.
«Представление» — записки надзирателя.
«Демарш энтузиастов» — эксцентрические рассказы, картинки и стихи.
«Не только Бродский» — русская культура в портретах и анекдотах.
Произведения Сергея Довлатова издавались на шведском, финском, датском, немецком, французском, на иврите и русском в Израиле. После нобелевских лауреатов Бродского и Солженицына Сергей Довлатов был третьим по популярности в англоязычных литературных кругах. Сергей Довлатов был постоянным автором журнала «Нью-Йоркер». Достаточно сказать, что до него такой чести удостаивался только Набоков. Только американцы знают, какая это мера литературного успеха. Когда Сергей Довлатов обратился с какой-то весьма незначительной просьбой к благоволившему к нему Курту Воннегуту, тот вполне резонно заметил: «Чем я могу помочь человеку, печатающемуся в «Нью-Йоркер». Меня-то там не печатают».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});