— Я вырезал его из груди молодой вдовы около Шкодера, в северной Албании, весной тысяча девятьсот семьдесят первого года.
Эф улыбнулся, услышав эту стариковскую байку, и наклонился, чтобы лучше рассмотреть сердце.
Что-то, похожее на щупальце, вырвалось из него, конец присосался к стеклу прямо напротив глаза Эфа.
Тот быстро выпрямился и замер, глядя на банку.
— Э-э… что это было? — спросила Нора.
Сердце пришло в движение. Оно пульсировало. Билось.
Эф наблюдал, как распластанная, похожая на рот присоска ползает по стеклу. Посмотрел на Нору, которая, стоя рядом с ним, не отрывала глаз от сердца. Посмотрел на Сетракяна, сунувшего руки в карманы.
— Оно оживает, как только рядом оказывается человеческая кровь.
На лице Эфа отразилось недоверие. Он сместился вправо от щупальца. Присоска тут же отделилась от стекла, и щупальце вновь попыталось его атаковать.
— Господи! — воскликнул Эф. Пульсирующий орган плавал в растворе, как мясистая рыба-мутант. — Оно живет без…
Поступления крови к органу не было. Эф осмотрел обрубки сосудов, аорты, полой вены.
— Оно не живое и не мертвое, — сказал Сетракян. — Оно анимированное. Одержимое, можно сказать. Только вселился в него не бес. Присмотритесь, и вы увидите.
Эф некоторое время наблюдал за пульсациями и скоро понял, что ритм нерегулярный, не такой, как у настоящего сердца. А потом заметил, что внутри что-то движется. Извивается.
— Это… червь? — спросила Нора.
Тонкий и бледный, цвета губ, пяти-семи сантиметров длиной. Они наблюдали, как он кружит по сердцу, будто одинокий часовой, патрулирующий давно брошенную войсками базу.
— Кровяной червь, — уточнил Сетракян. — Капиллярный паразит, который размножается в инфицированных организмах. Я подозреваю, хотя доказательств у меня нет, что он и есть переносчик вируса.
Эф качал головой, не в силах поверить услышанному.
— А как насчет этой… присоски?
— Вирус видоизменяет хозяина, перестраивает его жизненно важные органы под себя. Другими словами, колонизирует и приспосабливает хозяина под собственное выживание. В данном случае хозяин — вырезанный человеческий орган, плавающий в банке, и вирус нашел способ перестроить его для получения питания.
— Питания? — переспросила Нора.
— Червь живет на крови. Человеческой крови.
— Крови? — Эф смотрел на сердце, в которое вселился червь. — Чьей?
Сетракян вытащил из кармана левую руку. В перчатке, из которой торчали кончики пальцев. Подушечку среднего покрывали шрамы.
— Ему хватает нескольких капель, а кормить надо каждые два дня. Он проголодался. Меня же не было.
Старик подошел к скамье, снял с банки крышку. Эф встал так, чтобы все видеть. Сетракян наколол палец острием перочинного ножа. Даже не поморщился, это привычное действие больше не вызывало боли.
Кровь капнула в раствор.
Присоска втянула в себя красные капли, как голодная рыба.
Закончив с кормлением, старик залепил ранку на пальце медицинским клеем из маленького пузырька, который стоял на скамье, накрыл банку крышкой.
На глазах Эфа присоска стала красной. Червь в сердце задвигался более плавно, силы у него явно прибавилось.
— Так вы говорите, что держите у себя это…
— С весны тысяча девятьсот семьдесят первого года. Отпуск я беру редко… — Сетракян улыбнулся, посмотрел на уколотый палец, потер засохший клей. — Она была выходцем с того света, зараженной. Обращенной. Древние, которые не хотят выдавать своего присутствия, убивают, покормившись, с тем чтобы предотвратить распространение их вируса. Один человек каким-то образом остался в живых, вернулся домой и заразил родных, друзей и соседей, всех, кто жил в его маленькой деревне. В тело вдовы вирус попал за четыре часа до того, как я ее нашел.
— Четыре часа? Как вы узнали?
— Я видел метку. Метку стригоя.
— Стригоя? — переспросил Эф.
— В Старом свете так называют вампиров.
— А метка?
— Место проникновения. Узкая полоска на шее, которую, как я понимаю, вы уже видели.
Эф и Нора кивнули, думая о Джиме.
— Я не отношусь к людям, для которых вырезать сердце — обычное дело, — продолжил Сетракян. — Я столкнулся с вдовой совершенно случайно. Но понимал, что без этого никак не обойтись.
— И вы с тех пор держите этого червя у себя? — спросила Нора. — Кормите… как домашнюю зверушку?
— Да. — Сетракян глянул на банку чуть ли не с любовью. — Он служит мне каждодневным напоминанием. О том, что мне противостоит. О том, что противостоит нам всем.
Эф пришел в ужас.
— И все это время… почему вы никому этого не показывали? Медицинскому центру? Репортерам?
— Будь все так просто, доктор, об этом секрете узнали бы давным-давно. Но есть силы, которые действуют против нас. Это древний секрет, корни его уходят глубоко. Затрагивают интересы многих. Правду никогда не позволили бы донести до широкой общественности, ее подавили бы, а вместе с ней и меня. Вот почему я прятался… прятался у всех на виду… долгие годы. И ждал.
От этого разговора волосы на затылке у Эфа встали дыбом. Вот она, правда, перед ним: человеческое сердце в стеклянной банке, ставшее хозяином для червя, который набирал силу от крови старика.
— На меня нельзя рассчитывать при хранении секретов, угрожающих будущему человечества. Больше никто об этом не знает?
— Кто-то знает. Да. Кто-то могущественный. Владыка… он не смог бы путешествовать без чьей-то помощи. Охрану и безопасный перелет через океан обеспечил ему союзник-человек. Видите ли, вампиры не могут пересекать водяные пространства без помощи человека. Человек должен их пригласить. А теперь договоренность… перемирие… нарушено. Этим союзом между стригоем и человеком. Вот почему это вторжение получилось столь внезапным. И крайне опасным.
Нора повернулась к Сетракяну.
— И сколько у нас времени?
Старик уже все подсчитал.
— Им понадобится меньше недели, чтобы покончить с Манхэттеном, и менее трех месяцев, чтобы захватить всю страну. А через шесть месяцев — весь мир.
— Никогда, — мотнул головой Эф. — Этому не бывать никогда!
— Я восхищаюсь вашей уверенностью, — сказал Сетракян. — Но вы просто не знаете, с чем вам предстоит столкнуться.
— Ладно, — кивнул Эф. — Тогда скажите мне… с чего мы начнем.
Парк-Плейс, Трайбека
Василий Фет подъехал на микроавтобусе, принадлежащем муниципалитету Нью-Йорка, о чем говорила соответствующая маркировка на бортах, к многоквартирному дому в южной части Манхэттена. Снаружи дом ничем не выделялся, разве что навесом над входной дверью и швейцаром. Все-таки Трайбека. Он бы дважды проверил адрес, если бы не стоящий перед домом микроавтобус департамента здравоохранения с включенной желтой мигалкой. Что любопытно, в большинстве домов и районов города крысоловов встречали с распростертыми объятиями, как полицейских, прибывающих на место преступления. Но Василий сомневался, что это тот самый случай.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});