В омут затягивает, а сил сопротивляться нет… — Посмотрел ему в глаза: — Мне не вырваться!
Возвращаясь в прокуренный мир рюмочной, огляделся по сторонам. Потянулся за сигаретами.
— А сегодня с час назад повстречал в церкви апостола…
— Да ну? — удивился Джинджер, чиркая зажигалкой. — Я его отлично помню! Такой высокий, мосластый, с львиной гривой седых волос. Здорово он с камарильей Нергаля расправился.
Я не дал ему пуститься в воспоминания о том, чего он знать не мог:
— На мою просьбу о помощи старик ответил словами из романа! — Прикурил, поводил кончиком сигареты по краю обрезанной пивной банки. — Сказал, не по силам Господь испытаний не дает…
Глаза слезились от дыма, лицо единственного моего слушателя начало расплываться. На нем появилось выражение, какое бывает у людей, сидящих в ногах кровати умирающего.
— А что ты хотел услышать, — удивился он, — если разговаривал, по сути, сам с собой? Пугаешь себя и сам же боишься, строишь миражи и пытаешься потрогать их руками. Если это еще не психиатрия, то до нее уже недалеко…
Я вертел в пальцах полный водки стакан и раздумывал, не плеснуть ли ему в физиономию. Ругал себя, что все рассказал.
— А не пошел бы ты к чертовой матери!
— Хорошее предложение, — согласился Джинджер, — я бы с удовольствием, если ты покажешь дорогу…
И вроде бы ничего особенного не сказал, а мной вдруг овладела злость. Давно такого не было, чтобы все внутри вскипело. Придвинувшись к нему, прошипел:
— Если ты, сволочь, еще хоть раз выкинешь одну из своих шуточек, убью!
— Учту! — кивнул Джинджер, как если бы разговор носил сугубо деловой характер. Только тут есть одна маленькая закавыка: до следующего раза надо еще дожить, в то время как для одного из нас это выглядит проблематичным. Судя по всему, погрузившись с головой в мир фантазий, ты потерял ощущение реальности, а заигрывания со смертью и подавно ни к чему хорошему не приводят. Нечто похожее переживали Есенин и Маяковский, не смог уйти от своего «Демона» Лермонтов. Не получилось это и у Врубеля, с той лишь разницей, что тот преследовал его с холста и загнал в конце концов в психушку. Для Достоевского расплатой за сюжеты стала эпилепсия, и даже наше всё, но это строго между нами, не с бодуна написал: пора, мой друг, пора, покоя сердце просит… — Уставился на меня без тени улыбки. — Диагноз?.. Он у всех один: осложненная муками творчества непереносимость принадлежности к человечеству!
С каким удовольствием я вмазал бы сейчас по его довольной собой, глумливой роже! Глухарь на току не упивается так собственным пением, но Джинджеру все было мало. Спросил, доверительно понизив голос:
— Думаешь, пургу несу!.. Помочь тебе пытаюсь! Слышал, должно быть, о Фрейде, который Зигмунд? Его лечение сводилось к тому, чтобы дать человеку выговориться, облегчить, так сказать, душу. Твой рассказ — готовый сюжет для романа, напиши его, и морок тебя оставит. Добавь пару-тройку постельных сцен, перескажи своими словами несколько старых анекдотов и, главное, не забудь выразить мне благодарность…
Как я ни был на обормота зол, в словах Джинджера была правда. Так бы, как он советовал, я бы и поступил, если бы…
Достал из кармана плаща и протянул ему конверт с тремя выведенными на нем готическим шрифтом буквами: IJF.
— Прочти!
— Это что еще за аббревиатура? — удивился он. — Просьба пожертвовать на Международный фонд жокеев?
Выудив двумя пальцами письмо, поднес его, подслеповато щурясь, к свисавшей с потолка тусклой лампочке. Читал, двигая от усердия губами. Перевел на меня взгляд:
— И что с того? Предлагают подписать контракт…
Я молчал.
— Не хочешь, — неопределенно пожал плечами, — не подписывай, зачем делать из этого трагедию?.. — Поднял глаза к началу письма, нахмурился. — «Internet — Jehovah Foundation»! Что это еще за хреновина?..
На меня напало безразличие. Говори теперь — не говори, все едино! Ловушка захлопнулась, кто не спрятался, я не виноват.
— Фонд Интернет-Иеговы…
— Да неужели? — осклабился Джинджер. — Я вообще-то грамотный, буковки разбираю. От тебя чего хотят?
Чего?.. Да всего! Всего, что у меня было, есть и будет. Самого меня с потрохами.
— Это и есть предложение, которое сделал мне Нергаль, — вздохнул я, — предложение, от которого нет возможности отказаться! В проекте по созданию сетевой религии мне отведена роль бога. Ты ведь не считаешь, что появление письма всего лишь совпадение? Вот и я так не думаю! Нет, Джини, это не морок, о котором ты говорил, и не мираж, теперь это моя действительность. Все, отыгрался поп на скрипке, ездец! Был Колька Гречихин, и нет его.
Нергаль хочет, чтобы я стал во главе организации, цель которой превратить человека в скота… — продолжал я расковыривать кровоточащую рану, — что ж, я им стану! Как этого добиться, он мне объяснил. Простая и доходчивая Интернет-религия заложит фундамент общества жизнерадостных идиотов, не заморачивающихся поисками смыслов. Становление ее не займет много времени, потенциальные адепты сидят на игле… — Я уже брызгал слюной и размахивал руками. — Не задавайте вопросов, верьте, и будет вам счастье! Мы захватим контроль над умами, над душами людей, будем контролировать глубину зомбирования каждого. Никто из тех, кто недостаточно любит своего бога, меня, не уйдет от конфессиональной инквизиции. Сайты новой церкви вымарают представления людей о добре и зле, они забудут, как произносится слово «свобода»! Я выхолощу их души, выверну наизнанку! Мои проповеди!.. Мои иконы!.. Я!..
Джинджер тянул меня за руку:
— Хватит орать, люди смотрят…
Я замер, огляделся по сторонам. Посетители за стойками повернулись в нашу сторону, под низким потолком рюмочной повисла непривычная тишина. Зеркала, чтобы не приумножать число пьяных рож, в рюмочной не повесили, но я и без него знал, что лицо у меня цвета пороха, а на виске предательски бьется жилка. Сердце трепыхалось выброшенной из воды рыбой.
Джинджер, словно опытная сиделка, поднес к моим губам стакан:
— Выпей водочки, она оттянет! Вот увидишь, мы что-нибудь придумаем…
Я взял его, немного пролив, но на стойку не поставил.
— Я конченый человек, Джини, давай меня помянем! Покойный был нормальным малым, не хуже и не лучше других, а то, что все еще жив, так это недоразумение. Не хотел подписывать контракт с дьяволом, а силы ему противостоять нет…
Джинджер слушал меня, качая двуцветной головой. Глаза запали, выглядывали словно из пулеметных гнезд. Непривычно глухим голосом попросил:
— Помолчи немного, дай подумать…
Словно опасаясь, что я заставлю пить за упокой моей души, отодвинул от себя стакан, закурил. Зубчиком одноразовой вилки принялся развозить по столешнице лужицу водку. Получилась фигурка человечка: ножки, ручки, огуречик. Я смотрел