Читать интересную книгу Портреты замечательных людей. Книга первая - Владимир О. Смирнов

долго находились в госпитале?

– В госпиталь меня доставили ночью, прямо из аэропорта – на операционный стол. Всего пролежал шесть месяцев, перенес пять операций, потом ещё около года ходил на костылях.

– Вы гражданин Франции и России. Франция в вашей судьбе принимала участие?

– Сразу, как только меня после обмена привезли в Донецк, мне позвонили из консулата Франции в Киеве и предложили мне лечение в Париже. Только попросили меня не встречаться ни с кем из журналистов. Я понял, что мне пытаются закрыть рот, поблагодарил за заботу и предпочёл лечение в Москве. Через несколько месяцев, ещё на костылях, при наградах ДНР, пришел в консулат Франции в Москве. Они меня подробно обо всем расспрашивали. Я рассказал всё как было. Сказал им, что воспринимаю Францию как свою вторую родину и мне стыдно, что правительство Франции поддерживает в этой войне нацистов.

После этого я прилетал несколько раз в Париж, никто меня там не задерживал, никуда не вызывали. На границе проблем не было. Я живу между Россией и Францией, у меня в Париже дочь и внуки, но сейчас мне больше нравится в России, хотя в официальном мире меня как бы нет. Но мне этот официальный мир не нужен. Я человек самодостаточный.

– Как это – вас нет?

– Раньше я получал всё время приглашения на международные фестивали, поэтические встречи, а после Донбасса – как отрезало. О чем там говорить? Вот издательство одно. В 2015 году они мне звонят, предлагают стихи издать, а потом, спустя время, перезванивает, говорят, что начальство наложило запрет, сказали, что Юрченко был в Донбассе, не может быть и речи, чтобы его издавать. Это издательство находится не в Киеве, а в центре Москвы. А одна известная дама, литературовед, при встрече заявила: «На ваших руках кровь юношей, которые погибли там».

– Это при том, что вы там проливали свою кровь? Они вас осуждают потому, что заняты в массовке? Но понимают ли они, что ставят себя в один ряд с «Семёркой» и его подручными? А если понимают, почему им не смердит? Почему носы свои не зажимают? Хронический насморк у них? Или что-то с душой не в порядке?

– Я писал об этом. У нас во власти, в министерствах, в департаментах, среди чиновников, очень много нацпредателей. Я в этом убеждён. Со мной в плену был ополченец, словак Мирослав Рогач. Вместе со мной шесть суток сидел в железном шкафу. В тесном шкафу, под непрерывными бомбежками. У меня рёбра поломаны, от взрывов шкаф трясёт, и такое чувство, что тебе ещё железным молотком по рёбрам добавляют. Мне ни лечь, ни сесть, ни с ногой, ни с рёбрами, а он мне что-то подстилал, ухаживал за мной, хотя сам был в положении пленного. В такой ситуации человека сразу видно, и словак вел себя достойно, ни трусости, ни паники не проявил. Он у меня потом год жил в моей квартире, я его протащил в Москву, в Россию, без документов. Ему нельзя было в Словакию возвращаться. Он дрался за русский мир, а чиновники в Москве ему отказали в предоставлении временного убежища. Он свою жизнь отдавал за русский мир, а ему в столице России отказали бюрократы. Это не предательство, блядь, нет?

– Предательство.

– Кстати, когда нас в плену перевозили со словаком в другое место – только чуть отъехали, нашим охранникам по телефону сообщили, что нашего шкафа больше нет: прямое попадание снаряда. Кого из нас двоих хранил Бог, не знаю.

– В вашей жизни вообще очень много мистики. Грузинский офицер Ираклий Курасбедиани, он воевал за Украину, обменял вас самовольно, на свой страх и риск, по своей инициативе. Он проникся к вам симпатией, потому что вы читали на грузинском языке стихи и переводили на русский язык Галактиона Табидзе. Это обстоятельство сыграло ключевую роль. Но ведь если бы в вашей судьбе не было грузинского периода, то, скорей всего, вы бы не привлекли к себе внимание грузина Курасбедиани, который вам фактически спас жизнь… Вы думали об этом? Получается, Господь всё знал заранее и построил вашу жизнь в такой последовательности?

– Я ощущаю в своей жизни Божье провидение, я верю в Бога.

2021 год

…Созвездие Лиды взойдёт…

«Я встретил удивительного человека – и по уму, и по характеру. Она – моё счастье, сам я ничего не стою, мне просто выпал в жизни выигрыш – моя Лида».

Так Михаил Танич отзывался о своей супруге – Лидии Козловой.

Познакомились они на вечеринке в Волгоградской области. За спиной у Танича был фронт и шесть лет лагерей. Он был на 14 лет старше, но такие встречи предопределяют небеса.

* * *

– Лидия Николаевна, ваша совместная жизнь с Михаилом Таничем началась в Сталинградской области, в посёлке Светлый Яр?

– Да. 7 ноября 1956 года мы познакомились, а 5 марта 1957 года я приехала к нему в посёлок Светлый Яр. Танич уже был реабилитирован и работал в местной газете. Снимал комнату. Своего у него ничего не было, только чайная ложечка и «думка», подушечка такая маленькая. Хозяева поняли, что приехала невеста, и подарили нам кусочек сала и несколько яиц. И это у нас был свадебный ужин.

Мы прожили год в посёлке Светлый Яр, и я к нему всё время приставала: «Ну отправь ты свои стихи в Москву, у тебя хорошие стихи, ты настоящий поэт».

– Вы так хорошо разбирались в поэзии?

– Я поэзию любила, понимала. У самой рождались иногда стихи, ещё до Танича, но у меня хватало чувства неприемлемости собственного творчества; относилась я к себе критически, думала: «Да нет, всё это очень плохо, что я пишу. Настоящие поэты – Марина Цветаева, Анна Ахматова». Я читала Пушкина и понимала, что лучше никто ничего не напишет, знала наизусть всего Есенина и понимала, что у Танича такой же лёгкий стиль. Поэтому вы можете представить, как я преклонялась перед ним, ведь он таким же был талантливым, как и мои любимые поэты.

– Нам, конечно, в разговоре Танича не обойти, я это понимаю, но мне всё-таки хотелось написать материал про вас, Лидия Николаевна.

– Пожалуйста, я только доскажу. Танич долго-долго не прислушивался к моим уговорам, потом всё-таки собрал несколько стихотворений, вложил в конверт и отправил в «Литературную газету».

– Это какой уже был год?

– Ой, миленький мой, да неужели, Володя, я могу всё помнить?