— Гудит что-то, — ответил мальчик. — Еле слышно. Как раз с той стороны вроде бы.
— Верно. Говоришь, там летело что-то между гор?
— Ага. Что-то темное, вытянутое, и блеснуло на солнце. На птицу совсем не было похоже.
— Не птица это, — настороженно заявил омр. — Ох, не дают нам покоя!
— Что? — не понял мальчик.
— Аэроплан это был, — отозвался Амидис. — Слышишь гул — мотор гудит. Такой звук очень далеко разносится в безветренную погоду.
— Верно, — согласился омр. — Их еще самолетами называют тоже. Машина такая — вроде танка или грузовика, но летающая. Когда нас у побережья разгромили, мы отступали, и она над дорогой раз прошла — прям над моей головой. Туловище будто у стрекозы, два крыла в одну сторону, два в другую. Огромная до ужаса — я аж присел от страха. Надо быстро завтракать и бежать как можно дальше.
— Аэроплан опасен? — уточнил мальчик.
— Вообще-то нет — из пушек и пулеметов они не стреляют. Хотя мало ли… Да и заметить нас сверху на открытом месте легко: для разведки самолеты — то, что надо.
— Ну, чего замерли? Бегом сели жрать!
* * *
Гремма — по местным меркам деревня немаленькая: еще вчера в ней было пятьдесят восемь крестьянских дворов и дом удельного лесничего. Учитывая имперскую налоговую политику в отношении сельской недвижимости, немало — ведь жителям приходится тесниться. Будь дело на южных архипелагах, здесь стояло бы не меньше сотни дворов.
Несмотря на глухомань, Гремма считалась местом весьма перспективным — разрасталась год от года. Достаточно плодородная (опять же по местным меркам) земля у реки манила землепашцев; лесорубы неплохо подрабатывали на изумительно стройном местном ясене — сплавляли огромные плоты по Матриссе; пушниной интересовались коронные охотники и браконьеры. Недалек был тот миг, когда власть даст деревне статус города, со всеми вытекающими позитивными последствиями. Ведь для этого достаточно дотянуть количество дворов до ста одного. Лет десять — пятнадцать — и дотянули бы.
Не успели: явился Граций со своей армией.
Рассветное солнце осветило то, что осталось от Греммы, — груды дымящихся бревен на месте домов, кучи мусора, оставленные от сараев огнем и танковыми гусеницами, потоки грязевого студня на месте улиц. Сплошная груда мусора, украшенная трупами людей и лошадей. Не будь дождя, к утру все бы это сгорело дотла — так было бы лучше. Для деревни лучше: пусть исчезнет в пламени, а не поганит красивое место своим гниющим трупом.
Танк стоял у дома старосты. Вернее, возле того места, где раньше находился дом. Узнать его и сейчас было несложно по здоровенной кирпичной печи, стоявшей посреди все еще тлеющего пепелища. Печь была с дымоходом — крестьяне попроще топили по-черному.
Граций сидел под парусиновым навесом, установленном рядом с танком, — вместо стула пришлось использовать бочонок, для мягкости увенчанный свернутой солдатской шинелью. Спасибо Феррку: даже в столь трудных условиях позаботился о комфорте для господина.
Рядом с навесом, на почерневших ветках яблони, лишившейся в пожаре всей листвы, болталось три тела: два мужских и одно женское. Повесили их недавно — сразу после того, как собрали по деревне выживших. Граций лично отобрал среди солдат двух кандидатов на петлю. При этом он не выяснял степени их вины в вечернем погроме и ночных событиях — он просто выбрал самых израненных. Они будут обузой, а обуза ему сейчас не нужна. Вот и казнил, для устрашения других — хоть с какой-то пользой для дела сдохли.
Женщине не повезло оказаться единственной крестьянкой, взятой живьем, — остальных убивали без изысков.
Неподалеку от виселицы на козлах для распилки бревен лежал связанный человек. Он был гол и окровавлен. И почти непрерывно кричал: Феррк пассатижами обрабатывал ему пальцы. Феррк, разумеется, не ногти ему подстригал. Хотя с ногтями работал тоже.
Это был единственный пленный — его нашли после боя. Неудачник сломал ногу, пробираясь через рогатки и рвы, а мужества застрелиться у него не хватило. Вот и пришлось ему утолять любопытство советника. Парень и без пыток готов был рассказать все, что знает и чего не знает, но Граций предпочитал получать информацию с пытками.
Так гораздо надежнее.
Из недр танка выбрался Эттис, не спускаясь, отрапортовал:
— Господин советник! У меня есть новости хорошие и новости плохие! Хорошая новость — та штука, что торчит у нас теперь в левом борту, при ударе хорошенько встряхнула корпус, и башню главного калибра расклинило. Теперь башня может вращаться.
Граций улыбнулся — его танк стал более боеспособен.
— Капитан, еще хорошие новости есть?
— Сожалею — нет! Снаряд, что пробил нам борт, крепко засел в броне — вытащить не так просто будет. Лучше пусть там и останется пока. И вмятина вокруг хорошая — даже балку погнуло немного. Кусок брони, с ладонь размером, разнесло на мелкие осколки, и эти осколки наделали бед. Пулеметчика убило, водитель при смерти, радист-пулеметчик ранен в плечо, в руки и лицо — глаз вытек и скулу размозжило. Крови много потерял — тоже может не выжить. Еще пара ребят побита серьезно, но, думаю, эти выкарабкаются. Остальные на ногах — им не сильно досталось.
— А танк? Сможет продолжать бой? Что там у него с гусеницей?
— Да ленивец до ума доведем — это недолго, а потом и гуску поставим. На ходу будет часа через два. Освещение внутреннее тоже наладим, к фарам проводку починим; перископ разбило, но объектив запасной есть: заменим и сами отрегулируем — не первый раз. А вот с рацией совсем плохо — ее не починить.
— Уверены? Нам нужна связь.
— Уверен. Разбирается в ней хорошо только наш радист, но тут и без него все понятно. Кусок брони разбил переднюю панель и влетел внутрь — из девяти радиоламп уцелели только четыре. А запасных в ремкомплекте всего две осталось. Даже если мы все там перепаяем, что поломало, рация не заработает — трех ламп не хватает, и мы их здесь нигде не найдем.
— Плохо, Эттис: командование должно знать о том, что произошло. Мой радист сгинул бесследно вместе с рацией — думаю, сгорели.
— Может… может, гонца послать?
Граций не стал даже отвечать на столь вопиющую глупость. Считая выживших танкистов, штрафников, выпущенных из подвала (счастливчики — темнобожники не догадались туда заглянуть), и солдат, чудом уцелевших в резне, у советника осталось восемьдесят четыре бойца. Остальные не пережили ночи или сбежали в леса, благо они зеленели здесь почти со всех сторон — куда ни беги, в них уткнешься. Одиночного гонца отправлять нельзя — слишком опасны эти края. Значит, не меньше отделения надо, а то и двух. Причем донесение они доставят в Скрамсон лишь через пару дней в самом лучшем случае. Если очень сильно повезет и подкрепление вышлют немедленно, ждать их опять придется те же два дня. Скорее всего, выйдет даже дольше… Неразумно ослаблять свои и без того невеликие силы ради столь туманных перспектив.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});