Читать интересную книгу Кровавый корсар - Аарон Дембски-Боуден

— Это объясняет дыры в корпусе, — заметил Кирион, заглянув через плечо Талоса.

— Полагаю, вокс близкой связи работал и они выстрелили одновременно в двух ангарах. Результат, как видите, вполне соответствует тому, чего можно ожидать от «Разрушителя» на такой прискорбно малой дистанции.

— Но это сработало, — подал голос Меркуций.

— Если ты о двух дырах в корпусе, то да, их действия привели к сокрушительному успеху. А если о том, что взрыв и ударная волна прикончили примерно четверть из них, то результат чуть менее впечатляющий.

Кирион втянул воздух сквозь сжатые зубы. Поскольку динамик шлема был включен, вырвавшийся звук сильно напоминал шипение гремучей змеи.

— Ты имеешь в виду, что они отправились прогуляться по внешней обшивке через пробитые дыры?

— Да. Калеб вывел их наружу. Он, без сомнения, искал подходящую точку входа, чтобы разрезать броню силовым оружием и проникнуть обратно внутрь.

Талос негромко хмыкнул.

— Значит, они были на обшивке, когда мы прыгнули.

— Определенно так. Я следил за теми, что оказались в радиусе действия внешних камер. Было крайне поучительно видеть, как сначала броня, затем плоть, а затем и сами кости растворяются в Море Душ. Скорость, с которой волны варпа ободрали их до костей, заставляет вспомнить о собственном ничтожестве перед величием Вселенной. Большинство не смогло удержаться на корпусе при первом же ударе волны. Но мне удалось пронаблюдать за несколькими случаями, когда водовороты нечистой психической энергии практически растащили людей на атомы.

Даже Кирион передернулся.

— Кровь нашего отца!.. — Талос покачал головой. — Вариил, это жестокий способ лишить человека жизни.

Апотекарий смерил его задумчивым взглядом.

— Я надеялся, что тебя это впечатлит.

— Впечатлило, — согласился Талос. — Сожалею лишь, что сам до этого не додумался.

Пророк обернулся к вокс-консоли и трем стоявшим там офицерам.

— Вызовите «Завет крови».

Командующий офицер откинул капюшон. Похоже, он решил, что традиционный алый цвет униформы рабов Корсаров более неуместен, учитывая новых хозяев корабля.

— Господин, «Завет крови» вне зоны действия вокса.

— Проверьте ауспик, — велел Талос. — Мы не могли появиться раньше их — прыжок был слишком коротким.

— Господин, ауспик-скан показывает, что рядом нет ни врагов, ни союзников. Мы в глубоком космосе.

— Проведите еще один скан. Мы должны были выйти из варпа в системе Регаса.

Мастер ауспика проверил свой инфопланшет. Секундой позже он перевел данные на гололитический стол. Опознавательная руна «Эха», золотая и одинокая, вспыхнула далеко от любых значимых объектов. Даже ближайшая звезда была в миллионах километров от них.

— Мы примерно в двух часах полета от Регаса, господин.

Все воины Первого Когтя одновременно выдохнули одно и то же имя:

— Октавия!

Вздрогнув, она отсоединилась и обнаружила себя там, где ей меньше всего хотелось находиться. Каждый глоток сырого воздуха оставлял в легких маслянистый, металлический привкус мокроты. Тело Эсмеральды и ее бассейн с гнилью насытили атмосферу острым запахом старой болезни.

Октавия промокнула глаза рукавом. Девушка все еще чуть заметно дрожала от рвения, проявленного «Эхом». Когда она открылась машинному духу, тот ответил ей полной взаимностью, с яростным напором рванувшись вперед. Навигатор подумала о лошади, нещадно истерзанной прошлым хозяином, которая рвется побегать на свободе — так, словно одно это сотрет старые шрамы со шкуры. «Эхо» ринулся вперед от легчайшего прикосновения ее сознания, движимый схожим отчаянием: как будто, оставив между собой и Мальстремом бездны космоса, он наделся избавиться заодно и от унижений недавнего прошлого.

И так же как норовистый жеребец, поначалу корабль почти не поддавался контролю. Он хотел мчаться — не важно куда. Октавия ухитрилась направить его кипучую резвость в более-менее нужное русло, но подозревала, что они все равно изрядно отклонились от курса.

Талос, вероятно, будет разочарован, но сейчас она не могла заставить себя переживать по этому поводу.

Октавия вновь повязала бандану. Как и с другими предметами ее одежды, и с остальной комнатой, запах повязки был чем-то средним между мерзким и совершенно отвратительным.

— Госпожа.

Пес дохромал до нее и тяжело плюхнулся рядом на пол. В прерывистом дыхании маленького человечка навигатор могла уловить рваный ритм его сердцебиения. В мертвенном полусвете бассейна он выглядел еще более бледным, нездоровым и старым.

— Я устал, — сознался служитель, хотя Октавия не спрашивала. — Устал бежать по кораблю, чтобы не отстать от вас. Это меня утомило.

— Благодарю за то, что остался со мной.

— Не надо благодарить. Я всегда буду с вами.

Девушка обхватила рукой его сгорбленные плечи, придвинулась ближе и, уткнувшись в рваный плащ слуги, тихо заплакала.

Пес неловко обнял ее забинтованными руками.

— Когда-то у меня была дочь, — негромко проговорил он. — Ее голос звучал так же, как у вас. Мягко. Печально. Сильно. Может, она и выглядела так же, как вы. Я не знаю. Никогда ее не видел.

Октавия хмыкнула сквозь слезы.

— Все равно сейчас я выгляжу неважно. — Помолчав, девушка чуть улыбнулась. — У меня черные волосы. У нее тоже были черные волосы?

Тонкие, потрескавшиеся губы Пса сморщились в улыбке.

— Она была нострамкой. У всех с Нострамо черные волосы.

Навигатор набрала в грудь воздуха, чтобы ответить, но служитель прошептал:

— Ш-ш-ш. Госпожа, кто-то идет.

Дверь открылась, и на пороге показался Септимус. За его спиной виднелись Ксарл и Узас, стоявшие в карауле дальше по коридору. Девушка услышала щелчки из их шлемов, — без сомнения, легионеры опять спорили по закрытому каналу. Ксарл, похоже, пытался что-то доказать. Узас его игнорировал.

— Кажется, — неохотно проговорил оружейник, — мы промахнулись мимо цели. Талос хочет, чтобы ты приготовилась ко второму прыжку.

Не сказав ни слова, Октавия взялась за соединительный кабель. До тех пор, пока она не достигнет полного слияния с кораблем и пока не установят командный трон, придется довольствоваться этим.

Брекаш из Кровоточащих Глаз шел по коридору. Он передвигался на двух ногах, но через каждые несколько шагов останавливался, чтобы принюхаться к смрадному воздуху. Как и Первый Коготь, Кровоточащие Глаза высадились на «Эхо», обнаружив мало добычи и еще меньше сопротивления.

Брекаш снова замер, принюхиваясь к левой стороне коридора.

Что-то скреблось в стене. Что-то с когтями.

Брекаш испустил из-под решетки шлема вопросительное ворчание — нечто среднее между настоящей речью и птичьим клекотом.

В ответ раздалось приглушенное металлической переборкой рычание. Кто-то угодил в ловушку в железной шкуре корабля? Возможно, паразит.

Брекаш не был уверен, как ему поступить. Он раздраженно и неохотно потянулся к цепному мечу, но не нажал на руну активации. Из стены донеслось еще одно рычание, а затем три глухих удара, словно кто-то стучал с той стороны по металлу костяшками пальцев.

Раптор ответил тем, что со скрежетом провел по переборке когтями перчатки, как будто предостерегая обитавшего там мутировавшего паразита.

— Люкориф, — передал он, — здесь в стене… какая-то штука.

Вождь Кровоточащих Глаз прервал свой обход заросших грязью палуб «Эха».

— Повтори, — передал он.

Следующее сообщение исказили помехи, и Люкориф насмешливо прокаркал в микрофон вокса:

— Ты кидаешься на тени, брат.

Брекаш ответил серией нарастающих пронзительных воплей — самым позорным звуком, который Люкориф когда-либо слышал от раптора, потому что он имитировал испуганный крик нострамского кондора.

Затем, с последним хрустальным звоном, связь оборвалась.

— Ловец Душ, — сказал по воксу командир рапторов, — что-то охотится на нас на этом корабле.

Воин, называвший себя Калебом Валаданом — среди множества других титулов, заработанных на службе тирану Бадаба, — не умер той славной смертью, которую всегда предвкушал. Не было ни груды мертвых врагов, чтобы гордо стоять на ней, истекая кровью, ни восхищенных голосов его братьев, возносящих хвалы погибшему герою.

В последние секунды жизни у него не оказалось даже меча в руке, словно он был беззубым стариком на больничной койке, а не чемпионом, сражавшимся в величайших битвах на протяжении двух веков.

В момент своей смерти Калеб запомнил лишь два ощущения. Первое — боль. Второе — огонь.

Он не мог понять, где кончалось одно и начиналось другое и была ли вообще между ними разница, учитывая обстоятельства его смерти. Но их он запомнил лучше всего.