понять, что разрешает им воспользоваться. Тир Шваркель что-то бормочет ему в ухо, но Бонхве не обращает на него ни малейшего внимания, полностью сконцентрировавшись на мне. Не отрывая от него взгляда, я вставляю наушник в ухо и очень тихо обращаюсь к Ча Хян:
– Я хотела кое-что еще раз уточнить. Это касается снабжения электричеством телекомпании.
– Снабжения электричеством? Что ты хотела узнать? – В потухшем голосе Ча Хян словно затеплилась надежда.
– Правда, что если остановить центральную электростанцию Сноубола, то телевещание тоже прекратится?
– Да, конечно.
– И нет никаких запасных источников энергии?
– Их нет.
– Все ясно. Спасибо.
– Зачем тебе…
Вынув из уха наушник, я снова кладу его на пол, после чего иду к будке, захожу внутрь, плотно закрываю за собой дверь и беру телефонную трубку. Поборов в себе желание сдаться, я произношу:
– Помоги нам выйти в прямой эфир. – Я решаю действовать так, как будто на моем месте сейчас Чо Йосу. – Исполни свое обещание: Ча Соль должна за все заплатить.
Бонхве смотрит на меня с каменным лицом, но я вижу, что свет в его глазах дрожит. Я снова думаю о Чо Йосу, которая верила, что наследник империи Ли Бон поможет ей разрушить коварные планы Ча Соль. Чо Йосу, которая, несмотря на эту уверенность, не выдержала до конца и решилась сама прервать свою жизнь. Пусть даже я никогда не смогу понять этого решения.
– Все, о чем я тебя сейчас прошу, – это не мешать нам. Дальше мы все сделаем сами.
При мысли о Йосу на глазах выступают слезы. Сквозь влажную пелену я вижу, как Бонхве бессильно опускает голову.
– Прости. – Из трубки раздается его глухой голос.
– Что?
Его ответ звучит официально и сухо, он говорит со мной как временный заместитель президента Ли Бонён, лежащей сейчас на больничной койке:
– Корпорация «Ли Бон» не может дать согласие на подобный запрос.
Что ждет меня завтра. Что ждет всех нас
Стараясь подавить эмоции, Ли Бонхве говорит тише:
– Система управления Сноубола основана на принципе всеобщей справедливости. Мы не соглашаемся на требования, которые выдвигаются с применением силы и несут угрозу безопасности мирных жителей. Мы не ведем переговоров с теми, кто решает нарушить закон.
– Принцип справедливости?
Сомён и Синэ смотрят на меня затаив дыхание. Они не отходят от камеры, зная, что сейчас их жизнь зависит только от красной лампочки, горящей на ее корпусе.
– К чему эти слова? Ты ведь и сам знаешь, кто такая Ча Соль. Она должна получить по заслугам, а другие режиссеры впредь должны знать…
В трубке слышится тяжелый вздох.
– Сейчас я говорю как представитель корпорации «Ли Бон».
Он словно просит меня понять, в какой непростой ситуации оказался. Слова даются ему с трудом.
Почему ты решил проявить обо мне такую заботу?
Потому что это была ты.
В эти минуты Ли Бонхве, которого знала Чо Йосу, человека, желавшего ее защитить, не существует. Сейчас передо мной представитель могущественной корпорации, создавшей всю инфраструктуру современного Сноубола.
А значит, я должна бороться с ним и одержать верх.
– Если ты хочешь остановить нас, не применяя насилия, – произношу я и смотрю ему прямо в глаза, – тогда отключи центральную электростанцию.
Ли Бонхве приподнимает одну бровь, всем своим видом давая понять, что я говорю о чем-то немыслимом.
– Полностью прекратить вещание, чтобы остановить вас? Мы не можем на это пойти.
– Почему же? Разве это не более мирный вариант, чем всех расстрелять? – Не дожидаясь его ответа, я продолжаю: – Однако есть электростанция, работу которой вы ни за что не остановите.
Прищурив один глаз, Ли Бонхве слегка наклоняет голову набок.
– Ведь как только она перестанет вырабатывать ток, Сноубол уже не будет прежним.
В тот вечер, когда я под видом Хэри пришла на рождественский прием в особняке Ли Бон и случайно провалилась сквозь зеркало, то оказалась в странном месте, похожем на огромный часовой механизм с вращающимися шестеренками. Тогда я решила, что это тюрьма, ведь все, кого я там видела, были в тюремных робах. И среди них мужчина с татуировкой в форме сердца под глазом. Я помню отрывок новостной передачи, где демонстрировали его фото и диктор объявил, что смертный приговор этому мужчине был приведен в исполнение двадцать третьего декабря. Но двадцать четвертого декабря я своими глазами видела его живым. Он словно превратился в живого мертвеца, обреченного крутить колесо в потайном темном месте глубоко под землей.
Пока мы ездили из поселения в поселение в поисках остальных двойников Хэри, у меня было время как следует обо всем поразмыслить. Почему этим людям приходится вращать ступальные колеса? И тогда наконец я поняла одну важную вещь.
Считается, что благодаря аномальной геотермальной активности Сноубол остался единственным местом на Земле, не покрытым вечными снегами. Но, оказавшись в подземных катакомбах этого города, я чуть не замерзла до смерти.
Возможно, причина, почему в Сноуболе на протяжении долгого времени сохраняется теплый климат, вовсе не в удивительных процессах, происходящих в недрах планеты. Все дело в секретной электростанции, на которой работают преступники, получившие смертный приговор и фактически ставшие живыми мертвецами.
– Так, значит, ты меня обманула, – произносит Бонхве с упреком.
Расскажи быстро и только самое главное обо всем, что касается зеркала, начиная с того момента, как ты впервые прошла через него, и до нашей встречи.
Тогда я ни словом не обмолвилась о месте, которое приняла за тюрьму. Само собой, в то время я и представить себе не могла, что это секретная электростанция – самая важная часть Сноубола.
– Но ведь и ты говорил неправду.
– Что это значит?
– Ты с самого начала знал, что ничем не сможешь помочь Чо Йосу. Ведь ты один из семьи Ли Бон, представляющей огромную корпорацию, которая ни за что не допустит ни малейшего нарушения действующих правил.
Когда я произношу имя Чо Йосу, глаза Ли Бонхве вновь начинают блестеть и в них появляется тревога. Но думаю, его встревожил вовсе не тот факт, что я не та, за кого себя выдавала… А то, что его догадки об исчезновении Чо Йосу оказались правдой.
– Обещая помочь, ты лишь внушал ей напрасную надежду.
– Так, значит, Чо Йосу… – Ли Бонхве бледнеет от ужаса, и он не в силах закончить фразу.
– По крайней мере, я верю, что ты действительно переживал за нее. – Даже мне сейчас невыносимо видеть эти глаза, полные любви и отчаяния. – А значит, ты должен сдержать обещание, которое дал ей. Ча Соль должна заплатить за все сполна. Я же обещаю унести в могилу все, что знаю о зазеркальных подъемниках и местах, куда они ведут.
Его лицо наконец принимает уверенное выражение.
– Хорошо, – отвечает он, с трудом разжимая губы, и приказывает охране и биатлонистам опустить оружие. Тир Шваркель пытается протестовать, мол, нельзя идти на поводу у террористов, но, прервав его, Бонхве снова переводит взгляд на меня.
– Я скоро и