Впоследствии князь учреждает новый православный праздник Спаса 1 августа: «Праздник Спаса он установил в честь того, что владимирские войска под его водительством одержали победу над своими соседями – волжскими болгарами, причем помогла им в этом икона Спаса. В тот же день, по рассказу автора Сказания о празднике, император Мануил Комнин в результате чуда от походной иконы Спаса одержал победу над сарацинами. Поэтому оба монарха, Андрей и Мануил… установили этот общий праздник. Для нашей темы важно отметить, что в действительности такого совпадения не было, ибо победа императора над сарацинами в указанное время неизвестна и в Византии праздник Спаса 1 августа не отмечался»[679]. Таким образом, это церковное нововведение было делом одного Андрея Боголюбского и никакого отношения к Византии не имело. В христианстве действительно многочисленны рассказы о чудодейственных иконах, спасавших при нашествии врагов, однако они не использовались в качестве оружия массового поражения для сожжения вражеских городов при завоеваниях. С другой стороны, ближайшей параллелью этому чуду является рассмотренное выше сожжение Искоростеня Ольгой, в основе которого, как было показано, лежит представление об огненном соколе Рароге, сжигающем крепость противников обладателя этой мистической сущности истинной власти. Показательно, что в самом «Сказании» об этом чуде Андрей Боголюбский называется не просто князем, но и царем, что, несомненно, отражает его претензии на этот высший титул. Следует отметить, что в зороастрийском календаре шестой месяц был посвящен именно «лучшей власти». Поскольку год в этом календаре начинался не в январе, а в марте, то шестой месяц как раз соответствовал нашему августу.
Следует также упомянуть и достаточно поздно зафиксированные так называемые «царские знаки» на теле истинного правителя, фигурировавшие в народных преданиях. В эпоху Рюриковичей данная тема не возникала, очевидно, потому, что законность правящей династии не вызывала в глазах народа сомнений. Когда же династия сменилась, предания о них неожиданно появились. Чаще всего они фигурируют в связи с Пугачевым, однако в различных преданиях эти знаки упоминаются уже применительно к Петру I. В качестве таковых чаще всего назывались «царский венец, двоеглавый орел, месяц с звездою» или «половина месяца и звезда»[680]. Поскольку в отечественной традиции эта тема фиксируется поздно, может показаться, что она возникла относительно недавно, однако это не так. Выше уже отмечались знаки небесных светил на монетах Василия Дмитриевича, на которых всадник был изображен с соколом. Присутствует эта тема в фольклоре других славянских народов. Так, например, болгарский «Делю-воевода при всей своей необыкновенной силе легок, как птица, имеет хвост и знаки на теле»[681]. Обращение к эпосу других индоевропейских народов показывает древность возникновения этой идеи. Сын богини грузинский герой Амирани в знак своего божественного происхождения имел изображения луны и солнца на своих плечах, а некоторые части его тела были золотые[682]. Поскольку, как было показано выше, в восточнославянском фольклоре сокол был связан с солнцем и луной, логично предположить, что подтверждающие право на власть знаки у ее носителя также восходят к кругу мифологических представлений о Рароге.
Глава 9. Знак Рюриковичей
В завершение рассмотрим значение знака Рюриковичей, который не одно столетие служил символом для потомков первого русского князя, а попытки установить его значение вызвали к жизни множество гипотез. Для норманиста А. А. Молчанова все было предельно ясно: «В целом весь период бытования знаков Рюриковичей на Руси сейчас предстаёт достаточно ясно. Перенеся на новую родину из Скандинавии обычай использования верительных знаков (jartegnir – в виде неких предметов с символическими изображениями, фигуративными или условными), Рюрик и его присные варяги нашли в Восточной Европе практику использования “знамений”, или “пятен”, как владельческих меток. В специфических условиях формирования Древнерусского государства с его полиэтничностью и гетерогенностью правящей элиты произошёл симбиоз двух генетически не связанных, но, как оказалось, вполне совместимых эмблематических традиций. При этом укоренился и канонизировался в качестве родовой эмблемы могущественных государей Киевской Руси двузубец простейшей формы. Остаётся установить: был ли он принесён (как символический мотив, связанный, скорее всего, с генеалогическим мифом) из скандинавского культурного круга или усвоен варяжско-русским конунгом уже на территории Восточной Европы»[683]. Если же отвлечься от наукообразных трескучих фраз и обратиться к конкретным фактам, то что же мы видим? По поводу тех же самых знаков Рюриковичей другая известная норманистка Е. А. Мельникова была вынуждена признать: «Однако в Скандинавии эпохи викингов или в предшествующее время не только неизвестны подобные изображения, но и, более того, отсутствует сама традиция использования символических знаков»[684]. Как видим, все глубокомысленные рассуждения о скандинавском происхождении знака Рюриковичей абсолютно ни на чем не основаны.
С другой стороны, на основании анализа некоторых изображений трезубца и данных фольклора в 1968 г. О. М. Рапов пришел к выводу, что знак Рюриковичей символизировал летящую птицу: «Передняя часть головы птицы, изображенной на монетах Рюриковичей, может принадлежать только одному из видов боевых птиц: орлу, ястребу или соколу. Однако и орел, и ястреб обладали “тупыми” и короткими крыльями по отношению к длине своих тел, в то время как на монетах Рюриковичей птица изображена с острыми и длинными крыльями. “Фигура”, изображенная на монетах Рюриковичей, больше всего напоминает летящего сокола»[685]. Свое исследование ученый завершает следующим выводом: «Тот факт, что князья из дома Рюриковичей называются былинами и “Словом о полку Игореве” “соколами”, говорит за то, что сокол был эмблемой, гербом рода, возглавлявшего феодальную верхушку Киевской Руси. Возможно, что сокол в глубокой древности был тотемом рода, из которого происходила княжеская семья»[686]. Однако это понимание является лишь одним из возможных способов объяснения смысла знака Рюриковичей, по поводу интерпретации которого было высказано множество различных гипотез. Следует отметить, что связь знака Рюриковичей с соколом не является такой прямолинейной, как она представлялась О. М. Рапову: древнейшей его формой является не трезубец, а двузубец. К выводу о том, что двузубец был гербом Святослава Игоревича, пришел В. Л. Янин. Аналогичного мнения придерживались С. С. Ширинский и С. В. Белецкий.
Данным обстоятельством поспешили воспользоваться норманисты, чтобы полностью отринуть любую возможную связь Рюрика с западнославянским миром. Поскольку двузубец, бывший исходной формой знака Рюриковичей, встречается также в качестве гончарного клейма и на блоках Хумаринского городища на территории Хазарии, то норманисты поспешили объявить, что Рюриковичи заимствовали свой родовой символ из Хазарского каганата. А. Ю. Чернов победно провозгласил: «У братьев Владимира, то есть у Ярополка и Олега, как и у детей Ярополка, личным знаком был хазарский двузубец. А значит, у Рюрика трезубца быть не могло. Только двузубец. Белецкий доказал математически: трезубец становится знаком Рюриковичей с Владимира Святославича. После этого доказательства рассуждать об ободритском трезубце-соколе стало неприличным. (Впрочем, антинорманисты об этом, кажется, не догадываются.) Двузубец – символ хазарских властителей. Его захватившие Северную Русь норманны-находники переняли вместе с титулом “хакан” еще в 830-х (см. Бертинские анналы за 839 г.), то есть до прихода Рюрика…»[687] Однако еще никто не доказал, что двузубец был тамгой хазарского кагана – на керамике и кирпичах на территории каганата помимо двузубца встречается немало других знаков, которые при желании можно точно с таким же правом объявить тамгой правителя Хазарии. О том, что Рюрик не был скандинавом и что скандинавы не захватывали Северную Русь, было сказано выше. Также нет ровным счетом никаких свидетельств того, что русы Бертинских анналов переняли двузубец у хазар, а впоследствии его заимствовал от них Рюрик. Однако такая мелочь, как отсутствие реальных фактов, нисколько не препятствует сторонникам скандинавского происхождения Рюрика с абсолютной уверенностью выдавать свои личные убеждения за наукообразную теорию. Поскольку в Скандинавии даже отдаленную аналогию знаку Рюриковичей найти не удалось, норманисты в своей святой убежденности, что в период сложения государственности у славян в принципе не могло быть ничего своего, не заимствованного, с готовностью ухватились за первую попавшую иноземную параллель, нисколько не заботясь о правдоподобности собственных построений.