Читать интересную книгу Последняя женская глупость - Елена Арсеньева

Приедет. Она знала, что Григорий приедет. Он ведь готов на все, чтобы преодолеть стену, которую Римма воздвигла между ними. Григорий и не подозревает, что ему предстоит увенчать это строение последним, завершающим кирпичиком.

Но это все – завтра. 23 ноября.

Александр Бергер

1 декабря 2001 года. Соложенка

Все оказалось не так просто – он забыл, что эта электричка в Соложенке не останавливается. Пришлось доехать до Семенова, а там сразу бежать на автостанцию. Однако нужный ему автобус уже ушел, следующий был только через час.

Какое-то время дурацкое. Ни то ни се. И домой не успеть – да и неохота домой! – и делать совершенно нечего.

Бергер помотался по вокзалу, потом пошел через площадь в кафе. Взял пирожки и кофе, но аппетит тотчас пропал. Посмотрел на них с отвращением – потом вдруг начал лениво жевать – и съел все подряд, сначала с яблоками, потом с мясом, потом с капустой, не почувствовав никакой разницы.

Наконец подошел автобус. Люди загружались туда невыносимо долго, у всех было много сумок – сельчане приезжали в Семенов за городскими покупками. Бергер забился в угол на заднее сиденье. Старый «ЛиАЗ» невыносимо вонял бензином, окна сразу запотели. Бергера замутило от волнения, от нетерпеливого ожидания. Ехать до Соложенок – почти час. Еще час!

Самое лучшее было – сосредоточиться на своих мыслях, но это никак не удавалось. Две тетки, сидевшие справа и слева от Бергера, оказались знакомы и громогласным, неряшливым нижегородским говором принялись докладывать друг дружке о покупках. Почему-то ни им, ни Бергеру не приходило в голову поменяться местами. Так все трое и страдали, мешая друг другу, пока водитель не крикнул:

– Кто выходит в Соложенке?

Автобус шел гораздо дальше, кроме Бергера, в Соложенке не вышел никто.

Он побрел кривенькой улочкой имени какого-то Симагина к взгорку, за которым стояла школа. За школой – магазин, от магазина начиналась улица Приютная. На улице Приютной жила Александра Васильевна Калинникова. Рядом стоял дом, раньше принадлежавший Римме Тихоновой.

Бергер посмотрел на высокое, аккуратно выметенное крыльцо. И не скажешь, что в доме никто не живет. Вот и дорожка от калитки к крыльцу расчищена. Да, Калинникова, помнится, говорила, что Григорий Александрович разрешил каждый вечер ходить смотреть телевизор. Не там ли она сейчас? Хотя ведь еще далеко не вечер…

Александра Васильевна Калинникова была дома и очень обрадовалась, увидев Бергера:

– Как раз к чаю. Мы со Славиком таких пирогов напекли! С морковкой. Любите?

Мало того, что Бергер был набит тестом по горлышко, – он ненавидел пирожки с морковкой с самого детства. Надеясь, что удалось подавить брезгливую гримасу, отказался как мог любезно. Но от чая с вареньем отречься никак не смог и сел за стол напротив Славика. Пил, – а сам исподтишка посматривал на мальчика.

Он и всегда был тихий-претихий, Славик-то, а сегодня и совсем замер, чуть ли совсем не дышал. Сидел, опустив глазищи, но, когда вскидывал ресницы, смотрел только на Бергера. Конечно, это понятно: на бабулю-то нагляделся небось, а тут гость, все развлечение.

Может быть, и так. И все же Бергера не оставляло ощущение, что Славик его так внимательно разглядывает потому, что смутно догадывается, зачем к ним вдруг нагрянул этот гость.

А что? Очень на то похоже. Говорят же, что люди с ущербной психикой наделены особой, почти звериной интуицией и особенно чувствительны к тем, кого любят или ненавидят.

Интересно, к кому Славик относит Бергера? К врагам или к друзьям? Если к друзьям – есть шанс его разговорить. Если к врагам – дело плохо. Потому что без помощи Славика ничего не добиться.

Конечно, можно взять ордер на обыск у Калинниковой… но еще не факт, что ему такой ордер дадут. Да и неведомо же, где хранит Славик свои сокровища – может, в землю зарывает, с него небось станется. Нет, лучше добром…

И вдруг Бергер почувствовал, что не в силах больше ждать.

Достал из кармана злополучный «Паркер Дуфолд» и, словно невзначай, положил рядом со своей чашкой.

Ого, какие глаза стали вдруг у Славика! Бочком – бочком он выскользнул из-за стола, кинулся в комнату.

Бергер еле удержался, чтобы не броситься следом. Но побоялся спугнуть. Да и Калинникова с любопытством на него уставилась. Не понимает, конечно, зачем он пришел, чего надо…

Славик вернулся на кухню. Улыбчивый, спокойный.

У Бергера чуть отлегло от сердца. Похоже, его догадка и в самом деле верна.

Ну теперь можно и начинать.

– Славик, тебе эта ручка нравится? – Он повертел «Паркер».

Славик кивнул, потом еще раз – очень, мол, нравится.

– А хочешь такую?

– Да вы что? – всполошилась Калинникова. – Она же каких денег небось стоит!

Бергер не постеснялся: припечатал тапочкой – при входе его заставили разуться и снабдили самодельными меховыми тапочками – ее ногу к полу с такой силой, что Калинникова глухо охнула. Но что-то, видимо, смекнула – и умолкла.

– Хочешь такую? – повторил Бергер и сообразил, что задает вопрос неправильно. Вот скажет сейчас Славик: да, хочу! – как потом вывернуться?

Но Славик ответил иначе.

– У меня… у меня такая уже есть, – прошелестел чуть слышно.

Бергер очень хотел вытереть пот со лба, но боялся спугнуть мальчишку даже неосторожным движением.

– Неужели точно такая же?

Славик кивнул.

– Не может быть. Второй такой ручки нет, точно тебе говорю.

– У меня есть.

– Покажешь?

Славик зыркнул исподлобья, потом кивнул – и опять убежал в комнату.

– Да врет он, – благодушно сказала Калинникова. – Откуда у него такая ручка? Это ведь Риммочкина, да?

Сердце Бергера глухо стукнуло.

Появился Славик, держа руки за спиной.

– Ну показывай, показывай свою ручку! – нарочно усмехнулся Бергер. – Не может быть, чтобы такая.

Славик не соврал. А Филипп Алимович и в самом деле оказался великим мастером подделок. Потому что только по весу и можно было эти две ручки различить. Копия – легкая – была вся сделана из пластмассы: ведь она годилась исключительно для письма, и внутри у нее находился пластмассовый резервуар. Та же, которая предназначалась для «выстрела в упор с близкого расстояния», весила гораздо больше благодаря металлическому стволу и довольно тяжелой казенной части. К тому же у нее оставалась внутри гильза – до сих пор внутри оставалась гильза…

Калинникова тихо охнула при виде двух одинаковых ручек, но ничего не сказала.

– А твоя ручка пишет? – спросил Бергер.

Славик плаксиво наморщил рот.

Конечно, нет. Там вообще помещается мало чернил, в том резервуаре, а ведь Римма какое-то время еще правила ею рукопись. Например, отчеркнула тот абзац про юного ангела, на которого святая Тереза смотрит с такой любовью… Или вроде бы это он смотрел на нее с любовью?

Нет, она! Она! В том-то все и горе, что только она!

– Славик, моя ручка пишет отлично. Хочешь, поменяемся? Они же совсем одинаковые, верно?

Славик явно обрадовался. Схватил копию, начал быстренько пробовать перышко на газете, лежавшей с краю стола. Как хорошо, что ручка оказалась заправлена чернилами!

– Да вы что, Александр Васильевич?! – снова не выдержала Калинникова. – Да разве можно ребенку такую дороговизну… Главное дело, совершенно такая, как Риммина! Где же Славик эту ручку взял, понять не могу?! Откуда она у тебя? Говори, горе мое!

«Горе» насупилось, молчало. Глаза мгновенно сделались на мокром месте.

– Не надо так, – тихо сказал Бергер. – Я… знаю, где он ее взял. На полу. Около кресла, в котором сидела Римма… мертвая. Да, Славик?

– Да! – неожиданно громко ответил мальчик, улыбнулся и унес в комнату свою новую ручку.

– Гос-по-ди! – глухо выдохнула Калинникова. – Когда же? Как же? Как же я не заметила? Я-то думала, он ее бумаги подбирает, а он, значит… Ах, сорока-воровка, вот же сорока-воровка, а не мальчишка! Он на эту ручку давно зарился, выпрашивал ее у Риммы, а тут, значит, не выдержал. Грех-то какой, а? Римма к нему со всей душой, а он…

– Никакого греха тут нет, – тихо произнес Бергер. – Римма… она хотела, чтобы все вышло именно так. Она нарочно дразнила Славика этой ручкой. Знала, что он ее подберет… когда увидит. И все вышло именно так, как она рассчитала.

Римма Тихонова

23 ноября 2001 года. Нижний Новгород

Как она рассчитала, так и вышло. Григорий примчался днем – не то настороженный, не то с надеждой.

– Ну что, успокоилась? Зачем звала? Может, скажешь, что с тобой вдруг произошло, зачем сама себя в эту ссылку отправила? Решила меня в отместку помучить? Только в отместку – за что? Неужели есть – за что?

– Есть за что, – тихо ответила Римма. Она едва говорила. Ничего не ела ни вчера, ни сегодня. Вчера – не могла. Сегодня – не хотела. Да и какой смысл добро переводить? Ну да, Дева, расчетливая, бережливая сентябрьская Дева… – Садись.

– Не хочу я тут рассиживаться. Собирайся, поедем в город. Или говори, наконец!