Читать интересную книгу Священная Римская империя германской нации: от Оттона Великого до Карла V - Франсис Рапп

Это стремление князей подчеркнуть, что они являются подлинными хозяевами Land и что первая обязанность их подданных подчиняться им, объясняется вовсе не их природной склонностью к тирании; они были заражены деспотизмом. Их отцы дали им прочесть «Зеркало принца», и хорошие ученики приняли всерьез эти уроки. Маркграф Баденский и его наместник называли себя Gottesamptmann, «слугами Божьими». В других официальных документах использовались показательные слова «слуги» или «защитники народа». Однако вскоре князья стали называть себя Landesvater, pater patriae, «отцами страны». Это определение отражало изменения в мышлении. Прошло время, когда княжества, как любые другие владения, могли быть разделены. Они стали неотчуждаемыми, сохранение их было доверено «династии» небесами. По примеру электоратов Вюртемберг и маркграфство Баденское были объявлены неделимыми, тот же принцип был принят Гогенцоллернами для всех их владений. По примеру выборщиков другие князья назвали преступлением, подобным оскорблению Его Величества, покушение на свою персону или власть. В Баварии было объявлено, что подданные принадлежат герцогу телом и имуществом. Влияние сложного права, точнее, римского права, способствовало в значительной степени этой новой концепции восприятия роли князя.

В XV веке состав правительственных должностей изменился. Конечно, в советах было еще много дворян и обычно должности королевского чиновника сохранялись за дворянами. Наиболее высокие посты, которые должны были занимать титулованные особы, все еще занимались священниками; канцлер пфальцграфства был всегда епископом Шпейера или Вормса; Sesselmann, который в 1483 г. хранил печати Бранденбурга, был в то же время епископом Лебусским, но именно докторской степени, полученной в Болоньи, он был обязан занимаемой должности. Действительно, все более и более правители стремились заполучить ученых мужей, и не держали их больше на низших должностях; даже светский человек мог достигнуть вершины иерархической лестницы, если он был сведущ, трудолюбив и верен. Признавая важность университетского образования и особенно полученного на юридическом факультете, князья сделали все, что было нужно, чтобы учебное заведение находилось в их землях; перечислим только университеты от Ингольштадта до Баварии, от Виттенберга до Саксонии и Франкфурта-на-Одере в Бранденбургском макграфстве. В начале XVI века юристы задавали тон в правительственных службах больших княжеств; они, естественно, служили в Верховных судах (Hofgericht); они руководили отделами, где составлялись законы, и контролировалось их исполнение; они прилагали все усилия к созданию сети строгих правил (Landesordnungen), которая должна была охватить почти все, что делалось в стране. Государство, которое не способно была построить империя, «постепенно создавалось в землях».[25]

Это государство не исключало из своей компетенции душу своих подчиненных. Его интересовали церковные структуры, так как оно хотело туда поместить своих сторонников. Фридрих III получил право назначить епископов, которых взрастил в своих землях. В то же время Курия назначала во Фрейзинг, Регенсбург и Пассау только представителей семьи Виттельсбахов. Второстепенные прибыли фактически находились под контролем князя или наместника, как в Баварии, где герцог заставлял паству избавляться от тех приходских священников, которые ему не повиновались. Фридрих III резко заявлял: «Имущество священников принадлежит мне». Но князья вмешивались в дела Церкви не только потому, что они хотели всем руководить и все присвоить себе; как хорошие отцы семейства, они заботились о духовном благополучии своих детей; граф Вюртембергский установил правила исповеди и похорон, занимался братствами и различными формами набожности, называя себя «освещенный Святым Духом».

Скандальное поведение духовенства, как монахов, так и живущих среди мирян, должно было исправляться тверже, чем это делали прелаты, чье поведение не было свободно от подозрений. Князья должны были действовать более настойчиво, по крайней мере потому, что они думали, что у них есть право назначать священников, служащих в их землях. Светские служащие сопровождали приезжающих священников до монастырей и Тюрингии, и в Вюртемберге. Многим ранее, чем герцог Клевский провозгласил себя papa in terris suis,[26] Рудольф IV Габсбургский намеревался стать в своих землях «папой, архиепископом, епископом, архидьяконом и настоятелем». Стоит ли удивляться, что лютеранская доктрина получила восторженный прием при княжеских дворах? Она рассматривала князя как Landesbischof, «епископа страны», и постоянно поручала ему миссии, которые Рим соглашался ему давать только в виде исключения. На пороге нового времени государство считалось совершенным, только если оно включало Церковь.

Государство, настойчиво возводимое князьями, намеревалось выстроить собственные города. Было бы правильно воспринимать их как лаборатории, где разрабатывались модели политической организации. Но в конце эпохи Средневековья их развитие было приостановлено, даже в некоторых случаях прекращено узкими рамками. Возможности образований, созданных князьями, были намного шире. Стараясь не быть излишне обременительными, они устанавливали повинности и подати, натурой, деньгами и людьми, более значительные, чем в городах. Итак, они вынуждены были решать те же проблемы, что и территориальные собрания. Конечно, они располагали преимуществами, которых обычно были лишены князья. Члены городского совета выполняли свои функции бесплатно. Будучи выходцами, почти без исключения, из деловых кругов, они привыкли все учитывать и управлять предприятиями. Но экономическая деятельность требовала внимания и времени, которое уже в эту эпоху стоило денег. Как посвятить значительную часть времени службе обществу, не боясь потерпеть банкротство? Общественная польза тоже была завистливым божком, заседания совета происходили часто и длились долго. Дипломатические миссии за пределы страны длились неделями и, кроме того, всегда были небезопасны. Они стали прибегать к услугам компетентного и постоянно доступного персонала, так как наемный труд вошел в обычай в крупных городах. Самые богатые стали предоставлять должность, которую мы сегодня назвали бы должностью генерального секретаря, юристам, получившим должное образование, даже докторам права. Городской бюджет неизбежно отягощался. Число налогов не могло постоянно увеличиваться. Увеличение количества прямых налогов подвергало правительство опасности потерять свои капиталы. Что же касается многочисленных косвенных пошлин, то речи не могло быть об их еще большем увеличении, так как сохранение гражданского мира было одной из самых серьезных забот правительств. Если бы налоговая система в большей степени касалась ежедневных дел простых людей, их гнев рано или поздно вырвался бы наружу. Опасные слои общества находились под пристальным присмотром. Власти стремились сократить количество нищих, подмастерьев и учеников из опасения, что они могут поднять мятеж. Наконец, власть толпы обычно служила инструментом для людей, которые мечтали о диктатуре. Не было ничего, что горожане ненавидели бы больше, чем итальянскую тиранию; соперники Медичи или Висконти плохо кончали, но лучшим средством не вводить их в искушение было сохранение социального равновесия. При отсутствии недовольных кандидат в диктаторы проповедовал бы в пустыне. Можно представить себе, с какой виртуозностью должны были действовать казначеи городов, обязанные осторожно управлять займами, чтобы выплата процентов по задолженностям не осложняла обычных расходов. Чрезвычайные расходы должны были быть ограничены по мере возможности, но как им помешать? Невозможно было избежать войн, требующих самых больших дополнительных расходов. Города не могли изменить правил: поскольку на полях сражений возросло значение пехоты, теперь необходимо было принимать в расчет пехотинцев, но в силу любопытного поворота истории горожане, продемонстрировавшие преимущество этих войск перед кавалерией, не имели возможности использовать их вплоть до конца Средних веков. Ополченцы не могли все принимать участие в сражении вне городских стен, так как крепостные валы тоже должны были находиться под защитой. Кроме того, если их призвали на слишком длительный срок, в их мастерских и лавках, брошенных на произвол судьбы, дела шли из рук вон плохо. Наконец, их эффективность была слишком мала, и требовалось несколько батальонов, чтобы одержать победу над швейцарцами. Почему было не привлечь специалистов? Потому что ни один город не смог бы оплатить их услуги; месячное жалованье Gewalthauffen, наемников поглотило бы годовой доход Нюрнберга! Последствия этого были неизбежны: городам приходилось участвовать в далеких экспедициях и проводить операции на открытой местности, взамен им приходилось совершенствовать свою защиту, укреплять оборону и снабжать ее артиллерийскими орудиями любых калибров. Даже князья, располагающие значительными силами, не любили осадной войны, так как она длилась обычно так долго, что грозила полностью истощить казну. В этих условиях город, замкнувшись в себе, крайне неохотно выводил ополченцев из-за своих стен, чтобы помочь другому городу. Этот священный эгоизм парализовал союзы, такие как Швабский союз, восстановленный, однако, после 1390 г. и включавший около тридцати членов. Эти организации не обеспечивали больше своим самым слабым участникам необходимую защиту. Достаточно вспомнить Мюлуз с его слабыми укреплениями, который вынужден был оставить союз десяти имперских городов Эльзаса, чтобы перейти под защиту швейцарцев. Государство могло считаться сильным, если его территория была довольно обширной и оно могло предоставить достаточно денежных средств и войск, пользующихся техническими достижениями нового времени. В Италии, Милан, Флоренция и Венеция превратили свои contado (пригороды) в обширные и хорошо структурируемые территории. На севере Альп «самым крупным городским государством средневековой Европы» был Мец, город, «сумевший сохранить независимость в течение ста пятидесяти лет, в то время как многие другие ее потеряли».[27] Нюрнберг и Цюрих попытались следовать тем же путем, но они опоздали; место было занято. Жители Нюрнберга узнали это на своем горьком опыте с 1449 по 1451 гг., когда вынуждены были сражаться против маркграфа Альбрехта Ахиллеса и его двадцати двух союзников.