за углом уже и машина ожидала.
Это было удивительное место, наш Институт метрологии. Каждый год 22 апреля, в день рождения вождя пролетариата, сотрудники института должны были написать свои соцобязательства. Я решил, что уже и правда, настало время перестать мне работать, вновь сосредоточиться на повышении образования. Принялся строчить соцобязательства. Уложился в четыре пункта.
1. Обязуюсь этим летом поступить в «Муху» (ленинградское Высшее художественно-промышленное училище имени Мухиной).
2. Обязуюсь учиться в «Мухе» на четверки и пятерки.
3. Обязуюсь в «Мухе» собирать макулатуру.
4. Обязуюсь в «Мухе» принимать активное участие в общественной работе.
Мой начальник Николай Иванович, преподаватель той самой «Мухи», посмотрел удивленно и спрашивает: «Володя, как Вы собираетесь туда поступить? Там ведь конкурс огромный!» Я – на голубом глазу: «Ну, Вы же мне поможете…» Он засмеялся: «Жук!»
– И помог?
– Помог. Я поучился там полтора года и ушел. Скучно стало. Понял, ну не мое это: дизайн, завод, стены оранжевые, стены серые, зеленые, чтобы глаза успокаивали…
– Твои знаменитые работы тушью вообще непонятного цвета, в них намешано столько всего…
– Иногда, когда я хожу по художественным галереям, вижу: яркие, красивые картины, писаные краской – не цветом, а краской. Для меня небо – не голубое, трава – не зеленая… Вот ткни пальцем в мою картину и скажи, какой цвет? Я считаю, что художники за цвет прячутся. Цвет сам по себе, конечно, красив: красный, синий, добавь туда чуточку желтого, уже красота!.. Когда я рисую тушью, мне хочется, чтобы было понятно: они тоже такие, из того же цвета родились. Но кроме цвета еще есть уйма всего, есть глубина и прозрачность – и я смешиваю черную тушь, коричневую, иногда добавляю чуть-чуть синей, чтобы цвет был… пограничный. Потому что трава не зеленая все-таки, а небо… все-таки не голубое…
– Да, в твои работы в стилистике «сухой кисти по текучей туши» можно войти и зацепиться, лететь, плыть, медленно исследуя глубины…
– Это было еще в Бостоне, жесткой кисти под рукой не нашлось, и я взял кусочек картона – старую визитную карточку, провел ею по бумаге, на которую плеснул тушь. И вдруг почувствовал, что… Не могу передать…Темное пятно – и вдруг оно стало переходить в какие-то плавные линии, чувственные, фантастические… До этого я перепробовал много разного в поисках подходящей «сухой кисти», а тут понял: нашел, ту самую, которую чувствую. Знаешь, когда рисуешь, ты понимаешь бумагу… она тебе помогает или мешает работать. И я просто стал писать вот этой карточкой. Ведь как обычно рождается картина? От общего – к мелочам. И это «общее» я стал делать визитной карточкой, а дальше уже мелочи прописывал. Получалась нереальная, необычная, совершенно особенная техника – течет широкий мазок, прозрачный и прихотливый. Потом взял электрическую резинку, которая вращается, ею тоже можно рисовать, и ткнул в тушь: стали возникать вытянутые белые полупрозрачные фигуры из сна… Вот так они и родились, эти туши, эта техника. Она мне и принесла Золотую медаль из Швеции.
– И женские лица, в самой их глубине – красивые, влекущие, загадочные… Они мягким карандашом прорисованы?
– Да, это карандашный рисунок. Штрихованный, ну вот как принтер работает. Если делать рисунок по такому принципу, возникает впечатление, что это – фотография. В Сан-Франциско была галерея, в которой я выставлялся лет пятнадцать подряд. К владельцу галереи однажды привязался некий американский художник и стал его уверять, что женские лица на моих картинах тушью – фотошоп. Он так долго к нему приставал, что галерейщик упросил меня, дабы избежать кривотолков, продемонстрировать прилюдно, как я это делаю.
– Ты провел мастер-класс?
– С одной стороны, я бы должен был послать его, но не хотелось портить отношения. Все-таки работодатель. И я при скоплении народа и того, кто талдычил, мол, все это – фотошоп, часа два сидел и рисовал…
– Народу, естественно, понравилось.
– Понравилось. Очень. А в конце я взял – и раз! – все стер…
– И какая была реакция?
– Ну, какая реакция? А-а-ах! Подобный случай у меня был еще в Питере, в годы перестройки. Один ресторатор попросил сделать оконный витраж. Договорились о сумме, прямо скажу, весьма скромной по тем временам. Я сделал красивый витраж. Заказчик начал торговаться: «Не могу столько заплатить, соглашайся на меньшую сумму…» Я заартачился. И тогда он привел «аргумент»: «Слушай, у меня такое может сделать любой официант…»
Я готовую работу взял осторожно в руки, приподнял ее и «отпустил на волю». «Ладно, – говорю, – пускай твой официант рисует». Стекло упало, разбилось. Жалко было невероятно. А на душе приятно стало. А потом, тоже в Питере, меня нашел другой человек. И тоже попросил написать… для зоомагазина рыбок. Я, конечно, стал отказываться. Не занимаюсь, – говорю, – ни рыбками, ни футболками, ни сувенирами… Потом глянул на него и думаю: «Надо же, рыбку ему нарисуй. Тут перестройка, тряпки, «варенки», футболки, бандиты… А этому рыбка нужна». Животных, должен сказать, я о-о-очень люблю. И написал «рыбку». Он мне заплатил, как и договорились. А потом обнял картину, прижал к себе и говорит: «Я ее дома повешу!»
Когда мы с женой переехали из Бостона в Сан-Франциско, у меня уже было несколько готовых тушей. Мы стали искать, куда их можно пристроить. И нашли одну европейскую галерею, владелица ее была родом из Бельгии, Кассандра Керстинг. Позвонили ей и предложили эти графические работы. Она сказала: «Привезите одну, посмотрю». Мы привезли десять. Она взяла их все и заодно попросила показать, как это технически делается. Как тушь течет, какую нужно брать бумагу. Я ей все подробно растолковал. На следующий день Кассандра позвонила: «Все, – говорит, – получается, только не получается широкий мазок. Объясни, чем ты его делаешь?» Я: «Ну, это все равно чем делать, это может быть бизнес-карточка, может быть кредитная карточка, кусок картона, что угодно… Главное, чтобы тушь, пока она еще свежая, текла». «Сейчас попробую, – обещает Кассандра». Звонит снова: «Взяла свою визитную карточку – не получается!» «Забыл, – говорю, – Кассандра, сказать, что визитная карточка должна быть моя».
– Володя, а ты – современный художник?
– Не знаю. Я, конечно, современный художник, но строго говоря, работы мои не относятся к «современному искусству».
– А современное искусство…
– Нет такого искусства. Есть искусство и не искусство. Когда я прихожу в галерею или музеи современного искусства, я вижу: Шагал, Пикассо, Дали… Но огромное количество и того, что я бы назвал «самодеятельное искусство».
Сегодня я могу объяснить, что такое художник. Понимаешь, художник – это человек без поводка, казалось бы, хочет – работает, хочет – нет. А он работает все время, голова всегда работает, глаза