один напряглись и замерли: по нашему двору шли молодые парни, друзья моих родителей, шли к нам в гости… Вместе шли, в ряд. У меня был потом такой рисунок, но я его выбросил, не захотел хранить. Представь: идет один человек, а руки у него нет. Оставшейся рукой поддерживает товарища, а у того нет ноги… Третьего, совсем безногого кто-то везет на тележке…
– А в школе ты начал рисовать.
– Я терпеть не мог школу! Мне в школе было неинтересно! С математикой совсем плохо было. Приходил домой, садился решать задачи: из трубы «А» в трубу «Б». Сразу перед глазами трубы, трубы – тянутся, извиваются, текут как реки… Я сижу и рисую реки. Или яблоки: плюс, минус, результат, а я про яблоки истории разные сочиняю в картинках. Первые карандаши мне купил отчим. И он же нарисовал рыжую лисицу. Мне, помню, так она понравилась, что я сам начал лису рисовать. И сколько себя помню, рисовал всегда и везде, и чем попало. А после девятого класса пошел в мореходку, на улице Седова.
– Неожиданное решение. И окончил ее? А как же рисовать?..
– Нет, я никогда ничего кроме художественного училища не оканчивал. Отчим очень хотел, чтобы я стал военным, как он. А я хотел увидеть мир, моим любимым героем был Робинзон Крузо. Стал матросом, простым матросом, мне тогда уже семнадцать исполнилось. Нас было пять парней, все мечтали о путешествиях, все сорвались через два года из мореходного училища, прошли какие-то срочные двухмесячные курсы и устроились в Балтийское морское пароходство матросами. Один приятель получил визу и на Южную Америку ушел, другой получил, третий… Мне доверили работать только на буксире в порту. А визу – ни-ни. А я так хотел увидеть ТОТ мир.
– Тебя проверяли так долго?
– Ну да. И все время задавали одни и те же вопросы: «Где служил твой отец, Борис Викторович Витковский?», «Какой у него год рождения?», «Какой номер части?» Я – в несознанку (вот когда молчание мамы оказалось оправданным): «Ничего, мол, не знаю», «1924 года», «Не слышал», «Не видел», «Не участвовал»… И к каждому ответу добавлял: «со слов матери…» Мама, которая предусмотрительно и упорно держала меня в неведении моей родословной, уговаривала: «Брось, сынок, ничего не выйдет! Это же была армия Рокоссовского! Штрафбат!» Но там, наверху, видимо, решили: «Ничего не знает!» И я все-таки ушел в рейс.
– Каким он был, твой первый рейс?
– Он был самый-самый длинный и самый прекрасный: Европа, Куба, Канада, Япония, Австралия и Новая Зеландия…
– Ну и как, не соврал твой любимый Робинзон Крузо?
– Слушай, когда я все это увидел, пришел в восторг: нет, мой любимый Робинзон не врал. Меня поразило все. А вернулся из рейса, будто в чернo-белый журнал попал, будто захлопнулось за мной что-то.
В первом же рейсе я познакомился с Моррисом – австралийским грузчиком, который просто купился на советского семнадцатилетнего мальчишку с широко распахнутыми глазами и открытым ртом. Забрал он меня с корабля на три дня и повозил по стране. Познакомил с клубом Русско-Австралийской дружбы… Для клуба это была настоящая сенсация! Год-то был 1969! Показал им мои рисунки. Они у меня их и купили, деньги стали давать, а я испугался валюты. Тогда они на корабль завезли несколько ящиков пива. Правил ни Моррис, ни я не знали. Три дня отсутствия на корабле да несколько ящиков австралийского пива… кто знает, сколько бы мне намотали. Но первый помощник капитана за себя испугался. Такой случай, наверное, за всю историю пароходства был единственным, чтобы кто-то вернулся после трех дней отсутствия да еще пивом весь пароход поил иностранным…
Короче, визу мне закрыли только после второго рейса. Бюрократы… пока то да се… Вот тут-то дверь и захлопнулась.
И меня тут же подхватил военкомат (ведь я, опять-таки по дури своей, профессионально занимался подводным плаванием с аквалангом). Казалось бы, из-за шумов в сердце меня вообще не должны были призывать в армию, но взяли в ВМФ, на подводную лодку. Сначала на шесть месяцев в школу дизелистов определили изучать двигатели и отрабатывать выход из затонувшей подводной лодки. А на деле – поручили оформлять ленинский уголок. Когда я прибыл в Полярный по месту дальнейшего прохождения службы, боевая подводная лодка, признаюсь сразу, знакомой не показалась, дизельная ее часть тоже особых ассоциаций не вызвала (хотя диплом дизелиста мне выдали с круглыми пятерками). А ленинского уголка на лодке и вовсе не было. Так вот: прибыл к месту службы, привели меня в нужный отсек и приказали «занять место по боевому расписанию». Я громко кричу: «Есть!», а сам думаю: «Черт, где же у них тут дизель?» Не испугался, спросил. Они, видно, уже тогда неладное заподозрили.
– Тяжело было Незнайке служить…
– Нелегко. Чтобы от других не отличаться, я день начинал с того, что вымазывался соляркой по самые уши, ну и еще всем, что под руку попадалось. Грязнее меня там никого не было. Таких придурков там тоже вроде не попадалось. Я еще имидж себе затвердил: широко открытый от удивления рот, немигающий взгляд, старательно-суетливые движения. Выжил в Красной армии только благодаря тому, что мастерски прикидывался идиотом. Классная методика!
Постепенно научился пачкаться так быстро, что образовывалась уйма свободного времени, а из-за славы придурка меня никто особенно не трогал. Так что в свободное от службы время чеканку чеканил и сбывал ее какой-то тетке. Тетка оказалась женой адмирала. Мы с ним однажды встретились… это как Бога увидеть. Адмирал! Хороший он был мужик. «Так вот, – говорит, – куда мои денежки уходят, живу, как в почтовом ящике из-за тебя. Всюду – железо».
– Когда это происходило, Володя?
– Все, о чем ты меня сейчас расспрашиваешь, происходило до того, как нашу подводную лодку отправили на войну, в которой СССР, упаси бог, не участвовал. Мы – да, а он, СССР – нет!
– Службу твою скучной не назовешь, впрочем, не такой ты человек, чтобы скучно что-то делать!
– Естественно. Возвращаемся мы как-то с приятелем из самоволки в часть, а у нас на территории фашистов видимо-невидимо, и все на мотоциклах. Представляешь, 1973 год на дворе, а в городе – немцы… Оказалось, кино снимают. «Командир счастливой «Щуки». Из ГДР плавказармы пригнали длиной до горизонта, а в них туалетов – тоже до горизонта. Вот нас с этим парнем и отправили драить «очки». Картина в этих казармах, надо сказать, была та еще. Сама понимаешь, аж из ГДР шли. Зубными щетками одними красоту не наведешь. Мы смотрим – в углу баллоны со