Читать интересную книгу Черный мотылек - Барбара Вайн

В свете фар ярко сверкнула белая табличка «Продается». Посреди зимы никто не обзаводится недвижимостью — пройдет еще несколько месяцев, прежде чем матери удастся продать дом. «Прежде чем дома не станет», — чуть было не сказала Сара, потому что именно так она воспринимала ситуацию. Когда дом перейдет в чужие руки, он словно исчезнет, словно поднимется мощная приливная волна и смоет его в пучину моря. Он будет лежать на дне, словно Лайонесс или Данвич,[21] невредимый и недоступный, навеки закрытый для всех.

Глупая фантазия. Мать уже легла, но из-под двери спальни пробивался свет. Нормальный человек, подумалось Саре, сейчас распахнул бы дверь, сунул голову в комнату, сказал бы что-нибудь веселое, приятное, спросил бы о чем-нибудь или даже подошел бы к женщине, лежащей в постели с книжкой, и поцеловал бы ее. Она бы и рада была совершить этот обряд, но не могла. Постояла с минуту под дверью, колеблясь, сознавая свою полную некомпетентность в столь простом, детском деле, и наконец, крикнув «Спокойной ночи», скрылась в своей комнате.

Психологи говорят, что для ребенка лучше выбирать в качестве образца родителя одного с ним пола, но они с Хоуп воспитывались на примере отца и теперь не могли, да и не хотели, избавиться от этой «модели поведения». Как же несчастен был бедный папочка, думала Сара, укладываясь в кровать. При жизни отца она и не задумывалась над тем, счастлив он или нет, знала только, что он ее отец, иногда напоминала себе, как ей повезло с ним, таким умным, талантливым, вызывающим всеобщее восхищение, и при этом — таким добрым, щедрым и любящим.

А он носил в душе этот ужас. О, почему он ничего мне не говорил? Когда мы с Хоуп выросли, почему он не поделился с нами? Мы бы его утешили, помогли примириться с жизнью, ведь мы так его любили!

На следующий день заняться было нечем. Если бы Сара предусмотрела пустой день, она бы не поехала домой, а остановилась в гостинице в Плимуте. Для прогулки было слишком холодно, а на встречу с друзьями она собиралась лишь вечером. Кабинет отца пуст, выпотрошен, мучительно находиться в нем. Ей вспомнилась одна из любимых цитат отца: «Увы, уныла плоть, а книги все прочитаны». Книг нет, но вечером плоть Сары не будет уныла, невзирая на мороз, невзирая на все ее недоумения и переживания.

Возникшая близость с матерью вновь ослабла. Сара перестала ее целовать — наверное, навсегда. Какое бы бремя ни нес по жизни отец, мать обязана была разделить его, но — Сара тому свидетель — она этого не сделала. Она предоставила мужа его горю и одиночеству и, как героиня романа «Впроголодь», следовала собственным мелочным и эгоистичным интересам.

За ночь сердце дочери ожесточилось против Урсулы, и теперь она с удивлением и даже отвращением вспоминала, как накануне вечером, когда ехала домой через болота, размышляла, не познакомить ли мать с одиноким вдовцом Стефаном. Как-никак, брат ее покойного мужа. Правда, не так давно брак между ними считался бы противозаконным, словно кровосмешение.

Но теперь Сара молчала. Ей нечего сказать матери. Во второй половине дня произошла маленькая неожиданность: позвонила Викки, смущенная, несколько напуганная. Сказала, что Адам Фоли приехал на выходные и собирается встретиться с ними в пабе, а она не знает, как это воспримет Сара, ведь Адам почему-то держится с ней так враждебно, так грубо, он опять отравит Саре вечер, и потому Викки (тут ее голос окреп и зазвенел негодованием) вполне готова позвонить Адаму и сказать, что его никто не ждет.

— Не надо, — ответила Сара, и ее тело заныло от возбуждения. — Мне все равно. Я не обращаю внимания на подобные выходки.

Вызывающий костюм уже стал частью привычного ритуала. На этот раз Сара, не колеблясь, накрасила губы синей помадой под цвет ногтей. Отыскала в шкафу Хоуп черные чулки — чулки, а не колготки — и мини-юбку в обтяжку, из-под которой, стоило наклониться, виднелись края чулок. Туфли с четырехдюймовыми каблуками принадлежали лично Саре. Она уже забыла, по какому случаю их приобрела, но сейчас они пришлись как раз кстати. Было бы еще лучше, если бы она отрастила волосы до пят либо сбрила совсем, обнажив изящную форму черепа, но теперь уже ничего не поделаешь.

Еще только полседьмого. Сара сидела у себя в комнате, перечитывая «Пурпур Кассия», единственную книгу отца, какая теперь имелась в доме. И ту она привезла с собой. Теперь она знала, что в этом романе, как и в других, описана его семья: Хлоя Рул — мать, Питер в детстве — Стефан, а взрослый — вероятно, Джеймс. Кэтрин — сплав Маргарет и Мэри, а строгий богобоязненный сосед, похожий на Джекоба Мэнли, — еще один лик Джозефа.

Сара не могла сосредоточиться на чтении. Половое влечение перебивает все прочие импульсы, подумала она, изгоняет все мысли, наполняет тело, освобождая его от контроля разума, и тогда кровь кипит, сердце бьется все чаще, кожа словно горит.

Урсула мысленно отметила необычный оттенок губ и ногтей, но вслух ничего не сказала. Не промолвила ни слова, увидев, как Сара наклонилась над невысоким баром и из-под юбки показались края чулок. Только когда Сара налила себе на два дюйма виски и отхлебнула изрядный глоток, мать заговорила:

— Сара, разумно ли это? Ты же едешь на машине в Барнстепл!

— Все нормально, — ответила Сара. — За меня можешь не беспокоиться.

Тайгер не пришел. У Рози появился новый поклонник, или, может быть, парень на вечер — Нил. Переступив порог паба, Сара начала волноваться, что Адам все-таки не придет. Слова Викки ничего не меняли. Его отсутствие станет очередным шагом в этой игре, построенной на провокации и грубости, разочаровании и ожидании нового, — старой, доведенной до крайности игре в недоступность.

Сегодня Сара пила виски, оставляя синий отпечаток на бокале. Через полчаса она сходила в туалет и оглядела себя в зеркале. Можно подумать, она долго просидела в ледяной воде и замерзла до полусмерти: лицо бледное, губы синие. Она уговаривала себя: сейчас вернется к столу, и Адам уже там; она оттягивала возвращение, приглаживая успевшие спутаться волосы, накладывая очередной слой синей помады. Вот вернется к столу, и Адам уже там.

Но его не оказалось. Викки подняла вопрос о том, где провести остаток вечера. Барнстепл — такая дыра. Не пора ли всей компании перебраться в Лондон? Если б они жили в Лондоне, как счастливые Сара и Адам, у них была бы сотня местечек на выбор. Кто-то предложил наведаться в винный погребок, закрывавшийся только в полночь, кто-то тем временем принес еще пять порций выпивки. Александр посоветовал здесь же и поужинать, и все принялись изучать меню. Сара чувствовала, что ей кусок в горло не полезет.

Принесли их заказ, обычный набор пивного бара — пироги с почками, рыбу и курицу с жареным картофелем, все это составили на маленький столик, и без того загроможденный соусами и корзинкой с хлебом. Сара отщипывала кусочки хлеба и подливала себе выпивку. Что же делать, если Адам так и не явится? Шло к десяти. Уже час она не участвовала в разговоре, ограничиваясь «да» и «нет». Если Адам не придет, повторится то, что уже было в прошлые выходные, — снова одинокое возвращение домой, темный дом, где ее ждет — или не ждет — мама, а папочки больше нет. Она этого не выдержит.

Или Адам хочет от нее какого-то поступка? Доехать до коттеджа, позвонить в дверь, выслушать оскорбления, повернуться и уйти, чтобы через пять минут он нагнал ее в темноте. Или он вынуждает ее к нестерпимому, унизительному ожиданию, и она должна ехать домой и снова возвращаться, неделю за неделей, пока, не выдержав, не наберет его лондонский номер? Но как долго это терпеть? И потом, пойдя навстречу желаниям Адама, Сара нарушит правила игры — ведь именно враждебность, постоянное взаимное отталкивание так заводят обоих.

Подняв глаза, она увидела Адама — он вошел не через главный вход, а через боковую дверь. В одно мгновение все ее страхи, все сомнения испарились. Жар затопил ее, поднимаясь к голове, кровь приливной волной ударила в голову. Мелькнула одна лишь разумная мысль: как это странно, необъяснимо, ведь достаточно лишь увидеть этого человека — даже не услышать его, не ощутить прикосновение руки, а только увидеть, — и ее охватывает столь мощное желание. Собственное тело пугало Сару, оно вышло из-под контроля и вело себя так, как можно будет только потом, в объятиях Адама, под его руками. У нее вырвался судорожный вздох. Прежде она не утрачивала власть над собой до такой степени. Адам косился в ее сторону, слегка приподнимая брови.

Хорошо еще, что друзья объясняют ее реакцию недовольством или страхом перед Адамом. Тот подошел, встал у стола, поздоровался, ни к кому не обращаясь:

— Привет!

Он не смотрел в сторону Сары. Она знала, что он не посмотрит. Рози сдвинулась влево, Викки — вправо, Адам втиснул между ними стул и сел.

— Это Нил, — представила Рози.