Читать интересную книгу Выбирая свою историю. «Развилки» на пути России: от рюриковичей до олигархов - Ирина Карацуба

Так предполагалось совместить ценности западного Просвещения и либерализма с отечественной политической реальностью. Получилось иначе. Николай был достаточно осторожен и умен, чтобы игнорировать проявившееся в 1825 г. общественное движение или не замечать недостатков в работе государственной машины. Он даже приказал составить резюме допросов своих «друзей 14 декабря» с критикой существовавших порядков, так называемый «Свод показаний членов злоумышленного общества о внутреннем состоянии государства»; часто просматривал его и находил «много дельного». Эти материалы даны были в наставление комитету, учрежденному 6 декабря 1826 г., чтобы он мог «извлечь из сих сведений возможную пользу при трудах своих», суть которых царь видел в том, чтобы выяснить, «что ныне хорошо, чего оставить нельзя и чем заменить».

Так, Сенат предполагалось разделить на Сенат судебный и Сенат правительствующий; предлагались меры по усилению контроля за деятельностью местных органов, по ограждению дворянского сословия «от неприятного ему и вредного государству прилива разночинцев». Помимо «Комитета 6 декабря», была создана «Собственная Его Императорского Величества Канцелярия». Ее Николай превратил в особый высший орган власти, стоявший над всем государственным аппаратом и позволявший монарху контролировать его и вмешиваться в решение любых дел.

Первое отделение канцелярии стало всероссийским «отделом кадров»: здесь были сосредоточены дела по определению на службу, производству в чины, перемещению и увольнению всех чиновников империи. Сам Николай заявлял: «Я желаю знать всех моих чиновников, как я знаю всех офицеров моей армии».

Второму отделению была поручена задача систематизации законов, впервые после Соборного уложения 1649 г. успешно завершенная. В результате появились «Полное собрание законов Российской империи» и включавший только действовавшие нормы «Свод законов» (1833), использовавшиеся с изменениями и дополнениями до 1917 г. Новый свод должен был юридически закрепить основы государственного и общественного строя России. Появился и первый в России уголовный кодекс — «Уложение о наказаниях уголовных».

Третье, наиболее известное, отделение представляло собой политическую полицию со своим исполнительным аппаратом — Отдельным корпусом жандармов (200 офицеров и 5000 рядовых), части которого были размещены по жандармским округам. В сферу ведения «высшей полиции» входил широкий круг вопросов — от контрразведки до театральной цензуры и должностных преступлений чиновников. По замыслу создателей, Третье отделение должно было стать не тайным обществом шпионов, а официальным и «всеми уважаемым» органом верховной власти и надзора. Поэтому на службу туда приглашали и бывшего декабриста генерала М. Ф. Орлова, и самого Пушкина. Еще одной задачей ведомства был сбор информации о положении в стране, настроениях различных классов и групп населения.

Четвертое отделение ведало женскими учебными заведениями и системой социального обеспечения — воспитательными домами, больницами, инвалидными и странноприимными домами. Ему же подчинялись кредитные учреждения (Ссудные и Сохранные казны), выдававшие займы помещикам под залог их имений.

Пятое отделение проводило реформу управления государственными крестьянами, а шестое занималось созданием системы управления на самой беспокойной окраине — Кавказе.

Стиль царствования задавал император. В первом часу дня, невзирая на погоду, он отправлялся, если не было назначено военного учения, смотра или парада, инспектировать учебные заведения, казармы и прочие «присутственные места». Во время таких визитов царь вникал во все подробности и никогда не покидал учреждения без замечаний, а то и грозных разносов нерадивым чиновникам. Он полагал, что в России чиновников «более чем требуется для успеха службы», и «весьма многие [из них] остаются праздными, считаясь для одной формы на службе, шатаясь по гуляньям и в публичных местах от праздности…».

Внезапно появившийся из-за угла царь мог «подловить» небрежно несущего караульную службу часового, а то и лично пресечь нарушение порядка. «Соскочить немедленно из саней; вбежать самому в кабак, вытолкать оттуда, собственноручно, провинившихся; по возвращении во дворец послать за кн. Меншиковым и военным генерал-губернатором — все это было для государя делом минутной решимости», — восхищался барон Корф поимкой Николаем двух загулявших матросов, которые безуспешно пытались скрыться от бдительного царского глаза в питейном заведении.

Николай искренне боролся со злоупотреблениями. Но, похоже, не представлял себе, что это можно делать иначе, чем усилением начальственного контроля; что возможно устройство общества без повседневной и всепроникающей государственной опеки. Царь верил в то, что можно раз и навсегда навести идеальный порядок — но только путем назначения строгих начальников, создания новых министерств и ведомств, секретных комитетов.

Образцом идеально устроенного общества для него являлась армия: «Здесь порядок, строгая безусловная законность (царь имел в виду параграфы воинского устава. — Авт.), никакого всезнайства и противоречия, все вытекает одно из другого». Поэтому при Николае I половина министров, членов Государственного совета и губернаторов были генералами, даже обер-прокурором Синода был назначен гусарский полковник. Целые отрасли управления получили военное устройство: горное и лесное ведомства, сеть путей сообщений. В каждом губернском городе был расположен батальон Корпуса внутренней стражи для охраны тюрем, арестантов и водворения «тишины и спокойствия». Одновременно Николай стремился сохранить дворянский характер высшей гражданской бюрократии и офицерского корпуса, поэтому в 1845 г. право на получение потомственного дворянства стало даваться только с VI класса Табели о рангах (чина полковника). Был запрещен прием на государственную службу лиц из податных сословий.

Кроме того, Николай оставлял за собой право на решение любого дела и тратил время на то, чтобы вникать в мелочи повседневности, вплоть до покроя платьев придворных дам. Регламентировался повседневный быт: запрещалось курить на улицах, высочайше предписывались прически для служащих и офицеров и маскарадные костюмы. Даже для чинов полиции была разработана особая инструкция с перечнем состояния задержанных гуляк: «бесчувственный, растерзанный и дикий, буйно пьяный, просто пьяный, веселый, почти трезвый, жаждущий опохмелиться…». Светская и духовная цензура искореняла любые проявления вольномыслия; в газетах и журналах той поры не упоминалась, вероятно, половина известных нам по всем учебникам событий той поры: голодные годы, массовые эпидемии холеры (от нее только в 1848 г. умерло 668 тыс. человек), восстания в России и революции в странах Европы. Борьба с вольномыслием логично завершилась циркуляром министра внутренних дел 1854 г., категорически запретившим печатные «похвалы и одобрения действиям и намерениям его императорского величества», чтобы никто не подумал о самой возможности неодобрения.

Императора, несомненно, всю жизнь одолевала подозрительность по отношению к тому самому просвещенному дворянству, роль которого в создании гражданского общества подчеркивал Пушкин. Ведь 14 декабря Николай I столкнулся не с мирными реформаторами, а с военным заговором, имевшим целью «истребление императорской фамилии». Царские опасения умело использовали казенные патриоты, демонстрировавшие преданность в сочетании с отсутствием вредных (и вообще каких-либо чуждых начальству) идей и изящными доносами на излишне самостоятельных и вольно мыслящих.

«Все, что есть дерзкого, буйного, вольнодумного, революционного между молодыми людьми, покровительствуется партией Карамзина и Муравьева, и, к удивлению всех, от вступления на престол императора Николая юноши, которые даже в своем кругу почитались дерзкими и опасными, получили в два, три года по несколько чинов и орденов и заняли важные места…

Правительство, будучи всегда окружено этими людьми и веря в усердие, в благодарность за милости, никогда не обращало внимание на то, чтобы противодействовать влиянию партии на общее мнение и, напротив, увлеклось духом сей партии. Она ныне известна под именем патриотов. Правительство ищет только тайных обществ. Но их не будет более. Форма действий общества изменилась, и оно действует явно, открыто к овладению общественным мнением и всеми важными местами… Символом веры членов сей партии есть, что русское дворянство столь же зрело к свободным формам правления, как и французы, что мужики русские умнее и смышленее французских и достойны быть свободными», — пугал царя в 1830 г. Фаддей Булгарин в одной из своих многочисленных записок в III Отделение.

(Видок Фиглярин: письма и агентурные записки Ф. В. Булгарина в III Отделение. М., 1998. С. 393–394).

Итоги были печальны. «Говоря совершенно откровенно, и я, как большая часть современного молодого поколения, не сочувствовал тогдашнему режиму, в основании которого лежали административный произвол, полицейский гнет, строгий формализм. В большей части государственных мер, принимавшихся в царствование Николая, преобладала полицейская точка зрения, то есть забота о сохранении порядка и дисциплины. Отсюда проистекали и подавление личности, и крайнее стеснение свободы во всех проявлениях жизни, в науке, искусстве, слове, печати. Даже в деле военном, которым император занимался с таким страстным увлечением, преобладала та же забота о порядке и дисциплине: гонялись не за существенным благоустройством войска, не за приспособлением его к боевому назначению, а за внешней только стройностью, за блестящим видом на парадах, педантическим соблюдением бесчисленных, мелочных формальностей, притупляющих человеческий рассудок и убивающих истинный воинский дух», — такую оценку николаевской эпохе дал историк и военный министр при Александре II Дмитрий Милютин. «Социальный заказ» давал и соответствующих исполнителей.