type="note" l:href="#n_37">[37].
Теперь каждый раз, когда Элеонора навещала миссис Клири, за ней посылали экипаж, запряжённый четвёркой лошадей. При первом же ударе хлыста соседские дети с визгами бросались к окнам, а топот множества ног был не хуже звона дверного колокольчика. Когда кучер стучал, Элеонора была уже готова и шла с гордо поднятой головой, под изумлёнными взглядами соседей. Экипаж плыл по улице, точно барка Клеопатры, а Элеонора сидела внутри, расправив плечи, яростная и гордая.
Но эти эмоции она тщательно скрывала, когда прибывала на место.
Каждый раз при виде сияющих стен дома миссис Клири Элеонора думала об Ифе. Крохотная частица огромного состояния Клири могла бы с лёгкостью покрыть зарплату Ифе. Бесси почти не разговаривала с Элеонорой, Чарльза отослали, а Лею она так и не отыскала. Без миссис Клири у неё совсем никого не было, и Элеонора просто не могла позволить себе потерять её расположение. В противном случае не останется никакой надежды на то, чтобы вытащить Ифе из Гранборо.
Элеонора смеялась над шутками миссис Клири и просила объяснять вещи, которые и так уже знала. Она хвалила платья миссис Клири и скромно краснела, когда старушка спрашивала её о мужьях. Она познакомилась с компаньонкой миссис Клири – высокой уравновешенной чернокожей женщиной по имени мисс Хилл, которая также пребывала в трауре. Изо всех сил Элеонора старалась подражать той лёгкой манере, с которой мисс Хилл обходила колючки и колкости мисс Клири. Девушка даже надела зелёное в День святого Патрика, просто из вежливости, и беспокоилась об этом несколько дней, когда миссис Клири словно ничего и не заметила. Элеонора была благочестива, застенчива, добра, полна восхищения, и мисс Клири никогда не замечала, как девушка меняла одну маску на другую. Но старушка ни словом не обмолвилась о пособиях, и в конце каждого вечера Элеоноре оставалось лишь смотреть на голые стены своей обшарпанной комнатки, прислушиваясь, как тикают часы, приближая полночь.
А сейчас девушка пила кофе, стараясь не морщиться. Кофе был турецким и наверняка очень дорогим, потому она была полна решимости научиться наслаждаться этим напитком, сколько бы времени ей на это ни потребовалось. Миссис Клири как раз заканчивала монолог о последних веяниях моды, за которыми тщательно следила, несмотря на траур, а мисс Хилл вежливо кивала. Элеоноре доводилось видеть не так уж много вдов, но она была уверена, что они не должны блестеть.
– …и, конечно же, всегда приятно видеть возвращение моды поры юности, – заключила хозяйка. – Полагаю, именно поэтому мне так подходят последние наряды. Юной леди не пристало слишком интересоваться веяниями моды, но в моём возрасте уже можно быть смелее.
Элеонора, ожидавшая, что хозяйка того и гляди залихватски взмахнёт юбками, кивнула:
– Ваше платье действительно чудесно.
Мисс Хилл кашлянула:
– Вы тоже очень хорошо одеваетесь, мисс Хартли. Я вижу, вы прекрасно управляетесь с иголкой. Такая прекрасная работа над…
– Нет, – прервала миссис Клири, окинув Элеонору взглядом с головы до ног. – Нет, мисс Хартли, вам и правда следует надеть кое-что получше. Пойдёмте со мной.
Она протянула руки. Мисс Хилл помогла старушке подняться с дивана, а Элеонора подала трость с серебряным набалдашником. Миссис Клири вышла в коридор и, поднявшись по широкой лестнице, провела их обеих в гигантскую спальню. В центре, занимая почти всю комнату, расположилась кровать с балдахином – голубые парчовые занавески на четырёх столбиках. Лицо у миссис Клири раскраснелось.
– Мисс Хилл, – проговорила она, – не принесёте ли вы моё старое платье для прогулок? Зелёное с белым… и, возможно, то бордовое тоже. Я, кажется, немного переутомилась.
Мисс Хилл скрылась в гардеробной, а Элеонора помогла хозяйке сесть.
– Миссис Клири, это слишком великодушно…
– Вздор! Моя дорогая мисс Хартли, я проведу в трауре всю оставшуюся жизнь и больше не буду носить эти платья. Кроме того, я ведь могу пожелать появиться в вашей компании на публике, а вам нельзя показываться рядом со мной в таком наряде, – и она кивнула на милое голубое платье Элеоноры.
– Вы чрезвычайно добры, миссис Клири, – сказала девушка, подавляя гордость. – Позвольте, могу я спросить ваш совет?
– Спрашивайте.
Элеонора облизнула губы, вдруг разнервничавшись.
– Я бы хотела постараться найти старую подругу, но боюсь, для неё сейчас настали трудные времена.
– Если это, так сказать, вопрос семейный, вам лучше умыть руки и забыть о ней, – резко ответила миссис Клири.
– О, Лея никогда бы не попала в такую ситуацию, – возразила Элеонора, чувствуя, как правда обжигает изнутри.
Хозяйка кивнула:
– В таком случае я могу предложить вам услуги одного из моих слуг. Он будет сопровождать вас, если вы захотите побывать в каком-нибудь не слишком респектабельном месте. Хотя должна заметить, мисс Хартли, лучше бы вас вообще не видели в подобных местах. Барнс вполне справится, действуя по вашему поручению.
На следующий день прибыл Барнс. На пороге Элеоноры возвышался крупный мужчина средних лет. Выглядел он так, словно его забрали с ближайшей верфи, а потом велели обращаться с девушкой как с леди. Заговорив с Элеонорой, он снял шляпу, а потом прокладывал для неё путь сквозь толпу на Оксфорд-стрит, чтобы её никто не беспокоил. Миссис Клири, должно быть, велела ему присмотреть за девушкой.
Да, это ей понадобится.
Церкви, благотворительные организации, общежития, работные дома и бюро – Элеонора посетила их все и не нашла никаких сведений о Лее. Она прошла по каждой приличной улице и постучала в каждую чистую дверь. Люди, жившие в этих опрятных ухоженных домах, либо никогда не видели Лею, либо предпочитали пройти мимо. Но в Лондоне было немало мест, где можно спрятаться. Крохотные дворы, где теснились узкие домики, борясь за каждый клочок дневного света. Зловонные подвалы, сквозь стены которых просачивались нечистоты. Вонючие переполненные трущобы, где лежали трупы, источавшие вонь, потому что никто не мог позволить себе позвать гробовщика. Зайди Элеонора в любое из этих мест одна, выбраться оттуда невредимой она сумела бы разве что чудом.
Первым таким местом в её списке был переулок Сент-Кристофер, зажатый между Оксфорд-стрит и Вигмор-стрит, словно отсутствующий зуб в улыбке. Да и сам переулок был похож на влажный рот, коричневый, зловонный, вот-вот готовый проглотить незваную гостью целиком. Толстый слой утрамбованной грязи покрывал тротуары, и что-то мерзкое сочилось по стенам. Между окнами на верёвках сушилось грязное бельё. К стене привалился безногий нищий, и Элеонора не могла сказать наверняка, пьян он или уже мёртв.
Переулок был коротким. Теоретически она могла бы добраться до Оксфорд-стрит меньше чем за пять минут. Но некогда большие величественные дома были построены на совесть, с толстыми стенами и заколоченными окнами. И окажись она в одном из этих тёмных высоких домов, никто не услышит её крик.
– Что ж, – сказала девушка, подбирая юбки, чтобы не запачкались, – полагаю, пора приступать.
Они подошли к ближайшей двери и постучали – никто не ответил. Барнс задумчиво посмотрел