Читать интересную книгу Наследница Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

– Что с людьми у ворот монастыря? – спросил Самуэль.

Один из рейтаров, которого Самуэль поставил на пост у окна, ответил не оборачиваясь:

– Их стало больше, ротмистр.

– Сколько примерно?

– Без женщин и детей? Около сотни.

Самуэль что-то буркнул. Он перехватил взгляд Бьорна Спиргера и заметил:

– Сотня жалких оборванцев, Бьорн. Причин для беспокойства нет.

– Разве я что-то сказал, ротмистр? – Спиргер пожал плечами.

– Что с нашим особым другом?

– Все еще здесь, – ответил мужчина у окна.

Самуэль подошел к окну и выглянул наружу. Ворота монастыря находились в конце улицы, начинавшейся прямо от рыночной площади Браунау. Улица приобрела серо-коричневый цвет из-за людей, молча стоявших по обеим ее сторонам. Они вели себя все так же тихо. Если бы Самуэль никого не поставил на пост у окна, смоландцы даже не заметили бы эту толпу. Фигуры двигались почти как тени, которые растут из углов и выступов зданий, когда свет перемещается; они не издавали ни звука. Они просто смотрели. Смотрели на монастырь, и чем дольше Самуэль вглядывался в них, тем холоднее ему становилось. По пути вверх по ущелью Самуэлю пришло в голову сравнение с хищниками – это когда они проходили мимо молчаливо глазеющих жалких людей в нижней части города. Сравнение несколько хромало – стервятники поджидали добычу, и терпения им было не занимать. Но эти, снаружи, ждали не добычу, а… да, чего? «Избавления», – пронеслось в мозгу Самуэля; и характерной особенностью их ожидания было не терпение, а отчаяние. Он положил руку на плечо мужчины рядом с собой.

– Жутковато, не так ли, ротмистр?

Самуэль кивнул.

– Они ждут, когда же мы наконец заберем эту проклятую штуку, – пробормотал он.

– Что?

Самуэль кивнул, указывая на вид в окне.

– Библия дьявола. Они ждут, что мы уберем проклятие из их города.

– Батюшки, ротмистр! Я бы сказал, что они ждут момента, когда смогут сожрать нас, – например, когда мы сунемся к воротам.

Самуэль сжал плечо рейтара.

– Это все равно лучше, чем стать пищей для воронов в поле или для червей, нет? Что случилось, капрал Брандестейн? Сегодня хороший день для смерти, не так ли?

– Хорошего дня для смерти не бывает, ротмистр.

Самуэль ласково похлопал рейтара по щеке, вызвав у того улыбку.

Самуэль вздохнул. Он посмотрел в небо и в сотый раз подумал о том, что, собственно, изнутри библиотеки его обычно не бывает видно. Но в библиотеке монастыря Браунау действовали другие правила: небо заглядывало внутрь, обрамленное почерневшими балками бывшей крыши. Самуэль оттолкнул ногой обугленные доски и освободил кусок пергамента, на котором можно было рассмотреть часть буквицы. Остальное сгорело, оставив в качестве единственного следа лишь неровный, иззубренный черный край на остатке пергамента. Буквица была искусно украшена. Кусок пергамента мог пролежать под досками и тридцать лет; погодные условия вытравили все цвета из этого произведения искусства, кроме красных контуров капталов и глубокого индиго в некоторых местах. Золотые нити сверкали на темно-синем фоне. Очевидно, этот предмет некогда был прекрасным и вызывал благоговение. Остаток пергамента представлял собой монастырь Браунау в миниатюре. Самуэль покачал головой. Разочарование комом встало у него в горле.

– Что с людьми у ворот монастыря? – спросил Самуэль.

Один из рейтаров, которого Самуэль поставил на пост у окна, ответил не оборачиваясь:

– Их стало больше, ротмистр.

– Сколько примерно?

– Без женщин и детей? Около сотни.

Самуэль что-то буркнул. Он перехватил взгляд Бьорна Спиргера и заметил:

– Сотня жалких оборванцев, Бьорн. Причин для беспокойства нет.

– Разве я что-то сказал, ротмистр? – Спиргер пожал плечами.

– Что с нашим особым другом?

– Все еще здесь, – ответил мужчина у окна.

Самуэль подошел к окну и выглянул наружу. Ворота монастыря находились в конце улицы, начинавшейся прямо от рыночной площади Браунау. Улица приобрела серо-коричневый цвет из-за людей, молча стоявших по обеим ее сторонам. Они вели себя все так же тихо. Если бы Самуэль никого не поставил на пост у окна, смоландцы даже не заметили бы эту толпу. Фигуры двигались почти как тени, которые растут из углов и выступов зданий, когда свет перемещается; они не издавали ни звука. Они просто смотрели. Смотрели на монастырь, и чем дольше Самуэль вглядывался в них, тем холоднее ему становилось. По пути вверх по ущелью Самуэлю пришло в голову сравнение с хищниками – это когда они проходили мимо молчаливо глазеющих жалких людей в нижней части города. Сравнение несколько хромало – стервятники поджидали добычу, и терпения им было не занимать. Но эти, снаружи, ждали не добычу, а… да, чего? «Избавления», – пронеслось в мозгу Самуэля; и характерной особенностью их ожидания было не терпение, а отчаяние. Он положил руку на плечо мужчины рядом с собой.

– Жутковато, не так ли, ротмистр?

Самуэль кивнул.

– Они ждут, когда же мы наконец заберем эту проклятую штуку, – пробормотал он.

– Что?

Самуэль кивнул, указывая на вид в окне.

– Библия дьявола. Они ждут, что мы уберем проклятие из их города.

– Батюшки, ротмистр! Я бы сказал, что они ждут момента, когда смогут сожрать нас, – например, когда мы сунемся к воротам.

Самуэль сжал плечо рейтара.

– Это все равно лучше, чем стать пищей для воронов в поле или для червей, нет? Что случилось, капрал Брандестейн? Сегодня хороший день для смерти, не так ли?

– Хорошего дня для смерти не бывает, ротмистр.

Самуэль ласково похлопал рейтара по щеке, вызвав у того улыбку.

– Ты гляди, Герд, – сказал он. – Я и не знал, что ты у нас философ.

– А ты бы скорее в это поверил, если бы я сидел в палатке и делал пассы?

Они снова выглянули в окно. Самуэлю показалось, что за последние несколько минут к толпе присоединились новые лица – так же беззвучно, так же подобно теням, так же неожиданно, как и другие. Все они останавливались перед невидимой границей, которую очерчивали полуразрушенные пропилеи монастырских ворот, но тут вперед выступил одинокий человек. Он сидел в чем-то вроде обитого соломой и одеялами ящика, похожего на низкую телегу. Его ноги безжизненно свисали по обе стороны ящика – высохшие, бледные палки, ничем не покрытые, несмотря на холод, заляпанные грязью. Должно быть, они полностью омертвели. В правом кулаке он держал что-то вроде сабо, какие дамы в Швеции носят в весеннюю пору, чтобы не утопить прекрасные туфли в грязной жиже на улицах. Сабо были снабжены рукоятками, с помощью которых он мог отталкиваться от земли. Вторая такая же пара лежала у него на коленях; левую руку он поднял и все время махал ею, повернувшись лицом к монастырю. Было ясно, что он подает им знак. Длинные седые волосы покрывали его голову до плеч и обрамляли лицо. Создавалось впечатление, будто им машет сама смерть.

Герд Брандестейн поднял руку, чтобы помахать в ответ, но Самуэль перехватил ее.

– Подожди, – сказал он. – Сначала нужно выяснить, на что мы отвечаем.

Капрал посмотрел на него, широко раскрыв глаза.

– Продолжай вести наблюдение, капрал Брандестейн, – приказал Самуэль и отвернулся.

К ним подошла Эбба.

– Везде одно и то же, – сказала она и сжала кулаки. – Монастырь – просто развалины, а город наполовину покинут.

– Похоже, иезуитам известно не все, – заметил Самуэль.

– Нет, очевидно, они знали не все. Собственно, самого важного-то они и не знали. Jäklar![44] – Она показала на происходящее за окном. – Не создаст ли это проблем?

– Мы узнаем это только тогда, когда станет ясно, захотят ли они выпустить нас обратно.

– И если нет?

Самуэль посмотрел на нее и улыбнулся.

– Не бойся, ваша милость. Обычно это мы создаем проблемы для других.

Эбба пренебрежительно фыркнула. Самуэль махнул рукой, указывая на разрушенную библиотеку.

– Как ты считаешь, как долго все находится в таком состоянии?

Эбба пожала плечами.

– Понятия не имею. Лет пять?

– Я достаточно повидал разрушенных домов, церквей и дворцов. Посмотри на потолочные балки: сажа заметна только внизу, а боковые части выцвели от ветра и непогоды, места излома закругленные и ломкие. Видишь длинные черные следы на стенах? Когда-то здесь лежал ровный слой копоти. Дождь смыл большую ее часть, а серая ткань на них – это лишайники. То, что осталось от сгоревшего пергамента и прочих вещей, образовало толстый склеившийся слой на полу. Только в углах и других защищенных местах отчасти можно определить, что гут было раньше. Я бы сказал, что разрушение произошло минимум двадцать лет назад, а скорее, и все тридцать.

– В самом начале войны… – сделала вывод Эбба.

Самуэль кивнул.

– Может, и так.

– Возможно, горожане напали на монастырь. Все-таки он был чем-то вроде острова католицизма в почти исключительно протестантском окружении. Видит Бог, их ненависть была огромной.