насекомых, коробка спичек, лосьон для загара, пузырек секонала, зубная щетка, мужская бритва, шесть новых лезвий для бритья, два — старых, черный блокнот для записи адресов с золотым тиснением на обложке, пузырек димедрола»…
— Знаешь, о чем я подумал? — прервал Кареллу Мейер.
— Да… О чем же?
— Будь я писателем, как Селинджер, список всей этой чертовщины в аптечке сочли бы литературным достижением высшего класса.
— Просто безобразие, что ты всего лишь Мейер Мейер, — сострил Карелла.
«Третья полка: пузырек нитола, три стержня для механического карандаша, флакон фиоринала…»
ГЛАВА X
— Кто сказал, что они приняли снотворное? — поинтересовался у детективов лейтенант Сэм Гроссман.
— Ты же сам сказал, что, вероятно, так оно и было, — возразил Карелла. — Ты же говорил, что самоубийцы такого типа иногда принимают снотворное, чтобы смерть была хорошей и приятной. Разве ты этого не говорил?
— Ну, хорошо. Я действительно говорил что-то в этом роде, — нетерпеливо проронил Гроссман. — Но разве я тебя просил присылать мне четырнадцать дерьмовых пузырьков снотворного?
— Нет, но…
— Стив, у меня и так дел по горло, а ты еще посылаешь мне все эти пилюли. Что ты предлагаешь мне с ними делать?
— Я просто хотел узнать…
— Стив, что говорят результаты вскрытия? В них упоминалось что-то о снотворном? '
— Нет, но «я думал…
— Тогда, пожалуйста, скажи, что я должен, по-твоему, делать со всеми этими четырнадцатью пузырьками? Что ты хочешь от меня услышать? Могут ли они тебя усыпить? Да, могут. Убьет ли тебя слишком большая доза какого-нибудь из них или всех? Да, конечно, если принять некоторые из них в большом количестве, возможен летальный исход. Устраивает? Ну, что еще?
— Не знаю, что еще и сказать, — робко ответил Карелла.
— Ты хватаешься за соломинку, но ведь этому делу еще нет и недели.
— Ты прав, я хватаюсь за соломинку. Послушай, Сэм, это ты первый сказал, что это убийство, помнишь?
— Кто? Я? Не хочешь ли сказать, что ты считал это самоубийством?
— Не знаю, что я считал, но почему бы и нет? Как доказать, что это не самоубийство?
— Ну, ладно, Стив, не злись.
— А я и не злюсь!
— Ну хорошо, ты хочешь чуда? Колдовства? Абра- ка-дабра, а, да! Понятно… Минуточку. Хрустальный шар проясняется…
— Иди к черту, Сэм!
— Мне же не с чем сравнить эти твои проклятые пилюли, — заорал в трубку Гроссман. — И кого, черт возьми, будут волновать какие-то еще снотворные, если уже установлен явный случай отравления окисью углерода? Ты знаешь, сколько сейчас в морге трупов ожидают вскрытия? Нет?
— Но кого-то этот вопрос ведь должен волновать? — закричал в ответ Карелла.
— Это не по моей части! — все орал Гроссман. — И вообще ты не прав. Никого он не должен волновать! Бог ты мой. На это потребовалось бы несколько недель! Ну и ради бога? Чтобы доказать, что им подсыпали снотворное?
— Тогда стало бы ясно, что их убили!
— Ерунда! Ничего не стало бы ясно. Они сами могли пойти в аптеку, купить пилюли и принять их. Только и всего. Не зли меня, Стив!
— А ты меня! — орал Карелла. — Кто-то там в больнице свалял дурака, и ты это знаешь!
— Ничего подобного! Отвяжись от меня! Хочешь скандала? Звони в эту чертову больницу! Ты и мне позвонил, чтобы поругаться?
— Я позвонил потому, что послал тебе четырнадцать пузырьков таблеток и думал, ты сможешь мне помочь. Очевидно, я ошибся. Поэтому прощай и спи спокойно!
— Послушай, Стив…
— Послушай, Сэм…
— Да, к черту все это! К черту! Разве можно разговаривать с упрямым быком?! Я так, наверное, никогда и не научусь! Чудеса! Тебе нужны чудеса, черт побери!
Оба замолчали. Наконец Гроссман спросил:
— Так что же ты хочешь, чтобы я сделал с этими пузырьками?
Опять наступила пауза, а затем послышался хохот Гроссмана. На другом конце провода Карелла тоже не смог подавить улыбку.
— Послушай моего совета, Стив. Не звони в больницу. Они свое дело сделали.
Карелла вздохнул.
— Стив?
— Да, слушаю.
— Забудь и об этих пилюлях тоже. Почти все они фабричного производства. На некоторые не надо и рецепта. Даже если бы в морге взяли эти пробы и что-либо выявили, ты бы все равно имел дело с доступными любому в этом городе таблетками. Забудь о них! Послушай меня, забудь!
— Ладно! — сказал Карелла. — Прости, что взорвался.
— Трудный случай?
— Очень. — Карелла помолчал. — Я уже должен сдать дело.
— Доложи, что это самоубийство.
— Я доложу о нарушении порядка.
— Ты этого не сделаешь, — просто сказал Гроссман.
— А почему бы нет, — возразил Карелла. — Я ведь тупоголовый. Тупоголовый итальянец — так меня обычно звала мама. — Он помолчал. — Ну, ладно, Сэм, помоги мне с этими таблетками, дай ответ.
— О господи, Стив. Нет у меня никакого ответа.
— Вот видишь, и у тебя тоже. Так что мы квиты, — вздохнул Карелла. — Ты ведь думаешь, что это убийство? Ты и теперь так считаешь?
Гроссман долго молчал, потом ответил:
— Кто его знает? Кинь его в папку нераскрытых дел! Вернись к нему через несколько месяцев, через год.
— А ты бы так поступил? — поинтересовался Карелла.
— Я? Я — тупой, — возразил Гроссман. — Моя мама обычно звала меня тупоголовым евреем.
Опять наступило молчание и Сэм произнес:
— Да, я и сейчас считаю, что это убийство.
— Я тоже, — откликнулся Карелла.
В тот вечер, прежде чем уйти с работы в пять сорок, он обзвонил все остальные страховые компании по списку, пытаясь выяснить, не был ли застрахован и Томми Барлоу. Он получил отрицательный ответ от каждой. Когда он шел к машине, припаркованной через дорогу (солнцезащитный козырек опущен, к нему прикреплен написанный от руки плакатик, возвещавший о том, что эта подержанная машина принадлежит полицейскому, — пожалуйста, дежурный инспектор, не штрафуйте), он вдруг подумал о том, что Томми Барлоу мог быть затрахован какой-нибудь загородной компанией. И опять подумал, а не идут ли они по ложному пути.
Он завел машину и поехал домой в сторону Риверхеда, по дороге перебрал в памяти факты этого дела. Он ехал очень медленно, с открытыми окнами, потому что был апрель, а иногда, особенно в апреле, Карелла чувствовал себя семнадцатилетним. «Бог ты мой, — думал он. — Умереть в апреле? Интересно, сколько самоубийств приходится на этот месяц?
Если еще раз вернуться к этому делу, — подумал он. — С первого взгляда оно похоже на самое обыкновенное самоубийство. Если, к примеру, забыть о том, что убийства вообще существуют. На минуту представить себе, что эти двое людей готовы лишить себя жизни. И если предположить, что у них действительно нет никакого выхода из создавшегося