Иногда ей вспомнится горьковатый вкус губ Всеволода и удивительное чувство всепоглощающей нежности, с которым он ее обнимал.
А когда она полетит к Кате, обязательно сходит в ту смешную харчевню на сопке и посидит там с бокалом вина, глядя на океан и вспоминая свою несбывшуюся любовь.
Удивительное дело, но приговор вынесли на первом же заседании. Он оказался мягким, штраф миллион двести и запрет занимать государственные должности в течение пяти лет.
Северина поздравила ее с окончанием разбирательства и предложила заплатить штраф, но Александра отказалась.
– У нас есть такие деньги, – сказала она резковато.
Если она продаст драгоценности, которые принимала за знак любви и которые в реальности были то ли вложением денег, то ли симптомом не совсем чистой совести, как раз примерно на штраф и хватит.
Выйдя из кафе, она вдруг поняла, что не хочет домой. Сейчас надо будет утешать и ободрять Витю, слушать его впечатления о процессе, и честный разговор отложится до завтра. А потом до следующего завтра, и никогда не состоится.
Александра достала телефон, зашла на свою страничку и улыбнулась. От Всеволода пять сообщений.
Она почему-то думала, что жилище Мешкова выдержано в духе андеграунда, такой подпольный рок-клуб конца восьмидесятых, может быть, под крышей старого дома, куда ведет щербатая лестница с гнутыми перилами. Но оказалось, Всеволод живет в ста километрах от города, причем не в коттеджном поселке, а в обычной деревне.
Основной путь Александра проделала на электричке, сомневаясь и волнуясь. На каждой станции она еле сдерживалась, чтобы не выбежать из вагона. Темнота за окнами напоминала, что уже поздно и у Мешкова придется заночевать. Значит, между ними что-то будет.
Или ничего не будет, и это будет значить, что ничего никогда и не было. Просто друзья.
Александра не знала, какой вариант пугает ее больше, но когда, выйдя из электрички, она увидела Всеволода, стоящего под единственным на всю округу фонарем, сразу забыла о своих страхах.
От фонаря шел слабый, но уютный и теплый свет, в котором кружились снежинки, в сумерках еле виднелись высокие сугробы, а сосны, обступившие перрон грозной стеной, казались таинственным лесом. Но темное небо было ясным, и звезды будто подмигивали Александре, мол, не бойся.
Мешков обнял ее и прижался щекой к щеке.
У него был самый прозаический газик, называемый в народе «козел». Только на таком и можно ездить по нашим дорогам, заметил Всеволод. И действительно, дорога от станции до его дома оказалась просто невероятно разбитой.
Насколько Александра могла разглядеть в сумерках, дом Мешкова представлял собой обычный деревянный сруб, правда, большой и добротный. Он был тоже благоустроенным, как ее дача, но гораздо более традиционным.
Они вошли в обычные деревенские сени, оттуда тяжелая, обитая войлоком дверь вела в просторную кухню с настоящей русской печкой, а по узкой лестнице, сказал Мешков, можно попасть на второй этаж, где у него студия. Но там довольно холодно, и лучше они поднимутся туда попозже, когда Александра согреется с дороги.
Сняв шубку и сапоги и сунув ноги в уютные обрезанные валеночки, Александра устроилась за столом, покрытым красивой тефлоновой скатертью. Дальше, за портьерой, очевидно, спальня хозяина, и лучше туда нос раньше времени не совать.
Она поежилась и хихикнула, как девчонка.
Кухня обставлена по-деревенски, но это не стиль а ля рюс, а просто хорошо налаженный быт крепкого хозяина.
Под ногами лежали обычные половики, возле печки стояло несколько ухватов, на полках – посуда, в том числе горшки и чугунки, и сразу было ясно, что это здесь не для колорита, а для пользы дела. В красном углу небольшой киот с несколькими иконами, такими темными, что еле можно разобрать контур лица, руки и нимб.
Мешков потрогал ладонью бок печки, нахмурился и нажал кнопку обычного электрочайника. Тот сразу уютно зашумел.
– Тепло? А то могу подтопить.
Она покачала головой.
Утром этого необыкновенно долгого дня Александра одевалась в суд, а не для поездки на природу. Сейчас на ней был тот самый унылый учительский костюм, который она ненавидела и который совершенно не подходил к обстановке деревенского дома. Несмотря на уверения продавцов, он, кажется, был все-таки синтетическим и за целый день наэлектризовал ее собственное тело, пропитав колючей энергией, вроде ламп дневного света.
– Секундец, – сказал Мешков, скрылся за портьерой и через минуту вернулся, протягивая ей черную толстовку с готической надписью белой краской, – надень, тебе будет удобнее. Это мне подарили фанаты, но я ни разу не надевал. А я пока посмотрю, чем тебя накормить.
Он отогнул половик, под которым оказался вход в подпол, и спустился туда.
Александра сбросила пиджак и блузку, причесала волосы, намочив гребенку водой из рукомойника, надела толстовку и сразу почувствовала себя бодрее. Опустившись на колени, она заглянула вниз и увидела стеллажи, уставленные заготовками, а в другом углу – солидный запас картошки и других корнеплодов. Вспомнив собственные стратегические запасы, Александра покраснела.
– Варенье из слив будешь? Или лучше повидло? А может, хочешь водки? Я тогда достану маринованный лук, мировой закусон.
– Нет, я водку не хочу, давай повидло.
– О’кей! – Всеволод подал ей банку, закрытую листом пергамента и перевязанную пеньковой веревкой и неожиданно легко выскочил из погреба, подтянувшись на руках. Потом принес из сеней колбасу, и Александра наконец сообразила, чего не хватает в этой кухне. У Мешкова не было холодильника.
Из печки он достал чугунок с картошкой, и они ели ее руками, макая в блюдечко с солью, так что Александре казалось, ничего вкуснее она в жизни не пробовала.
– Послушай, ты, наверное, думаешь, что я приехала, потому что мне плохо и что использую тебя…
– Нет, не думаю. Просто рад, что ты приехала, и все, – сказал Мешков решительно.
– Мне все равно как-то неудобно. То я от тебя бегала, а сейчас вдруг заявилась.
– Саш, я понимаю, что у тебя сейчас непростое время, – Всеволод взял с тарелки картошину и внимательно ее оглядел, – если нужно чем-то помочь, скажи, я сделаю, а если ты просто хочешь быть со мной, то вот он я.
– Но получается, что я пытаюсь решить свои проблемы за твой счет. Как бы использую тебя, что ли.
Мешков негромко рассмеялся:
– Мужчина, Саша, это прежде всего тупое животное. Поэтому когда появляется перспектива быть с любимой женщиной, он не спрашивает, зачем да почему. Он просто идет к ней, и неважно, что будет завтра.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});