Я кивнула, подтверждая, что понимаю, о чём он говорит.
– В последней, принятой во Франской империи версии заветов Четырёх даже можно найти это наставление – или похожее, которое легко счесть подтверждением правдивости легенды, – продолжил Эветьен. – Подобное отношение к чужой крови связано с Хар-Асаном и бытовавшем тогда представлении, что дети, рождённые от смешанных браков, понесут свой яд дальше, из поколения в поколение и это рано или поздно убьёт всех обычных людей, населив земную твердь лишь демонами Хар-Асана. Разумеется, это заблуждение, поскольку сейчас уже известно, что при многократном смешивании через союзы с обычными людьми яд Хар-Асана слабеет и вовсе перестаёт проявляться. Со временем сюда добавилось и нежелание брать жён из Вайленсии и других стран, вызывавших у фрайниттов опасения – по разным причинам.
– Боялись, что вайленская жена привезёт с собой второго мужа или найдёт такового на месте?
– Не без того. С рассветом Франской империи отношение к супругам из других государств переменилось в лучшую сторону, но коснулось это лишь простых франнов. Император, сын первопрестольного древа, наместник и исполнитель воли Четырёх на земле, стоит над своими подданными, как Благодатные над смертными, и быть таким же, как простые франны, не может. Он должен взять в жёны одну из своих, не чужеземку, что принесёт с собой если не отравленную кровь, то иностранные веяния, губительные не меньше иного яда, но честную добродетельную фрайнэ, что будет чтить и мужа своего, и законы Империи, и Четырёх. И чтобы упростить поиски и избежать грызни за место суженой императора, появился выбор жребием. К нему нашлась и подходящая случаю легенда о храбром правителе старых времён, который, как считается, объединил большую часть некогда разрозненных племён фрайниттов… фигура в известной степени скорее мифическая, нежели жившая в действительности, поскольку в сохранившихся хрониках аромейцев слишком уж много упоминаний о разобщённости фрайниттов по прибытию на эти земли. Да и настоящее объединение произошло позже. Когда пришёл черёд этому легендарному правителю выбрать жену, то многие семьи предложили ему своих дочерей. Надо полагать, в связи с предположительным объединением выбор был даже чересчур велик, а отказ взять в супруги деву из одной семьи и назвать суженой из другой, возможно, соперничающей с первой, мог привести к обидам и затаённой злобе…
– А там и до свержения недалеко, – подхватила я.
– Или до разобщения. Поэтому, дабы не породить ненужной смуты, правитель не торопился делать выбор, но проводил время в молитвах и просьбах к Благодатным ниспослать ему ответ. Наконец ответ был дан и правитель, следуя ему, призвал к себе четырёх верных воинов. Каждый воин по его воле отправился в одну из четырёх сторон света, в места, где жили группами племена, и после объединения не торопившиеся смешиваться с недавними врагами. Там каждый воин взял в руки лук и стрелу…
– Вышел во двор и выстрелил. Где стрела упала и какая девица её подняла, та и стала женой тому царевичу… в данном случае кандидаткой в невесты царя, – я поймала удивлённый взгляд Эветьена и пояснила: – Похожий момент есть в одной из сказок моего мира, точнее, моего народа.
– В чей дом попала стрела, дочь того человека и стала своего рода первой избранной. Девушки предстали пред очами правителя, и одну из них он назвал суженой и взял в жёны согласно принятым тогда брачным традициям.
– Всем было хорошо и никому не обидно. И, самое главное, обошлось без промашек, и в каждом отмеченном стрелой доме нашлась дочь подходящего возраста.
– Это всего лишь легенда, – усмехнулся Эветьен. – Сказка. Тем не менее, она послужила фундаментом для создания выбора жребием. Для осуществления божьей воли были избраны верховные служители Четырёх, использован первый артефакт, по слухам, из поисковых, и призваны четверо рыцарей Рассвета как верные стражи императора и Благодатных. Служители символизировали богов, артефакт являл их волю, рыцари обеспечивали безопасность и хранили чистоту дев так же, как защищали веру в Четырёх на иных дорогах. Позднее артефакт модифицировался, насколько мне известно, со временем закатники создали новый, единственное назначение которого был поиск и отбор девиц по заданным критериям. Есть люди, полагающие сам выбор жребием величайшим совместным проектом храмовников, закатников и рассветников, подобных которому нет и по сей день. Вероятно, потому, что с той поры отношения между храмами и Закатом ухудшились. Как бы там ни было, выбор жребием стал важной, неотъемлемой частью жизни как страны, так и каждого императора. Веками он полагался более предпочтительным, нежели брачные союзы с другими государствами, к тому же на опыте иных правителей Империя убеждалась, что ничто не заменит божественное волеизъявление и ни одна принцесса-чужеземка не может быть лучше истинной фрайнэ, честной, добродетельной и богобоязненной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– И только наша четвёрка решила попортить статистику, – заметила я.
– Девы бывали разные во все времена, – возразил Эветьен. – И бывало всякое. Аргейские острова до присоединения к Империи вовсе не брались в расчёт, обещанные храму вступали под его сень раньше, чем принято сейчас, а послы редко женились на иностранках. Даже при наличии в четвёрке девы сомнительного или неподобающего происхождения, у императора всё равно оставался выбор.
– А теперь он вообще чисто номинальный, выбор этот.
– Это решать Стефанио.
– Но одну участницу он на всякий случай решил-таки досрочно снять с соревнований. Как я понимаю, это не очень хорошо?
– До объявления имени суженой императора вы все, пусть и формально, остаётесь девами жребия, и называть одну из вас избранницей другого… – Эветьен нахмурился, не одобряя внезапного решения монарха. – Разумеется, такова воля государя, но…
– Будет скандал? – предположила я.
– Нет. По крайней мере, не в твоём случае.
– Хочешь сказать, что ниже, чем уже есть, падать мне некуда?
– Хочу сказать, что едва ли все сильно удивятся. Даже в чопорном Эргерштернском королевстве государи выдают замуж своих бывших фавориток, если они не были замужем прежде, и это не является ни для кого ни откровением, ни скандалом. И хотя лучше бы найти обоснование раннему объявлению, однако многие и без него сочтут наше обручение куда более приемлемым, чем услышать твоё имя как суженой Стефанио, – Эветьен остановился вдруг, поправил на мне берет и улыбнулся невесть чему. – Отныне ты – моя суженая.
Действительно, куда я теперь денусь с этой подводной лодки?
Правда, неплохо было бы решить один немаловажный вопрос… но вот к кому с ним обратиться? Эветьен упомянул как-то, что не намерен требовать от меня наследника сию минуту. Если только он не собирался игнорировать мою спальню или пользоваться каким-то не шибко надёжным старинным способом избежать нежелательной беременности – ни того, ни другого я прошлой ночью не заметила, – то должны быть ещё варианты. По крайней мере, не лишним будет узнать.
* * *
Размокший после ночного ливня парк не привлекал любителей развлечений на свежем воздухе – а может, многие ещё отсыпались после маскарада, – и потому аллеи его были тихи и пустынны под стать весёлому кварталу утром. Прислуга в служебных помещениях дворца, как и накануне, не обратила на нас внимания, зато трудности возникли в коридорах, так сказать, общественного пользования. По галереям, увешанным произведениями искусства, ходили либо аристократы, либо слуги в одеждах цветов своих господ, и двое мужиков, одетых не пойми как, без опознавательных знаков, смотрелись подозрительно. Дойти в дневное время никем не замеченными до моей спальни возможным не представлялось, да и Жизель вряд ли обрадуется, узрев соседку в столь интригующем виде. Поэтому Эветьен отвёл меня в свои покои, где собирался вызвать служанку, дабы та принесла мне платье.