— Мы уже ели карри в пятницу.
— Ну и что? Индийцы каждый день карри едят, — буркнул Джек, пытаясь устроиться поудобнее на громоздком диване.
— Сиди спокойно, не толкайся, — сказала Милли и после короткого молчания спросила напрямик:
— Забыл купить еды?
— Не то чтобы забыл. Просто утратил чувство времени. Не соображал, который час.
Джек слез с дивана, чтобы сменить диск. «Noir Desir» сейчас не к месту: чересчур мрачен. Он охотно послушал бы «Fratres» Пярта, но Милли увидела, какой диск он выбрал, и попросила поставить «Мать с атомным сердцем»[90]: эта музыка сразу переносит ее в юность, объяснила она. Джек возражать не стал; ему всегда нравилась у «Пинк-Флойд» ярко выраженная линия баса, определяющая всю гармонию.
Милли закрыла глаза.
— «Суон энд Эдгар»[91], — мечтательно проговорила она. — Мы ходили туда за обновками, когда жили одни в наших квартирах в Бэйсуотере. А теперь родители их даже не сдают — не видят смысла; вот глупость-то! Они приезжали бы к нам гораздо чаще, если бы могли здесь расположиться на какое-то время. Мама, между прочим, считает, что нам надо посадить айву.
— Не согласен, — возразил Джек, игнорируя предложение тещи. — У нас масса места.
— Чего-чего масса?
— Навряд ли они приезжали бы чаще, даже если б их ждал здесь отдельный коттедж, — вот я о чем.
— Просто ты все время дома, и они не хотят тебе мешать.
«Чушь собачья» чуть было не сказал Джек, но удержался. От выпитого виски Милли начала тянуть слова, особенно гласные, — типичная для английской знати манера. Когда она звонит родителям в Гемпшир, ее речь тоже мгновенно меняется. Лондонский выговор бесследно улетучивается. Столь же разительная перемена происходит с нею после нескольких дней в родном поместье: землистый цвет лица, типичный для жителей столицы, исчезает, уступая место здоровому румянцу. А Джек порой чувствует себя перманентно больным. Грандиозные хроматические пассажи у «Пинк Флойд» уже звучали пианиссимо, как вдруг на улице послышался вой, который тут же запечатлелся в голове Джека в виде своеобразной вышитой каймы. Человек обычно не сознает, что обладает хорошим голосом, чего, увы, не скажешь о людях безголосых.
Если Кайя упорно выслеживает его, травит, точно охотник зайца, и, пользуясь знакомством с Говардом, подбирается все ближе, ему необходимо продумать, что сказать Милли, прежде чем Кайя нанесет удар. Как там выразилась девица, звонившая из конторы по обработке древесины? Не исключено, между прочим, что она работает на целую преступную группу… А, превентивная обработка.
Джеку вдруг расхотелось сидеть на месте; надо действовать.
— А что, в самом деле, не пойти ли нам куда-нибудь поужинать? — предложил он. — Хотя бы в тот симпатичный ресторанчик на Флит-роуд.
— В четверг?
— Да, в четверг, а что?
— Мне надо просмотреть почту, — сказала Милли, не двигаясь с места.
— Опять?
— Я ее смотрела в обед. А после поездки в Халл еще не открывала.
— Сейчас закажу столик, — вызвался Джек, ища глазами телефон.
В ту же минуту раздался звонок, и они рассмеялись. Милли взяла трубку, лежавшую рядом на диване, под журналом по садоводству, улыбнулась, но улыбка вдруг сменилась тревогой:
— О, Боже, да, конечно, Доналд, он здесь. — И, обернувшись к мужу, взволнованно сказала: — Что-то случилось с твоей мамой, Джек.
Он нахмурился, сердце на мгновение замерло, потом гулко забилось, будто в комнату вошел леопард. Звонил отец. Милли убавила звук стерео — «Пинк-Флойд» как раз исполняли модуляцию на большую сексту. У Джека перехватило горло.
— Алло? Папа?
Мгновение трубка молчала, слышалось лишь тяжелое дыхание, потом зазвучал отцовский голос:
— Джон, она… с ней… с мамой… случилась… большая неприятность, — с трудом переводя дух, будто после бега, произнес отец.
— Что-то серьезное?
— Я сам был… в шоке… все уже в порядке. Мы в Хиллингдоне. В травматологии. Сразу рванули на «скорой». Да.
На заднем плане был слышен шум и разноголосый говор. Джек сразу представил себе картину: рой врачей и медсестер, гудящая аппаратура. «Пинк Флойд» тем временем мощными пассажами из верхнего регистра в нижний, словно скребком, очищал атмосферу.
— Значит, сейчас с ней все в порядке? Милл, выключи музыку.
— Что выключить? — спросил отец.
— Это не тебе. Я попросил Милли выключить музыку, и побыстрее.
Милли бросилась выполнять его просьбу, расплескав по дороге виски.
— Во всяком случае, она еще дышит, — сказал отец, как будто Джек спрашивал об этом.
— Еще дышит? Бог ты мой. Вот чертовня.
— Слушай, мне нужно… сесть.
— Так садись быстрей! — Джек чувствовал, что лицо словно жаром обдает. Непривычное ощущение.
— Всё… так глупо произошло… — отец по-прежнему с трудом переводил дух, будто бежал в гору. — Так нелепо… Но шею она… не сломала… считают врачи.
— Шею?! А могла? О Господи!
Джеку почудилось, что он сидит в полной тьме и видит в окошко белоснежные, ярко освещенные фигуры; одна из них — его мать.
— Она может… двигать ногами, — тяжело дыша, продолжал отец. — Сейчас она в сознании, только речь бессвязная. Я, во всяком случае, не разбираю ни слова. Короче, ничего не понимаю. Еле слышно — как это говорится? — лепечет. А ведь у нас кошка… Ее кормить надо.
Сейчас ситуация стала проясняться и пугала уже не так, как в первую минуту. С мамой это второй несчастный случай за полгода. При своей слепоте она ведет себя слишком самостоятельно и в результате то падает с лестницы, то пытается войти в магазинную витрину… Все будет хорошо, просто они с отцом поначалу ударились в панику. Милли замерла у стереосистемы, прижав ладонь ко рту. Джек отвел трубку в сторону и сказал:
— С мамой очередная напасть.
Милли молча кивнула.
— Мне в «скорой»… тоже стало плохо… — глотая воздух, продолжал отец неверным голосом; казалось, он вот-вот не выдержит и разрыдается. — Но сейчас все в порядке.
Этой ночью я ведь мог потерять их, подумал Джек. Обоих сразу.
— Джон, ты слушаешь?
— Да-да. Знаешь, я сейчас к вам приеду.
— Да, Джон, хорошо бы.
— Как это произошло?
— Она выпала… из окна.
— Из окна?! Не может быть. Из какого окна?
— Из того… что над пристройкой… Снимала шторы… чтобы… почистить. Я ее отговаривал. Она стояла… на стуле…
— О, черт! Дело худо.
Джек машинально пригладил волосы; перед глазами почему-то возникла негритянка, распростертая перед автобусным бампером.