Читать интересную книгу Господь - Романо Гвардини

В этой притче содержится многое, что может заставить нас призадуматься. Прежде всего, нашу совесть смущает предупреждение, что вечность готовится во времени. Быстро проходящими днями нашей жизни мы определяем свою вечную судьбу. Мы вспоминаем увещание Господа: «Мне должно делать дела Пославшего Меня, доколе есть день; приходит ночь, когда никто не может делать» (Ин 9.4). Как нищий, так и бессердечный живут вечно. И не путем простого продолжения своего существования, нет, - их существование таково, каким оно окончательно и навеки стало перед Богом. Определилось же это существование тогда, когда один жил в страданиях и лишениях, не отступая, однако, от Бога, тогда как другой благоденствовал, забыв Бога и милосердие.

Но есть здесь еще и нечто другое, заключенное в последних фразах. Осужденный на вечные муки просит Авраама послать Лазаря к его братьям. Пусть он придет в дом, у ворот которого лежал, засвидетельствует о вечной жизни и призовет живущих в этом доме подумать о своей собственной вечной судьбе. Авраам отвечает: для этого у них есть Моисей и пророки, т.е. Откровение, высказанное словом Писания и передаваемое от одного человека к другому каждодневным учением. Просящий возражает, что это не поможет нисколько: то, что написано в книге и проповедуется священником, не производит больше никакого впечатления. Но если бы сама вечность явилась к ним в лице умершего, они пришли бы в себя. Тогда Авраам говорит: если книги и учения не слушают, то не потрясет их даже, если оттуда придет кто-либо. И нам вспоминается то страшное обстоятельство, что другой Лазарь, настоящий, на самом деле воскресает из мертвых и живет среди людей, не верящих живому Слову и требующих знамения, - а они отворачиваются от него. И даже созывают Синедрион, который объявляет опасным подобное знамение, прельщающее народ, и обсуждают, как бы обезвредить Лазаря (Ин 12.10- 11), Это подводит нас к вопросу: как вообще проявляется среди нас реальность Бога? Дается ли постижение Откровения одному легче, чем другому? ;

Прежде всего, почему Бог Сам не говорит к нам? Если Бог все сохраняет и все пронизывает Своим действием, то почему не говорит во мне Он Сам? Почему мне приходится придерживаться напечатанного и скач занного, учителей и проповедников? Почему не Он Сам вкладывает в мой дух Свою истину, чтобы я внутренне понял ее? Почему не Он Сам затрагивает Своей волей мою совесть? Почему Он не дает мне проникнуться бесценностью Его обетования, мне самому, моему сердцу, моему воспринимающему существу, чтобы ко мне пришла умиротворяющая ясность, в которой суть всех вещей? На это трудно ответить. В конечном итоге придется сказать: потому что Богу так угодно. Но можно и угадать некоторые причины.

Конечно, Бог говорит через все и ко всем, в том числе и ко мне. В каждой вещи Он открывается, в каждом событии действует Его Провидение и затрагивается совесть, и внутри меня Он свидетельствует о Себе. Но все это лишено четкости. Только на основании этого я еще не могу жить так, как диктует мне чувство. Все это еще неоднозначно и нуждается в последнем определении, которое дается только недвусмысленным словом Божиим. А это слово Он не говорит каждому отдельному человеку.

Явное откровение реальности и воли Божией я получаю только через других людей. По Своему соизволению Он призывает какого-то отдельного человека и к нему говорит открыто. Этому человеку приходится дорого платить за такую непосредственную связь -вспомним то, что уже говорилось здесь о пророках и апостолах. На примере такого человека можно видеть, что значит быть во власти непосредственного слова, насколько резко это вырывает человека из обычного существования и как беспощадно отгоняет от него все обыденное. Призванный слышит слово и передает его другим: «Так говорит Господь!» Этот путь избрал Бог, и если мы следуем Его поучению, то видим, что только это путь человека. Мнение, что каждый непосредственно связан с Богом, ошибочно. Так думать может только тот, кто забывает, что значит непосредственно находиться во власти Святого Бога и подменяет это состояние «религиозным переживанием». Отсюда недалеко до утверждения, что это последнее может и должен иметь каждый. В действительности же непосредственная связь с Богом не по силам человеку. Бог свят и говорит через Своих вестников. Кто не готов принять вестника и хочет слушать самого Господа, тот показывает, что не знает - или не желает знать, - кто такой Бог и кто он сам... То, что мы хотим сказать, можно выразить еще и так: сущность и спасение людей Бог утвердил на вере. Но эта вера в своей чистоте и твердости проявляется, по-видимому, только тогда, когда с нею встречают вестника. Поэтому тот, кто желает слушать самого Бога, тем самым показывает, что он, в сущности, хочет не веровать, а знать, не повиноваться, а опираться на собственный опыт. Человеку подобает слышать о Боге от человека, ибо все мы составляем единую ткань нашей общности. Никто не созидает свою жизнь из себя одного. Наше существование исходит само из себя, но также и от других людей. Мы растем сами, но благодаря пище, которую дают нам другие. Так же и к истине мы приходим, конечно, своим собственным познанием, но содержание познания нам дается. Человек человеку - путь к жизни; правда, бывает, что и к смерти. Человек человеку - путь к истине и ввысь; правда, бывает, что и к заблуждению, и в бездну. Таким образом, человек человеку - путь к Богу, и естественно, что Слово Божие и должно быть уяснено нашим сердцем, возвещено же должно быть другими. Из человеческих уст мы слышим Божие Слово - таков закон нашего существования в вере. Он требует смирения: послушания, о котором мы уже говорили, способности склониться перед посланным вестником. Но это и помогает, потому что говорящий несет с собой не голословное утверждение, но то, которое прошло через его собственную жизнь. За словом стоит он сам - тот, кого коснулось Высшее. Слово поддерживается его убеждением. От его веры возгорается вера других. Главное, конечно, не в этом, ибо свою основную силу слово получает не от веры возвещающего, а от Бога, - оно остается Его Словом, даже если вестник равнодушен или сомневается. Тем не менее вера возвещающего помогает тому, кто слушает.

Во Христе Сам Бог живой стоит среди нас и говорит. Но не как констатирующий ученый или холодный законодатель. Сын Божий не предписывает нам, чтобы, прочитав Его Слово, мы повиновались, -слово рождается Его человеческим умом, переживается Его сердцем, передается Его любовью. Оно горит «ревностью по доме Божием» и преданностью воле Отца Его (Ин 2.17). Оно - живое, воплощаемое Слово, и от Его святой богочеловеческой жизни возгорается жизнь нашей веры.

Христианская вера воспламеняется той самоотдачей, непоколебимостью и любовью, с которой истина пребывала в духе Иисуса. Эта жизнь слова Божия в духе и сердце Иисуса означает нечто иное, чем, скажем. самоотдача пророков. Пророк заявлял: «Так говорит Господь». Его слово творило свое дело, но веру в сердце слушающего возжигал Тот, Кто говорил как власть имеющий, Бог. Иисус же произносит: «Я говорю вам». Его Слово не «делает свое дело», но обладает властью. Оно зачинает и творит. Горение, с которым Иисус произносит Свое Слово, свойственно этому слову в самой его сущности. Это горение - сама Его любовь. Мы верим в христианское слово, каким оно исходит из живых уст Иисуса. Если попытаться отделить Слово, Им произнесенное, от Его живого существа, и взять его само по себе, то это было бы уже не то Слово, которое имел в виду Бог. А если захотеть отнести одно из Его слов, как исходящее непосредственно от Бога, к слушающему человеку, то оно перестанет быть христианским. Христос не только Вестник, Он - «Слово», в которое мы веруем, Он одновременно и то, что Он говорит, и Он Сам, говорящий. Одно в другом. Сказанное есть то, что есть, поскольку говорит это Он. Провозглашая Весть, Он, говорящий, открывает Себя.

Хорошо, но с тем большей настойчивостью требует ответа вопрос: почему нам не дано приблизиться к этому огню? Не дано слышать слово от Него Самого? Если Он представляет Собой живое явление Божией истины, воистину «эпифанию» ранее неведомого Бога, то почему нам не дано видеть свет на Его лице? Не обладали ли тогдашние люди бесконечным преимуществом перед нами? Разве мы не отдали бы все, чтобы нам было дано увидеть, как Он переходит через улицу? Услышать Его голос, встретить Его взгляд, почувствовать Его «мощь»? Ощутить своим нутром, кто Он? Почему нам в этом отказано? Почему на нашу долю приходятся только печатные страницы, учителя и посредники?

В этом нужно разобраться. Было ли какое-либо преимущество перед нами у тех, кто Его видел? Было ли положение тех, кто был с Ним и слушал Его, существенно иным, чем у нас, теперешних? Есть, во всяком случае, одно обстоятельство, которое должно привести нас в недоумение. Если видеть Его лично дает такое преимущество в восприятии верою Божией вести, то почему же тогдашние люди не веровали? А ведь так и было в действительности, если отвлечься от совсем небольшого числа людей, включающих, может быть, еще Его Мать и обеих Марий, да еще, правда, Иоанна! Значит, нельзя считать, что непосредственная встреча с Христом должна как бы силою втягивать в веру. Подобная надежда перечеркнула бы все - послушание, усилие, ответственность веры - и заменила бы их мгновенной вспышкой энтузиазма. Это было бы аналогично тому заблуждению, что все было бы легко, если бы Бог непосредственно просветил меня Своим светом. Что стало бы тогда легче? Решение? Переход от своего собственного в то, что принадлежит Богу? Послушание? Самоотдача души? Когда хотят облегчить это, возникает опасность подменить серьезность веры и послушания непосредственной увлеченностью переживания. Но это означало бы, что человек, по всей вероятности, неправильно представлял себе и Божий свет. Он представлял бы его себе по- человечески, как превозмогающее чувство. Из области христианской веры он соскользнул бы в область «религиозного». Так, должно быть, обстоит дело и здесь. Если мы думаем, что непосредственная встреча с Иисусом избавила бы нас от глубинного усилия и риска веры, то это значит, что мы составили себе неправильное представление об Иисусе. Этого Он не сделал бы никогда. А если бы кто-то примкнул к Нему без энтузиазма, то за этим непременно последовал бы кризис. Говоря без обиняков, такой человек должен был бы оторваться от «непосредственного переживания Иисуса» и обратиться к вере в Иисуса Христа, в очеловечившееся Слово и Божиего Вестника... Да и не случилось ли действительно нечто подобное с апостолами при смерти Господа, затем при Его воскресении, а в особенности на Пятидесятницу?