Мертворожденный медленно и тяжело покачал головой, но отрицать ничего не стал. Люди у костра уже расхватывали куски полусырого мяса и жадно вгрызались в них.
— Братья голодны, Траггис. Я бы на твоем месте призадумался и посылал людей охотиться, а не грабить. Голодному сундук с золотом ни к чему. В трех днях к западу отсюда кочуют лоси. Будь ты настоящим вождем, ты снарядил бы охоту и постарался добыть побольше еды. А если б ты сколько-нибудь разбирался в людях, то взял бы с собой этого парня, положившись на мое слово.
Некоторые из Увечных, услышав, о чем идет речь, стали подходить к ним. Человек с обмороженным лицом усердно закивал, когда Мертворожденный упомянул про лосей. Черные глаза Траггиса замечали все.
— Если б ты сколько-нибудь дорожил своей жизнью, Мертворожденный, то держал бы язык за зубами. У этой ямины распоряжаюсь всем я, а не бычерогий уродец, родившийся мертвым и непонятно зачем оживленный. — Траггис молниеносно защипнул двумя пальцами подбородок Мертворожденного. — И вот еще что, косорылый ты мой. Этому орлийцу придется доказать, что он чего-то стоит. Он пришел сюда без оружия и без ценных вещей. Стало быть, он будет красть у братьев все, что съест или выпьет. Я сам себе глаза выколю, если ты мне сыщешь тут человека, который обрадуется такому нахлебнику.
Теперь уже все Увечные слушали их. Едоки перемазались мясным соком и жиром, а свет костра превращал их лица в маски. Их враждебность обдавала Райфа, как сухой ветер. Траггис Крот мастерски обратил их голодное недовольство в сторону чужака.
Атаман отпустил Мертворожденного, не переставая, однако, сверлить его взглядом. Только убедившись, что предупреждение дошло до непокорного в полной мере, он перевел взор на Райфа.
— Ну, орлиец, что ты умеешь?
У Райфа достало благоразумия не взглянуть на Мертворожденного, прежде чем ответить.
— Я белозимний охотник и владею как длинным, так и коротким луком. Мне случалось добыть дюжину зверей за одну ночь.
По толпе прошел заинтересованный ропот, но атаман и бровью не повел.
— Молод ты что-то для белозимнего охотника. Я слыхал, что у них на выучку десять лет уходит.
В Райфе под взглядом пронизывающих черных глаз зашевелилось упрямство.
— Значит, тебя ввели в заблуждение.
— Однако лука при тебе нет, — прозорливо заметил Траггис, — и Мертворожденный, насколько я вижу, не отбирал его у тебя.
— Он сломал его, спеша присвоить мой меч.
В толпе засмеялись, и Райф понял, что угадал верно, Мертворожденный — не лучник: его ручищи созданы, чтобы управляться со сталью, а не с деревом. И собирает он только сталь, если судить по его арсеналу. Сразу видно, что рыцарский меч для него ценное приобретение, хотя клинок спрятан в ножны и наружу торчит только его рукоять.
Райф почувствовал облегчение, но виду не показал. Глядя в изуродованное лицо атамана, он с полной ясностью сознавал, что сумел провести всех, но только не его.
Однако Траггис по причинам, известным ему одному, не стал разоблачать пришельца и сказал:
— Очень хорошо, орлиец. Чем ты можешь доказать правоту своих слов?
Райф молча выдержал его взгляд, понимая, что Траггис приготовил ему новый капкан, который вот-вот защелкнется.
— Я тут придумал кое-что, — заявил толстяк, шумно высасывающий мозг из кости.
— Говори, раз придумал.
Юстафа помахал костью в воздухе. Медная кожа и миндалевидные глаза выдавали в нем уроженца Дальнего Юга, и бобровая шуба, хотя и роскошная, сидела на нем так, словно он нарядился медведем.
— Выставим его против Танджо Десяти Стрел, или как он там сейчас себя именует. Один стрелок против другого — это, думаю, будет весело. Куда веселее, чем кидать мертвецов в Ров. Я уже говорил утром...
— Довольно, — оборвал его Траггис. — Отыщи Танджо и скажи ему, что состязание состоится на рассвете. А ты, — продолжал атаман, обращаясь к обмороженному, одетому в истрепанную моряцкую робу, — возьми орлийца к себе и постереги. Ничем его не корми и смотри, чтобы этот, — атаман глянул на Мертворожденного, — даже близко не подходил. Как рассветет, приведешь орлийца на Верхнюю Полку.
Увечный кивнул, крепко взял Райфа за локоть и увел его, не дав даже словом перемолвиться с Мертворожденным.
18
БАШНЯ НА БЕРЕГУ МОЛОЧНОЙ
Пятерых дхунских воинов ввели в дом под сильной охраной. Яго Сэйк, чье лицо при луне казалось белым как мел, держал наготове свой страшный топор-полумесяц. Он и Дидди Мунн провели посетителей по открытой аркаде, служившей входом в разрушенную башню Молочного Камня.
Брим удивился, когда увидел, что его брат Робби оставил этим пятерым оружие. Водная сталь блестела за их спинами и поясами, отбрасывая струящиеся блики на голубые панцири. Татуировка на лицах говорила о том, что эти воины — ветераны, прошедшие немало сражений. У одного, в котором Брим узнал знаменитого топорщика Могера Лоя, узор покрывал щеки целиком, не оставляя ни кусочка чистой кожи, и даже на веках были наколки. Все пятеро были белокурыми, как истинные дхуниты — из всех присутствующих один Брим имел темные глаза и волосы.
— Убери свой топор, Яго, — произнес голос Робби Дхуна, наполнив круглый чертог. — Эти люди наши братья и не собираются вступать с нами в бой.
Яго Сэйк по прозвищу Гвоздь молча кивнул. До гибели прежнего вождя они с Могером были товарищами по оружию, но свою преданность Робби Яго ставил выше всякого боевого содружества. Свой трехфутовый топор он засунул за портупею, а не убрал за спину, как было приказано. Другие могли расценить это как непослушание, но Брим-то знал, что Яго поступает так из любви к Робби и стремления его защитить. Если дело дойдет до оружия, Яго первым схватится за свое.
Пятеро воинов не скрывали своего любопытства, вступая в главный зал башни. Она, по преданию, насчитывала когда-то тридцать этажей и превосходила высотой даже башню Ганмиддиша, но не смогла устоять против ветров и морозов, свирепствующих в северных кланах. Она давно уже обрушилась, и от нее осталось только несколько этажей, из которых в целости сохранился лишь самый нижний. Впрочем, и тут сквозь потолок проникал и дождь, и лунный свет. Брим, задирая голову, видел над собой широченные трещины, а в просевшем полу собралось столько воды, что рыбу разводить можно. Десять дней назад, когда они только заняли эту башню, пруд стоял замерзший, но потом начал оттаивать от факелов и человеческого тепла. Пару раз Брим замечал какие-то тени, мелькающие в его глубине, и понять не мог, как сюда могло попасть что-то живое.
Про башню вообще мало что было известно — даже молочане, живущие рядом с ней, почти ничего не знали. Их круглый дом, стоящий всего в лиге к западу, был построен большей частью из ее обломков. Первые поселенцы, придя к ее руинам, назвали эти бледные переливчатые глыбы «молочным камнем». А несколько веков спустя, когда в тени башни вырос первый круглый дом, вождь клана отказался от старого родового имени и тоже стал называться Молочным Камнем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});