— Это будет большим удовольствием для меня, ваша милость!
— Хорошо! Передай же ему мой приказ прийти сюда живее. Пленник хорошо привязан, не так ли?
— Сам сеньор Клари связал его.
— Тогда я спокоен, идите!
— Тем более, что я буду зорко следить за этим негодяем! — сказал Оливье, заряжая пистолет.
— Хорошо! — сказал Диего Лопес.
Он вышел.
— Ваши лошади в состоянии сделать длинный путь, кабальеро?
— Гм! — отвечал канадец. — Не слишком!
— Очень хорошо! Вы выберете из моих, полковник Клари: ваш полк, который вы найдете в полном порядке, предназначен сегодняшней ночью для прикрытия.
— Значит, мы должны ехать? — спросил граф.
— Сию минуту.
— А!
Мексиканский генерал ударил в ладоши. Вошел офицер.
— Велите немедленно оседлать лошадь, капитан! Обернули ли ноги лошадей, как я приказал?
— Да, ваше превосходительство!
— Хорошо. Через десять минут мы едем. Идите!
Офицер поклонился и вышел.
— Мы отправляемся в экспедицию? — спросил канадец.
— Да! — лаконично отвечал генерал.
— Carai! — вскричал охотник, радостно потирая руки. — Вот что я называю удачей: приехать прямо к экспедиции.
— Которая будет, вероятно, серьезной! — вставил генерал.
— Тем лучше. Значит, будет нажива.
В этот момент сержант, сопровождаемый Диего Лопесом, показался в дверях хижины. За ним следовала дюжина солдат.
— Кабальеро, — сказал генерал, — поручаю вам этого пленника, за которого вы мне отвечаете. Слышите?
— Вполне, генерал, — отвечал почтительно сержант. — Ну-ка, вы! Возьмите этого негодяя!
Солдаты окружили мажордома.
Пока индеец оставался в хижине, он все время был холоден и невозмутим, как будто все, что делалось кругом, не касалось его.
Выходя, он бросил ироничный взгляд на присутствующих и презрительно улыбнулся.
— Нужно наблюдать за этим плутом, — произнес про себя охотник. — Он, наверное, замышляет какую-нибудь индейскую хитрость!
Шум приближавшихся лошадей, смешанный с бряцаньем оружия, известил генерала о том, что его приказания исполнены.
— Едем, сеньоры! — сказал он.
Все вышли.
Когда генерал и его эскорт были в седле, отец Сандоваль переместился во главу колонны.
— В путь, кабальеро! — сказал он твердым и громким голосом. — С божьей помощью!
Всадники помчались галопом, молчаливые и быстрые, как фантастические наездники немецкой баллады. Во время проезда через лагерь охотника очень удивило одно обстоятельство, о котором он не осмелился расспросить: повсюду горели бивачные огни, непрерывно выбрасывая блестящие снопы пламени, между тем как не видно было ни одного часового. Полнейшая тишина царила повсюду. Люди, пушки и багаж — все исчезло. Лагерь представлял совершенную пустыню.
Окопы были брошены, ни один часовой не кричал: “Кто идет?” Никто не остановил отряд.
Это было непонятно. Мексиканская армия, казалось, обратилась в дым.
Эскорт выехал из лагеря, и его быстрый аллюр стал еще быстрее. Отряд направился к горам, рисовавшимся при слабом утреннем свете темными и пасмурными громадами. Немного позади улан следовал отряд из пятидесяти солдат, составлявший, так сказать, второй арьергард. Этими солдатами были подчиненные сержанта. Среди них, привязанный к лошади и впереди сидящему всаднику, находился мажордом.
Сотавенто или Олень — смотря по тому, называть ли его мексиканским именем или индейским, — казалось, не потерял ни уверенности, ни мужества. Его лицо было спокойным, а глаза блестели по временам, как у дикого зверя.
По правую и левую руку его ехали два солдата с ружьями наготове и внимательно следили за ним.
Уже скакали около трех часов. Небо стало менее мрачным, различные детали пейзажа начали проявляться в темноте и рисоваться черными силуэтами на горизонте.
Отряд сделал минутную остановку. Он прибыл на берег одной из тех безымянных речек, какие встречаются часто в этих лугах и через которую следовало переправиться вброд.
Вдали, на другом берегу, виднелись последние ряды улан, пропадавших галопом в каньоне, массивные и почти отвесные стены которого были покрыты жалкой и редкой растительностью.
Со связанными на груди руками и телом, стянутым ремнем, Сотавенто был, кажется, лишен всякой возможности к бегству. Поэтому стражники не сочли полезным подвязать ему ноги под животом лошади.
Однако мажордом, далекий от того, чтобы впасть в недостойное его отчаяние, серьезно задумал убежать и хладнокровно перебирал в своем уме все шансы на побег. Мы должны сознаться, что эти шансы были очень ограничены.
Между тем, чего бы это ни стоило, индеец хотел бежать. Он хорошо знал, что весомые подозрения в его адрес лишат его уверенности, а это приведет к неминуемой смерти.
Смерть не пугала индейца. Но если он умрет, то что станется с мщением?
Итак, все его мысли сосредоточивались на одном — на бегстве!
Как тигр настороже, он собирался с мыслями. Его глаза пронизывали мрак, стараясь не пропустить удобного, но не предоставлявшегося пока случая.
Наконец, этот долгожданный случай, по-видимому, явился, и он приготовился им воспользоваться.
Хотя ночь подходила к концу, и первые лучи утренней зари начинали уже ложиться на небо широкими перламутровыми полосами, окрашивавшимися понемногу во все цвета радуги, темнота, однако, была еще довольно густой, так что окружающие предметы с трудом различались даже на близком расстоянии.
В продолжении всего пути Сотавенто был хмур и молчалив, с опущенной на грудь головой, опасаясь подать солдатам повод удвоить их бдительность. А между тем, он HI оставался бездеятелен. Его показная неподвижность скрывала за собой постоянную и трудную работу: индеец острыми, как у дикого зверя, зубами тихо рвал ремни, стягивавшие его руки.
Когда отряд достиг берега реки, ремни были уже перегрызены, хотя с виду руки оставались связанными.
Сержант, послав сначала для исследования брода солдата, перешел на другой берег с половиной отряда. Берега реки, за исключением места, где совершалась переправа, были обрывисты и круты, образовавшись из нагроможденных беспорядочно обломков скал.
Отдан был приказ перевести пленника через реку.
Солдат, позади которого тот был привязан, пустил лошадь рысью и приблизился к берегу.
Брод был слишком узок, чтобы трое могли проехать рядом, так что только один из двух стражей сопровождал пленника.
Сотавенто приготовился действовать. Он понимал, что если не воспользоваться случаем теперь, то другой уже не представится.
Лошади вошли в реку и скоро оказались в воде по брюхо.
Солдат, позади которого находился мажордом, старался направлять свою лошадь точно по броду и охранять в то же время свое оружие от воды. Таким образом, он лишь слегка следил за своим пленником.