Читать интересную книгу Игра в кино (сборник) - Эдуард Тополь

— Во дают! — слышал Гурьянов рядом с собой.

— Да, такую бы! Жми, Полина!

Фенька глядел на свою Аленку, а Митя… Он видел блестящие Полины глаза, летящие в танце волосы…

Неожиданно она глянула на него — коротко, почти вскользь, но все же на какой-то миг ее глаза выделили Гурьянова из всех остальных и — обожгли.

Он сидел в кабине своей полуторки прямо напротив входа в клуб. Как в засаде. Ждал. Из клуба выходили люди, держа под мышкой завернутые в газету туфли, зябко ежились и торопливо расходились парами. Холодно было — минус сорок. От дыхания на ресницах тут же образовывалась опушка из инея.

А в кабине у Мити — ничего, тепло, мотор включен, и печка работает. На панели управления белозубо смеется переводная красотка с голыми плечами и распущенными светлыми волосами, но Митя на нее не глядит — протер запотевшее стекло и опять неотрывно смотрит на дверь клуба.

Наконец они вышли — Фенька, Алена, Полина и этот ее «жених» Степан Прокофьевич. Тоже зябко подняли воротники полушубков.

Гурьянов, прищурясь, решительно дал газ, выкатил из засады свою полуторку к тротуару, предложил с напускной лихостью:

— Братцы, сыпьте в кабину! — И распахнул дверцу кабины. — Быстрей! А то тепло выстудите! Алена!

— Ой! Вот спасибо! — Алена обрадованно нырнула в кабину, Полина тоже. И только теперь спохватились, что больше в кабине никто не поместится. Алена сказала: — Ой! А как же?..

— А женихи пешком пробегут. — Перегнувшись через колени Аленки и Полины, Митя достал дверцу кабины, усмехнулся Феньке: — Пока.

— Может, нам в кузов? — сказал Фенька.

— Вы там дуба дадите, ты что! Довезу я их целыми, не бойся. — И захлопнул дверцу, дал газ.

Несколько оторопевшие Фенька и Степан Прокофьевич остались стоять на заледенелом деревянном тротуаре, а Алена сказала в кабине:

— Ой, не гоните так, темно же.

Гурьянов уже и сам понял, что теперь, когда главное он выиграл, можно и не гнать машину. Он сбавил газ, искоса посмотрел на Аленку и Полину. Обе сидели напряженные от неловкости ситуации, от только что случившегося небольшого предательства. И чтобы снять эту неловкость, Гурьянов расхохотался. Он вел машину и хохотал, словно вся эта история была смешней анекдота, и даже — сквозь смех — показывал им в лицах, как это все произошло.

— А Фенька!.. — И он вытягивал лицо, показывая, как оторопел Фенька. — Ха!

Он хохотал, и, поглядывая на него, заулыбались, а потом тоже расхохотались Алена и Полина. И теперь в кабине стало не только тепло, но и уютно, свободно.

— Только мне на тот берег, в общежитие, — сказала Алена. — А Поле в магазин.

— Я знаю.

Алена с удивлением взглянула на него, потом — с недоумением — на Полину. Но и Гурьянов, и Полина даже не смотрели друг на друга, а только — вперед, за ветровое стекло.

Полин магазин возник впереди, из темноты, по ходу машины. Дежурная лампочка освещала ненецкую вывеску «ЛАБКА» и висячий замок на двери, а с другого торца был вход на жилую половину, в Полину комнату.

Митина полуторка тормознула, Митя выключил фары. Он и Полина остались в кабине без света, в темноте.

— Спасибо, — произнесла она.

Он не ответил и не повернул к ней головы. Она чуть шевельнулась, подавшись к дверце, но он молча взял ее за руку. Поля замерла, руки не отняла. Посмотрела ему в глаза.

И оказалось — им очень хорошо вместе. Так хорошо — не бывает лучше. А потом, после, лежа на Митином плече, Поля медленно провела рукой по его закрытым глазам, сказала ласково, будто пробовала это слово на слух:

— Митя…

Он молчал, а она удивилась самой себе:

— Я кушать хочу.

— И я, — признался он, не открывая глаз.

— Правда? — обрадовалась она. — Нет, ты лежи.

Поля встала, окунула ноги в оленьи тапочки, прошла из комнаты в магазин, включила там свет. В продовольственном отделе сняла с полки буханку хлеба, срезала целиком горбушку, потом вскрыла банку с баклажанной икрой и вывалила почти всю банку на эту горбушку, намазала густо. Не утерпела и, направляясь в комнату, на ходу откусила. Ногой закрыла за собой дверь, но тут же отворила снова и, не входя, рукой достала с ближайшей полки бутылку вина, щелкнула выключателем. Свет в магазине погас.

Фенька испуганно проснулся, вытаращил глаза. Из-под топчана Гурьянов достал свой чемоданишко и складывал в него нехитрые свои пожитки — свитер, армейское белье, пиджак. За окном тесной комнатушки радиоузла клуба, где заночевал Фенька, только-только занимался рассвет.

— Ты куда пропал? — спросил Фенька. — Я всю ночь ждал-то.

— Тебя не касается, спи. — Митя со своим чемоданом двинулся к выходу.

— Ты что, уезжаешь? У тебя ж три дня еще!

— Да спи ты!

Облаянная собаками полуторка промчалась по рассветному поселку, тормознула у магазина. Гурьянов с чемоданом в руке торопливо вошел в жилую половину дома, а спустя полминуты вышел оттуда уже без чемодана, но с какой-то фанерной табличкой. Прошел к крыльцу магазина, повесил табличку на дверь рядом с висячим замком и поспешно ушел назад.

На табличке было написано: «УЕХАЛА НА БАЗУ». Вдруг Гурьянов появился снова, оглядел улицу, бегом пробежал к своей машине, нырнул в кабину, отогнал машину в конец квартала и так же бегом вернулся назад, в Полин дом.

Звякнула за ним щеколда, погас свет в окне. В магазине Поля снимала с полки банки баклажанной икры, шпроты, еще что-то. Складывала в передник.

Спустя трое суток Гурьянов загружал свою полуторку взрывчаткой на складе взрывчатых веществ. То ли с непривычки, то ли от тяжести мешков с аммоналом ноги маленько подкашивало, и грузчики, легко тащившие такие же мешки, беззлобно подшучивали:

— Подустал парень.

— Ну так! Трое суток все-таки вкалывал. Тебе б такое!

— Да я б не отказался.

— Ладно болтать! — И Мите: — Отвали, кореш, лезь наверх.

Митя без слов полез в кузов машины. Грузчики стали подавать ему мешки с аммоналом, а он только растаскивал их по кузову. Склад ВВ был чуть в стороне от поселка, над рекой. Неожиданно кто-то из грузчиков сказал:

— Гляди. Вот осел пьяный. Нажрутся же!

С противоположного берега реки, со стороны аэродрома, опасно петляя по косогору, катился к реке бензовоз. Сверзился с косогора на реку и пошел к складу ВВ, выписывая на льду сумасшедшие кренделя. На поворотах машину заносило так, что колеса отрывались ото льда.

— Фенька, гад! — перепугался Гурьянов и побежал навстречу бензовозу, а бензовоз довернул еще чуток и помчался прямо на него. Гурьянов едва успел отскочить в сторону.

Мимо мелькнуло ликующее Фенькино лицо, его громкий крик:

— Мить, страшное дело!

Машина умчалась, снова круто развернулась на льду и — назад. И опять, проезжая мимо Гурьянова, крикнул Фенька:

— Женюсь! — И умчался на новый разворот.

— Вот дурак! — в сердцах сказал Митя и огорченно сел на ледяной торос. — Ну так я и знал!

Фенька подкатил на своем бензовозе, тормознул юзом.

— Митя, я на Аленке женюсь, свадьба через неделю.

— Ну и придурок!

— Мить, ты приедешь? На свадьбу. Я тебя прошу.

— Ну, приеду, куда ж я денусь. Точно решил?

Груженная аммоналом Митина полуторка подкатила к магазину, а навстречу с крыльца уже сбежала Полина — простоволосая, без пальто, в одной кофточке. Запрыгнула на подножку, нырнула в кабину, прижалась к Мите.

— Ты что, сдурела? — сказал он.

— Ага. Соскучилась.

— Уже? Простынешь так.

— Ничего. Вот, возьми, сама вязала. — Она сунула ему сверток и прижалась плотней. — Митя, родненький!

— Люди ж тут, глупая.

— Ну и что?

— Я приеду скоро. У Феньки свадьба.

— Правда? Вернешься? — Она подняла к нему лицо, в глазах ее были слезы и ликование.

— Ну, сказал же — приеду. Чего ты?

— Митенька! — чуть не всхлипнула она. — Я тебя люблю. Правда.

Краюха желтого солнца, надраенного до прозрачной звонкости, бежала за разлапистой, заиндевевшей урманной тайгой.

По зимнику — зимней временной таежной дороге — шла цепочка машин. Через замерзшие речушки… В таежных буреломах… По голым, переметанным поземкой болотам… Мотор Митиного грузовика работает без натуги, ворчит, как старый и добрый кот, и только изредка пофыркивает, когда Митя сбрасывает газ. На панели управления белозубо смеется переводная красотка.

Гурьянов развернул Полин пакет — там пестрые шерстяные варежки и маленький транзисторный приемник «Сокол». Он примерил варежку на руку и улыбнулся — тепло. Включил транзистор, нашел «Маяк». «Маяк» передал, что самая теплая погода сегодня в Крыму и на Черноморском побережье Кавказа, а затем пошли джазовая музыка и популярные песни.

Вечер. Автопункт. Три рубленых дома, построенных для отдыха водителей на обочине зимника, золотят в вечернюю таежную темень квадраты своих освещенных окон. Здесь столовая с круглосуточно горячими блинами, две спальные комнаты, душевая. Во дворе сгрудились почти два десятка грузовиков. От машины к машине ходит прогревальщик, следит за моторами — моторы не выключены, чтоб не заморозить, и из выхлопных труб курится легкий дымок.