— Вы воображаете себя столпами мудрости и человеческой цивилизации, а на самом деле вы — чудовища, — холодно проговорила Ирелла. — Вы вывели нас, несчастных отсталых животных, с единственной целью. У нас нет выбора — вы нас его лишили. Наша жизнь расписана заранее, управляется вами. Мы ничто. Вы отказали нам в праве иметь душу.
— Вы — спасение человеческой расы. Это немало.
— Мне такого не надо! — заорала она. — Я хочу жить! Своей жизнью. Хочу жить в обществе, где люди уважают друг друга, где мы вольны добиваться цели, которую поставили себе сами. Мне нужна свобода!
— Как всем нам, — резко ответило Дженнер. — Но людей лишил этой свободы обнаруживший нас враг. Теперь человечеству остается только спасаться бегством. Улетать к звездам в поисках укрытия на несколько сотен лет — в надежде на передышку, пока не придет время снова бежать. Я тоже хочу жить без страха. Я хочу иметь дом, куда можно вернуться. Но в этой проклятой галактике такое невозможно — не для человека. Ни у кого из нас не было выбора. И нам пришлось разделить судьбу Пяти Святых — драться, а не отступать. Пришлось. Моя роль в войне ничтожна. Она так мала, что никто о ней не вспомнит. А ты, ты и мальчики — собравшись с другими, подобными вам, — вы победите. Вы освободите галактику. И люди снова обретут дом.
Через три дня после спасения потерпевших крушение старший год клана наконец перебрался из спального купола в главный комплекс кампуса. Строительные гендесы разместили полумесяцем аккуратные маленькие бунгало на новом участке территории клана. Все домики были в основе своей одинаковы: пять комнат и стойло для когорты под изогнутой крышей, широкие стеклянные двери на террасу, затененную пальмами и плющом. Посередине полумесяца стоял общинный дом с крытыми и открытыми бассейнами, гимнастическими залами и столовой для тех, кто хотел по–прежнему есть в компании, а также лекционным театром, художественными студиями и яйцами боевых симуляторов на все вкусы. Были предусмотрены и порталы в помещения для упражнений с действующим оружием и в небесные крепости — для тренировок в невесомости.
После завтрака, в день исхода, мунки и вагонетки–дистанционки переправили имущество старших из общежития в новые дома. Следующий год, захватив освободившиеся спальни, шумно делил кровати.
Деллиана подмывало бросить все в общежитии. Что ни говори, все имущество в ящиках вагонеток составляли памятки детства. А с детством, как он полагал, покончено — отрезано островом–курортом и последовавшим за ним испытанием в диких горах. Но оставались еще любимые мунками одеяла, и книги, и старые рисунки, которые пока щипали затаившиеся глубоко внутри сентиментальные струнки. Так что Деллиан перевез все, уверяя себя, что большая часть отправится в ящик для отходов на новом месте. Он подозревал, что многие его одногодки приняли такое же решение.
Дверь перед ним открылась, и мальчик перешагнул порог. «Как все бесцветно», — с отчаянием подумал он. Конечно, стены были со вкусом окрашены в серые, красноватые, золотистые тона. Деревянные полы во всех комнатах блестели полировкой, стояла простая мебель. Пустота. Ожидавшая, чтобы он переплавил ее по себе.
А он сам не знал, чего хотел. Только… не этого.
Руки у него висели вдоль туловища. Деллиан приподнял их и пошевелил пальцами. Мунки радостно запрыгали, наслаждаясь дарованной им свободой, разбежались обследовать бунгало. Взрыв восторженных визгов и кряхтения обозначил обнаруженное стойло с постелями–полками, прилегавшее к его спальне. Им новое жилье пришлось по нраву.
Деллиан уставился на брошенные мунками ящики и терпеливо ожидавшие указаний вагонетки, озадаченно почесал в затылке.
Что же дальше?
— Привет?
Обернувшись, он увидел в дверях Иреллу, чуть не достававшую макушкой до притолоки.
— А, привет. Заходи. Добро пожаловать в мой дом. Святые, как это странно звучит!
— Знаю. — Войдя, она огляделась и, судя по лицу, разделила его отчаяние. — Мило, — поддразнила девочка. — Что ты думаешь с этим делать?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Совершенно не представляю.
— Хочешь, я откопаю старые дизайнерские файлы? У наших предков, как видно, с воображением было много лучше, чем у нас, особенно в художественном смысле. Может, найдешь какие подсказки?
— Хорошо бы. А ты уже? В смысле посмотрела?
— Ага. Во всех этих домиках хорошие фабрикаторы. Можно добиться любого эффекта, какого захочешь, а дистанционки все для тебя установят. Я уже кое–что попробовала.
Деллиан вспомнил, что не видел Иреллу в веренице направлявшихся к полумесяцу одногодков.
— Ты давно здесь?
— Пару дней. Мое бунгало рядом с твоим.
— Правда? Здорово!
— Это не случайно.
— Да? Кто же все устроил?
— Я устроила.
— Как ты умудрилась?
— Мы, девочки, мозг компании, не забыл?
— А я думал, у нас общество равных.
— Нет, Деллиан, не так. Далеко не так.
Он забыл о шутках, заметив ее внезапную серьезность.
— Извини.
— Не за что извиняться. Не мы это выбрали, не наша и вина.
— Ты в порядке?
— Конечно. А ты? Что сказал врач?
— А, ты об этом? Ис–кожа отслоилась. Так что все хорошо.
— Деллиан, тебя порвал зверь. Ничего хорошего.
— А я с ним схватился и убил его, — ухмыльнулся он. — Мы победили, а это главное.
— Наверное, так. Да… — Она подошла, встала перед ним, и Деллиану впервые почему–то показалось обидным, что она такая высокая. Не хотелось каждый раз задирать голову, чтобы взглянуть в ее очаровательное круглое лицо.
Ирелла протянула руку, погладила рукав там, где когти морокса разодрали ему плечо.
— Сними рубашку, — тихо попросила она. — Хочу посмотреть.
Деллиан расстегнул пуговицы и скинул рубаху. Сам не зная почему, стоя перед ней с голой грудью, он почувствовал себя на удивление беззащитным. Его когорта выглядывала из дверей стойла. Мальчик выставил ладонь, сдерживая мунков.
Ирелла кончиками пальцев гладила бледную кожу, наросшую под полосками искусственной.
— Веснушек не осталось, — грустно сказала она.
— Они вернутся. — Он помолчал в нерешительности. — Ты ведь говорила?..
— Да, мне нравятся твои веснушки.
— Я думал, не приснилось ли, — заметил он. — Седативные, которыми меня накачали после возращения, оказались еще те.
— Не приснилось, — подтвердила она. — Второе, что во всем этом было на самом деле.
— Второе? А что было первым?
Она улыбнулась, опустила голову так, что они ткнулись друг в друга носами. Ее непокорные волосы защекотали ему щеку.
— Кугуар.
— Ах, да! Святые, как он меня напугал!
— Ты заслонил меня собой, — сдавленным шепотом сказала она. — Защитил.
Пальцы ее гладили мускулы его груди. Деллиан не подозревал, что такое нежное прикосновение может зажечь кожу огнем.
— Пришлось, — признался он. — Я не мог допустить, чтобы он тебя ранил. Только не тебя.
— Это уже второй раз.
Уголки его губ приподнялись в теплой улыбке.
— Матч на арене против команды Ансару. Да, я помню. Сколько нам тогда было? Тринадцать?
— Двенадцать.
— Святые, а теперь мы совсем старики, да?
Ирелла поцеловала его.
— В какой комнате у тебя спальня?
«Давно пора было!» — единодушно решили их одногодки.
Не то чтобы они съехались вместе, как Ореллт с Маллотом и еще некоторые мальчики, образовавшие наконец пары. Но уж ночи они точно проводили вместе. А ели иногда в столовой с друзьями — прожив вместе всю жизнь, никто не мечтал об одиночестве. Но завтракали, а иной раз и ужинали они наедине, в бунгало.
До завершения программы модификации боевые тренировки свелись к минимуму. Никто не удивился, что Джанк вызвался первым.
— Ненавижу! — воскликнула Ирелла на третью ночь, которую они с Деллианом провели вместе. Они поужинали и вышли посидеть на террасе, пока солнце катилось с неба вниз. Бунгало играло какую–то музыку, записанную на Земле тысячи лет назад. Ирелле нравилось, чтобы рядом звучала музыка. Прежде, в спальне, такое было не особо в ходу — во всяком случае, спокойные мелодичные записи, которые она выбирала, популярностью не пользовались.