Он выдержал ее взгляд, потом вздохнул, встал и натянул джинсы. Кейт тоже потянулась за одеждой. Застегивая юбку, она услышала ставшее до боли знакомым:
— Кейт.
Не давая ему сказать больше ни слова, она торопливо пробормотала:
— Нет, прошу тебя. Мне надо идти.
Он пришел в ярость:
— Не хочешь ли ты сказать, что это была случайность?
Она вздрогнула.
— Я еще не решила.
— Неправда! Ты для себя все решила! — Ее резанул этот непримиримый тон. — Просто ты стремишься уйти от разговора. — Он перевел дыхание. — Но пойми, рано или поздно мы все равно столкнемся с этим вопросом.
Мы . Опять этот бич.
— Надо идти.
— Кейт, да что же это такое, черт побери!
В его голосе звучала такая мука, что у нее сжалось сердце. Кейт готова была снова броситься к нему в объятия. Однако рассудок остановил ее. Если между ними что-то и возможно, то только краткий роман, но не брак. Сойер хотел иметь ребенка, а у нее никогда не будет детей. Эту пустоту не сможет заполнить даже любовь.
— Пойдем, — повторила она с тяжелой душой.
Они выходили из здания бок о бок, но их разделяла необъятная пропасть.
XXXIX
Сойер поднялся на борт самолета в аэропорту Далласа. Он нашел свое место и положил кейс на багажную полку. В голове у него гудело, но усталости не было и в помине. Сразу по прибытии в Остин он рассчитывал отправиться в Фор-Корнерс и Нью-Браунфелс, чтобы найти для себя кое-какие ответы.
Он был слегка взволнован, как охотник, выследивший, наконец, добычу. Похоже, он не промахнулся. Только что удалось побеседовать со священником, который в свое время отправлял службу для монахинь. Старик жил в приюте для католических священников, и добиться встречи с ним оказалось не так-то просто.
Священнослужитель, возглавляющий приют, ни в какую не соглашался пропустить Сойера.
— Дело чрезвычайно важное, — говорил Сойер со всей убежденностью, на какую был способен, и профессиональным жестом демонстрировал свой значок. — Речь идет о судьбе молодой женщины.
— Ну, хорошо, — сдался попечитель, — только ненадолго. Отец Франклин совсем плох, ему трудно сосредоточиться.
— Обещаю его не волновать.
Сойера провели мрачным, гулким коридором в крошечное помещение, похожее на келью. Хотя здесь не было и намека на домашний уют, комнатка блистала чистотой. На стене висела картина с изображением Христа, а на щербатом столе примостилась ваза с букетом из сухих веток. В инвалидной коляске сидел седовласый старец.
— Отец Франклин, к вам гость, — сказал попечитель, опуская руку ему на плечо.
Старик поморгал воспаленными глазами, вглядываясь в лицо Сойера.
— Разве мы с вами знакомы, молодой человек? — спросил он слабым, дребезжащим голосом.
— Нет, сэр, нам не доводилось встречаться. Меня зовут Сойер Брок. Я следователь, приехал к вам из Остина.
— Оставляю вас наедине, — произнес попечитель и вышел.
Старый священник покивал и свесил голову на грудь. Сойер был обескуражен. Он уже потерял всякую надежду услышать что-либо членораздельное, когда старик вдруг встрепенулся и посмотрел на него прояснившимся взглядом:
— Что привело вас ко мне, юноша?
Сойер смутился, устыдившись своих мыслей. Старик, похоже, сохранил здравый рассудок.
— Скажите, вы когда-то служили в монастыре святой Агнессы в Остине?
— Да, — просто ответил священник.
Сойер придвинулся к нему поближе.
— Не помните ли вы, как в монастырь был доставлен ребенок, подброшенный в придорожную ночлежку? Это случилось лет двадцать назад.
В глазах старика мелькнул слабый отблеск. Сойер застыл в ожидании.
— Как вы сказали? Ребенок?
— Да, совершенно верно. Новорожденный ребенок.
Отец Франклин перебирал скрюченными пальцами бахрому пледа, прикрывавшего неподвижные ноги.
— Действительно, как-то раз к нам принесли младенца. Это была девочка.
Сойер чуть не подскочил от волнения.
— Не могли бы вы мне рассказать, что с ней сталось? Ее кто-нибудь удочерил?
Старик молчал, словно не слышал вопроса. Наконец его заострившийся сухой подбородок дернулся вверх:
— Кажется, ее удочерила какая-то супружеская чета.
— А фамилии вы не помните?
Слезящиеся глаза священника сощурились:
— Такие сведения не подлежат разглашению. Монастырские книги опечатаны.
Да и черт с ним, подумал Сойер. Печати для того и придуманы, чтобы их срывать.
— Значит, девочку удочерили на вашей памяти?
— Да.
— Скажите, пожалуйста, какой церкви были переданы монастырские книги?
— Собору Иисуса Христа, — проскрипел священник.
Сойер готов был сжать в объятиях этого немощного старца. Однако он не поддался порыву, понимая его неуместность, и решил ограничиться сдержанной благодарностью.
Отец Франклин снова уронил голову на грудь. Прошло несколько минут, но больше он ни разу не взглянул на посетителя. Казалось, он задремал.
Сойер встал и погладил его по плечу.
— Храни вас Господь, святой отец, — тихо произнес он и вышел.
Попечитель, поджидавший у выхода, испытующе посмотрел на Сойера:
— Неужели он смог вам чем-нибудь помочь?
— Даже весьма существенно. Спасибо, что разрешили мне повидаться с ним. — Сойер слегка поклонился и улыбнулся, потом прочистил горло; он явно медлил.
— Чем еще могу быть полезен? — спросил попечитель.
— Не могли бы вы… Я хочу сказать… Не будет ли дерзостью с моей стороны предложить вашему приюту небольшое пожертвование? — Сойер мысленно обругал себя: с чего это он начал мямлить, как нашкодивший мальчишка? — Вы ведь, наверно, помогаете… неимущим, да и для приюта эта сумма не будет лишней… — Сойер не знал, как закончить.
Лицо попечителя осветилось улыбкой:
— Что вы, мистер Брок, какая же это дерзость? Это ничуть нас не обидит. Напротив, мы будем вам очень признательны.
Сойер улыбнулся ему в ответ, залез в карман пиджака и щедрой рукой выписал чек.
После этого разговора прошло совсем немного времени. Сойер уже планировал свои дальнейшие действия: поездки в Фор-Корнерс и Нью-Браунфелс.
На какое-то мгновение в нем шевельнулось чувство вины, но Сойер тут же подавил его. Он давно искал доказательств, что Кейт — мать пропавшего ребенка. Но сейчас ему хотелось как можно больше узнать о ней самой и ее прошлом. Строго говоря, не было ни малейшей необходимости ехать в это захолустье: в его задачи входил только розыск девушки. Но для себя он должен был выяснить, какие жизненные обстоятельства так ожесточили Кейт. У него не осталось надежды, что она поведает ему об этом сама.