того, чтобы быть по своей природе хорошим или плохим.
Последствия народной теории разума для судебной практики
Чтобы сотрудничество процветало, важно представить себе народную теорию разума, которая выявляет связь между намерениями и социальными действиями и даже позволяет ретроспективно предсказать душевное состояние человека, которое послужило толчком к совершению того или иного действия в прошлом. Кроме того, эта теория должна быть унифицированной, то есть применимой ко всем людям в обществе без учета социального положения или других социальных или культурных соображений. Очевидно, что такой тип мышления встречается не всегда. Из обществ, которые мы с Лейном Фаргером изучали в сравнении, Египет Нового царства был политически централизованным государством. Он наделил фараонов огромной властью и почти божественным статусом, а в остальном получил довольно низкие оценки по показателям коллективных действий. Слабо развитые судебные институты подвергали обвиняемых во многом произвольным решениям, поскольку ни теория, ни практика судопроизводства не предусматривали четких процедур рационального распределения вины. О произвольном характере этой системы свидетельствует тот факт, что обращение к оракулу было общепринятой практикой для вынесения вердикта о виновности или невиновности. Кодифицированных законов не существовало, поэтому судебные решения фараонов, жрецов и других властей (специализированных судей не было) часто были произвольными и склонялись в пользу элитных слоев общества. Т. Г. Х. Джеймс (1984: 78) сообщает: "То, что бедные и слабые могли добиться справедливости, было основной целью правового процесса в Древнем Египте; но справедливость для таких людей не приходила легко".
Представления о себе, согласующиеся с сотрудничеством, включая процедуры ретроспективного прогнозирования прошлых состояний сознания, являются важным основополагающим элементом для построения рациональных способов судебной практики и теории, которые могут правильно распределять похвалу или вину, когда действия понимаются как добровольные, что Мэри Дуглас назвала "светской криминалистической моделью" себя (Douglas 1992: 220). Светская судебно-медицинская модель подразумевает, что для оценки вины или невиновности мобилизуются аналитические способности теории разума. Эта аналитическая способность важна в контексте коллективных действий, поскольку она является одним из элементов того, как может быть установлена уверенность в руководящих институтах общества, особенно в эффективности беспристрастной судебной системы. Как напоминает нам Лоуренс Розен (1995: 6), способность оценивать намеренные состояния - это важный критерий, который определяет разницу между назначением вины на основе какого-либо метода рандомизации, как я описал для Древнего Египта, с одной стороны, и более рациональными способами доказывания, с другой, в которых существуют стратегии, позволяющие расшифровать намерения возможного преступника. По словам Леонарда Каплана, "юридическая теория, начиная с классических греков, утверждала, что для установления вины важно понять намерение" (Kaplan 1995: 119).
Униформистская народная теория разума и открытый набор на руководящие должности
Униформистская" народная теория разума признает, что все взрослые люди обладают независимым, мыслящим разумом и, как следствие, способны к сотрудничеству, но также и к отступлению от обязательств. Униформизм оказывается под угрозой, когда народная теория разума закрепляет определенную модель мышления или когнитивных способностей в соответствии с системой категорий, таких как разделение на элиту и подчиненных. В этих схемах человек рассматривается только как представитель социальной категории (слово "человек" происходит от греческого слова prosopeion, обозначающего маску, то есть внешнее лицо, признанную социальную категорию). Концепция "Я", напротив, признает внутреннее самосознание рационального индивида.
Я предполагаю, что разграничение понятий "человек" и "я" полезно для понимания коллективного действия. Там, где угнетение и автократия являются центральными оперативными принципами организации, власть имущие будут социально воспроизводить свое привилегированное положение, поддерживая представление о простом человеке как подчиненной категории. Это иррациональный человек, неспособный к социальной морали или другим видам аналитических рассуждений. Следовательно, лица, несущие наибольшую ответственность за управление обществом, будут ограничены элитой, которая, как считается, одна обладает необходимыми моральными способностями, подготовкой и опытом. Однако культурный дизайн сотрудничества, нацеленный на инклюзивность, будет опираться на более униформистскую народную теорию разума, которая превращает подчиненного в гражданина. В униформистской народной теории считается, что все взрослые члены группы обладают способностью к моральным рассуждениям социально разумного условного кооператора. Следствием этой идеи является то, что потенциально на руководящие должности могут быть приняты люди с любым социальным статусом. Это похоже на "Сильный принцип равенства" Роберта Даля (1989: 105), согласно которому каждый взрослый "член ассоциации обладает достаточной квалификацией, чтобы участвовать в принятии обязательных коллективных решений".
Важно отметить, что политика открытого найма - это не просто выражение народной теории мышления. Когда эгалитарная народная теория становится основой политики найма на руководящие должности, государство посылает ощутимый сигнал, подтверждающий, что оно принимает инкорпоративную и социальную солидаристскую стратегию управления. Более того, оно делает это, несмотря на возможную экономическую неэффективность, которая последует за этим. Большинство экономистов, я уверен, не преминут заметить, что открытый набор персонала неэффективен из-за расходов, связанных с поиском подходящих кандидатов на официальные должности и подготовкой к работе на них. Однако, как и в случае с другими аспектами коллективных действий, включая общественные блага, открытый набор следует оценивать не только с точки зрения экономической эффективности, но и с точки зрения его роли в укреплении социальной солидарности и доверия к институтам управления. Далее я привожу четыре примера - из Европы, Китая, индуистских и буддийских государств и ацтеков, - чтобы проиллюстрировать, как открытый набор был основополагающим в крупных эпизодах коллективного государственного строительства:
Открытый рекрутинг и европейский опыт
Крестьянин-земледелец, изображенный в виде симулянта. Из Горлестонской псалтыри ок. 1320. © Британская библиотека, Лондон (MS Add 49622, f. 15v).
Чтобы оправдать стратификационную теорию господствующей элиты, крестьяне и другие люди низкого социального положения, как считалось, жили в состоянии вечного идолопоклонства. Раннесредневековое христианское презрение к материальному миру, которое подчеркивало важность духовной жизни, состоящей из молитв и других проявлений преданности Богу и церкви, дискриминировало тех, кто занимался ручным трудом. К ним относились не только крестьяне, но и другие люди, такие как повара и прачки, и даже купцы, чья работа приводила их в контакт с телесными жидкостями, считавшимися источниками духовного загрязнения. В Англии фокального периода дифференцированная народная теория нашла свое воплощение на политической арене, где только морально способное дворянство и аристократия имели право голоса в вопросах управления. Остальные элементы социальной совокупности - включая сельскую бедноту, фермеров и купцов - были лишены права голоса. Эта ситуация постепенно менялась, о чем я расскажу далее в этой и следующей главах, но ее элементы сохранялись вплоть до XVII века или даже позже, а высшие должности в государстве были доступны только элите вплоть до XIX века. Выдающийся писатель Чарльз Лэмб, например, после периода