знаю его фамилии.
— А звание?
— Не помню. С двумя звездочками погоны, лейтенант.
— Саша! Кошелев! — громко крикнул дежурный.
В двери одного из кабинетов показался полицейский повыше и похудее того, кого искал Галатин.
— Ты никакую машину не арестовывал?
— Я с утра тут безвылазно сижу. Наверно, Полищук, он любит такие дела. Полищук! Ты тут?
Из другого кабинета вышел полицейский с кружкой в руке.
— Никого не арестовывал? — спросил Кошелев.
— Была охота под Новый год, — ответил Полищук. — Может, Бехтияров? Бехтияров!
Так они выкликали друг друга, и вскоре в дверях выстроилось с полдюжины полицейских, которые все были, как и говорил дежурный, молоды, но круглолицего знакомца не было.
И тут он вошел с улицы сам.
— А я вас ищу! — сказал Галатин. — Ваша помощь нужна, в больнице сказали, что водитель умер, что он в морге, а в морг не пускают.
— Что значит умер? — недовольно спросил круглолицый. — Ладно, пойдемте.
Они вышли, сели в машину полицейского и поехали к больнице, что заняло не больше пяти минут. За это время Галатин успел спросить, как зовут полицейского — неудобно было обращаться безымянно. Тот неохотно сообщил, что зовут его Никитой, но лучше обращаться по званию: товарищ лейтенант.
Опять позвонила Лариса. Галатин ответил коротко: продолжаю выяснять, сейчас как раз этим занимаюсь.
В больнице лейтенант Никита прошел мимо охранника, не поздоровавшись с ним и даже не глянув в его сторону. И направился сразу же в кабинет главврача на второй этаж. Галатин следовал за ним. В кабинет входить не пришлось, потому что главврач сама в это время выходила оттуда — высокая женщина в очках, с седыми волосами, видневшимися сквозь голубую полупрозрачную шапочку с резинкой по окружности.
— Здрасьте, Валентина Георгиевна, — уважительно поприветствовал ее лейтенант Никита.
— Здравствуй, ты чего тут?
— Да вот человек больного к вам поместил, водителя, он ехал с ним, фамилия Королев, а потом он пришел, а ему кто-то сказал, что водитель в реанимации, а кто-то, что он, наоборот, умер и в морге. Разобраться бы, а то путаница какая-то.
— Разберемся. Как мама?
— Стабильно, спасибо.
Главврач достала телефон, отошла в сторону, негромко с кем-то поговорила. Вернулась:
— Никакой путаницы. Скорее всего, когда сказали, что в реанимации, он там и был. Но не спасли. Сердечная недостаточность.
— Странно, — сказал Галатин. — У него аритмия была, давление пониженное. И вдруг недостаточность.
— Где аритмия, там и недостаточность. Вы кто ему?
— Ехали вместе. Попутчик.
— Надо родственникам сообщить.
— Логичней вам, — возразил Галатин. — У меня его телефон, там номер его жены, вот, Лариса, — Галатин подал женщине телефон, на дисплее которого было имя Ларисы, оставалось лишь нажать.
— А сами не можете?
— Я ему никто. Подумают еще что-нибудь.
— Никита, позвони ты, — попросила главврач лейтенанта. — Мало мне работы с утра до ночи, еще такие вещи родным говорить. С ума сойду.
Никите тоже не хотелось звонить.
— Надо бы проверить сначала, — сказал он. — Пусть человек в морге опознает. А то мало ли что…
— Ну, пусть опознает, идите, я туда позвоню, чтобы впустили.
У открытой двери морга их ждал предупрежденный служитель, пожилой мужчина в черном халате и черной шапочке, с голубой маской на лице.
— Маски! — неприветливо напомнил он лейтенанту и Галатину, которые в больнице, естественно, были в масках, а сейчас оба приспустили их на шею.
— Боитесь, мертвых заразим? — спросил Никита.
— Я пока живой, не болел и не собираюсь. Так что соблюдайте.
Спустились в подвал, где оказалось теплее, чем на улице. Небольшое помещение было пустым, только длинный металлический стол стоял посередине.
— Сейчас вывезу, — сказал служитель и скрылся за дверью с застекленным окошком. Через минуту выкатил тело, накрытое прозрачным целлофаном, обнаженный Виталий был весь виден. Служитель, тем не менее, откинул целлофан.
— Да, он, — сказал Галатин. — А почему голый, так надо?
— Вскрытие буду производить.
— Это обязательно? — спросил Галатин.
— Если больной в стационаре пробыл меньше суток — обязательно. Невзирая на родственников. Вы кто?
— Не родственник.
— Тем более. А у вас какие вопросы? — обратился служитель к лейтенанту Никите.
— Да никаких. Опознали, и все.
— Только непонятно, — озадачился вслух Галатин. — Как ему диагноз смерти поставили, если вскрытия не было?
— А кто поставил?
— Главврач.
— Вот у нее и спросите.
— Да ясно все, — вступился Никита за главврача. — Сердце прихватило, раз — и нет человека. У меня дядя так в сорок лет умер. Нагнулся ботинки шнуровать, упал и не встал. Потом сказали — тромб оторвался.
— Обычное дело, — подтвердил служитель, и в голосе его Галатину послышалась нотка горделивости — возможно, от причастности к таинственному делу смерти, которая проявляет себя с величественной неожиданностью, достойной уважения, а то и восхищения.
Тут наступила пауза, во время которой все трое смотрели на тело и молчали. О чем-то думали. Может быть, служитель уже примерялся, как будет вскрывать, исследовать, а потом зашивать. А Никита, возможно, глядя на молодого еще мужчину, подумал, что и с ним это может случиться, и невольно прикидывал, сколько еще осталось жить до такого возраста. О том, что смерть может настигнуть раньше, теоретически завтра и даже сегодня вечером, и даже прямо сейчас, у него, естественно, и мысли не было. А Галатин никак не мог осознать, что Виталий мертв. Лицо совсем живое, словно спящее, только очень уж белое. И тело как живое, особенно пальцы рук, отличавшиеся цветом — темнее от работы на воздухе и с не всегда чистыми предметами. А под пушистым островком паха лежало то, что напомнило Галатину то ли гриб со съехавшей набок шляпкой, то ли небольшой выкорчеванный пенек. Как странно — этим Виталий общался с Ларисой, Юлей, возможно, и с другими женщинами, это наверняка было предметом его не всегда осознанных, но постоянных дум и забот, это стало причиной его детей, то есть других жизней, это обладало удивительной, уникальной способностью увеличиваться, как ничто другое в человеческом теле, а теперь, оставаясь внешне таким же, стало никаким, несуществующим, мертвым. Да еще и унизительно крохотным: остальные части тела не изменились или почти не изменились в пропорциях, а оно будто усохло, потому что зависит от поступающей крови, а кровь сейчас совсем не поступает.
Когда вышли, Никита сказал:
— Давайте все-таки вы звоните. Она, жена его, вас хоть как-то знает?
— Видела.
— Ну вот. А то позвонит полицейский, подумает, что тут криминал какой-то, истерика начнется, пока объяснишь… Короче, звоните.
— А можно Сольскому позвонить, это его хозяин, вернее, компаньон, — искал отмазку Галатин. — Тот, с которым вы разговаривали. И пусть он сообщит.
— На другого перевалить хотите? — проницательно спросил Никита.
— Не перевалить, а… И откройте