— Наш царь бодается-так что ж? И мы топтать народ здоровы — Решил совет седых вельмож — Да здравствуют рога царевы! Ведь и в Египте государь Был божество с давнишних пор. Ура! Да здравствует наш царь — Навуходоносор! Державный бык коренья жрет, Вода речная ему пойло… Как трезво царь себя ведет! Поэт воспел бычачье стойло, И над поэмой государь Мыча уставил мутный взор. Ура! Да здравствует наш царь — Навуходоносор! В тогдашней “Северной пчеле” Печатали неоднократно. Что у монарха на челе След виден думы необъятной, Что из сердец ему алтарь Воздвиг народный приговор. Ура! Да здравствует наш царь — Навуходоносор! Бык только ноздри раздувал. Упитан сеном и хвалами, Но под ярмо жрецов попал… И, управляемый жрецами, Мычал рогатый государь. Ура! Да здравствует наш царь Навуходоносор! Тогда не выдержал народ — В цари избрал себе другого, Как православный наш причет, Жрецы — любители мясного… Как злы-то были люди встарь! Придворным-то какой позор! Был съеден незабвенный царь Навуходоносор! Льстецы царей! Вот вам сюжет Для оды самой возвышенной, Да и цензурный комитет Ее одобрит непременно, А впрочем… слово “государь” Не вдохновляет нас с тех пор, Как в бозе сгнил последний царь
Только что успел я положить перо, дописавши последний куплет этого прекрасного и меткого стихотворения, как вошел ко мне Каменецкий, за ним Сераксвский, а за ним Кроневич [476] и в заключение Дзюбин, который и пригласил меня обедать. Вот тебе и письма. Нужно где-нибудь спрятаться.
После не совсем умереннего обеда вышли мы на улицу и, пройдя несколько шагов, встретили мы вездесущего, вечного жида, брехуна Элькана. [477] После продолжительной прогулки мы с ним расстались и, по его указаниям, пошли искать квартиру актера Петрова и, разумеется не нашли. Ругнули всеведущего Элькана и по дороге зашли к Бенедиктову. Встретил он меня непритворно радостно и после разнородных разговоров он, по моей просьбе, прочитал нам некоторые места из “Собачьего пира” (Барбье), и теперь только я уверился, что этот великолепный перевод принадлежит действительно Бенедиктову.
4 [апреля]. Каменецкий сообщил мне все мои сочинения, переписанные Кулишом, кроме “Еретика”. Нужно будет сделать выбор и приступить к изданию. Но как мне приступить к цензуре?
В 3 часа пообедал с Дзюбиным, тоже не совсем умеренно, и вечер провел у Семена [Артемовского].
5 [апреля]. Приезжал Смаковский [478] просить меня обедать с ним и с Дзюбиным. Я спал, меня, спасибо, не сбудили. И я, под предлогом болезни, не поехал на лукулловский обед. Бог с ними. С непривычки можно серьезно захворать. Вечер провел у Галагана,
6 [апреля]. Имел великое несчастие облачиться во фрак и явиться к своему главному надзирателю графу Шувалову. Он принял меня просто, не форменно, а, главное, без приличных случаю назиданий, чем сделал на меня выгодное для себя впечатление.
При этом удобном случае познакомился с женою правителя канцелярии обер-полицеймейстера И. Н. Мокрицкого. Она урожденная Свичка