Читать интересную книгу Вожак - Генри Олди

Графин с вином вписался в пейзаж, как родной.

— Это политическое самоубийство! Я вовсе не желаю завершить карьеру таким пассажем. Простите, Флаций, но вы требуете невозможного…

— Откажите мне, Салюччи. Откажите, и я вам гарантирую самоубийство.

Тит Флаций, представитель Великой Помпилии в Совете Галактической Лиги, взял паузу — и после длительного молчания, более красноречивого, чем сорок тысяч трагических монологов, уточнил:

— Политическое.

Во взгляде Гвидо Салюччи сверкнул хищный блеск. Председатель легко сносил угрозы, выкрикнутые с трибуны или опубликованные в прессе. Но вот так, в частной беседе, с глазу на глаз… Кое-кто мог подтвердить, что тенор «ди грация», на ночь прячущий волосы под сеточку, если загнать его в угол, делается опасней медведицы, защищающей потомство. Сегодня Гвидо оделся с показной неброскостью: сюртучная пара темно-песочного цвета, из-под рукавов выглядывают манжеты с янтарными запонками, на лацкане — миниатюрный значок: круг звезд по темной эмали. Шею Гвидо украшал галстук: узкий, строгий, почти военный. Галстук был заколот скромной булавкой из черненого серебра: молния, пронзающая шар.

Человек с таким значком беспрепятственно шел по дипломатическому коридору в любом из космопортов Лиги, не подвергая досмотру ни себя, ни багаж. Человек с такой булавкой по первому требованию — требованию, а не просьбе! — получал убежище на любой из обитаемых планет Ойкумены, с сохранением инкогнито, отказом в депортации и назначением содержания от правительства, равного окладу чиновника высшего ранга. При рисках, связанных с должностью председателя Совета Лиги, эти и ряд других гарантий были жизненно необходимы.

— Я не проведу твое предложение через Совет, — медленно, с подчеркнутой артикуляцией произнес Гвидо. Так говорят с умственно отсталым. Ни внешностью, ни манерами председатель Совета Лиги не был схож с госпожой Зеро, а помпилианец — с Марком Тумидусом, но от резкого перехода на «ты» повеяло знакомым душком. — Предположим, я пойду тебе навстречу, из чисто дружеских побуждений. Но через Совет мне это не провести.

— Проведешь, — отмахнулся Тит Флаций. — Как по маслу. Уж что-что, а масло я тебе гарантирую. Получишь удовольствие…

— Пошляк.

— Реалист.

Взяв графин, Гвидо наполнил бокалы. Свой он осушил залпом, несмотря на то, что «Вилья Карелли» считалось из крепких, а стоимость бутылки равнялась цене спортивного аэромоба. Налив еще, председатель уставился на представителя Великой Помпилии, словно впервые его увидел. Сегодня Тит Флаций оделся, как на парад: шерстяной мундир цвета морской волны, золоченый пояс, эполеты имперского наместника с листьями дуба. Фуражку помпилианец, обнажив коротко стриженую голову, бросил на подоконник. С кокарды, разинув клюв, на спорящих политиков глядел орел в дурном расположении духа. Человек с таким орлом, как у Тита Флация, мог своим личным распоряжением поднять в космос бронированную армаду — и двинуть корабли в бой, не запрашивая предварительного одобрения сената.

— Это безумие, — Гвидо вдохнул аромат вина. Скривился, будто нюхнул нашатыря: — Какие у тебя козыри? Солнце, будь оно проклято, стабилизируется. Астлантида скоро выкарабкается из эйфории. Совет вздыхает с облегчением и пьет сердечные капли. Дело за малым: вернуться к идее карантина. Пусть астлане режут друг дружку, а если кто-то из репортеров захочет убедиться в извращенности цапель — милости просим! Лети мимо блок-постов, садись на планету, снимай сердцерезов, пускай в эфир… Мы умываем руки, Тит. Мы снимаем с себя ответственность. И в этот благословенный момент ты просишь…

— Прошу? — удивился наместник.

— Просишь, — с нажимом повторил Гвидо, — чтобы Совет официально разрешил Великой Помпилии пользоваться обитаемой планетой, как грядкой! Хорошо, Остров Цапель не входит в состав Лиги. Он не пользуется правами и льготами членства, в частности, правом на защиту. Но разрешение на сбор ботвы — это прецедент. Совет готов закрывать глаза на кое-какие ваши шалости, входя в положение империи и принимая во внимание ряд психофизиологических особенностей расы…

— Короче, — бросил Тит Флаций. — Тебе нужны козыри?

— Козыри? Мне? Это тебе нужны козыри, да такие, чтобы плавили термосил! Гасили звезды! Давили антисов, как вшей! Самый тупой из членов Совета понимает ясней ясного: разреши Помпилии собирать ботву на законных основаниях — и завтра имперские либурнарии высадятся у тебя дома! А ты спрашиваешь, какие тут нужны козыри… Да я первый отдам свой голос против такого решения! Остров Цапель — грядка, отданная Помпилии на откуп Советом Лиги! Меня изжарят, съедят и косточки выплюнут…

Имперский наместник потянулся к столу, но вместо бокала, как ожидалось, Тит взял пирамиду. Голограмма программировалась на тактильный контакт: пирамида осталась в пальцах наместника, словно была натуральной, из камня, и поднялась в воздух, когда Тит — гигант над городом — согнул руку в локте. С минуту помпилианец разглядывал сооружение, поднеся его близко к глазам, а потом с силой опустил пирамиду на метр левее — прямо на площадь, заполненную народом. Казалось, он давил клопов. Такой программы в реконструкцию не закладывалось: коснувшись стола, пирамида исчезла, растаяла как дым — и возникла на прежнем месте.

— Грядка? — спросил Тит. — Ничего подобного. Вот тебе первый козырь. Великая Помпилия не собирается использовать Астлантиду как грядку — источник поставок ботвы.

— Правда? — злая ирония превратила лицо Гвидо Салюччи в маску джокера. — Господи, какое счастье! Я верю тебе, друг мой! Я-то верю, но не все так доверчивы, как старик Салюччи. Мы, то есть Совет, должны разрешить Помпилии вывозить с Острова Цапель население согласно квотам, которые оговорим отдельно, в приложении к решению Совета. При этом мы еще и обязуемся принять на веру, что вывоз не связан с клеймением и рабством. По-моему, это перебор. Вера — верблюд со слабой спиной. Соломинка, другая, и хребет сломан…

Издевка пропала втуне.

— Великая Помпилия, — теперь уже в речи Тита Флация пробились интонации профессора университета, ведущего беседу с клиническим идиотом, — не намерена пользоваться Астлантидой, как грядкой. В качестве подтверждения этого человеколюбивого заявления мы берем обязательство по первому требованию разрешать встречи с иммигрантами. Политики, журналисты, телепаты, борцы за права человека, общество защиты животных — кто угодно, в любое время. Встречи будут записываться, записи — публиковаться.

— И что?

Гвидо наклонился вперед. Ноздри его крупного, породистого носа жадно раздувались. Самое изысканное вино и даже нашатырь в лошадиных дозах не произвели бы такого эффекта. Пахло жареным, намечалась сенсация. Впервые надменная Помпилия разрешала — да что там! — открыто предлагала контакты посторонних лиц с рабами. Чутье подсказывало Гвидо Салюччи, что в этой воде водятся крупные рыбы.

— Ойкумена увидит астлан, вывезенных Великой Помпилией с их занюханного Острова. Счастливых астлан. Довольных жизнью астлан. Вменяемых, дееспособных астлан. Обеспеченных материально, не ущемленных ни в чем. А главное, — наместник оскалился, что означало улыбку, — Ойкумена увидит свободных астлан. Отдающих себе отчет в поступках и намерениях, делающих осознанный выбор. Рабы? Что за чушь! И если кто-то попытается вернуть такого астланина домой, руководствуясь соображениями ложного гуманизма — наш дорогой иммигрант станет руками и ногами цепляться за ближайшего помпилианца. Замечу, что зубами и когтями он будет рвать господина гуманиста, категорически протестуя против депортации на родину. Я гарантирую это под личную ответственность. Если случится иначе, ты всегда сможешь заявить, что Совет ввели в заблуждение, и отозвать свою подпись.

Гвидо Салюччи ослабил узел галстука. Отошел к окну, встал, глядя вдаль. Будущее, открывшееся взгляду председателя, судя по лицу Гвидо, менялось, принимало новые, не вполне ясные очертания. Пальцы мертвой хваткой вцепились в подоконник. Между руками Салюччи лежала фуражка имперского наместника. Повернув голову вправо, орел на кокарде примерялся, как бы ловчее впиться клювом в мякоть между большим и указательным пальцем.

— Козырь, — согласился председатель. — Сильный козырь. Если я зайду с него… Нет, не хватит. Продолжай, Тит. Ты бы не пришел ко мне с одним-единственным козырем. Ты — опытный игрок, наверняка у тебя в рукаве лежит парочка тузов.

— Туз первый, бубновый: в ближайшее время Помпилия начнет сокращение числа рабов, необходимых империи для существования и прогресса. Наши либурнарии уменьшат ежегодный сбор ботвы. Нравится?

— Чем вы компенсируете падение?

— Не твое дело. Будь доволен тем, что кое-кто из свободных граждан Ойкумены избежит визита абордажной пехоты. А в случае отказа — не избежит. На твоем месте я бы превратил этот факт в постамент для памятника.