Читать интересную книгу Сага о викинге: Викинг. Белый волк. Кровь Севера - Александр Мазин

Хорошо, – легко согласился я. – Забудем это роковое прозвище. Но если ты решишь отдать дочь за кого-нибудь, кроме меня, пеняй на себя!

– А что ты мне сделаешь? – кокетливо улыбнулась Рунгерд.

Я наклонился и, шепотом на ушко, поведал ей, что именно я с ней сделаю. Причем – публично. И тогда ей, как ни крути, придется выйти за меня замуж самой.

Рунгерд захихикала и ущипнула меня за ногу.

– Я подумаю, – игриво пообещала она. – Такого глупого и беспечного воина, как ты, скоро убьют. И я присоединю твой грэнд к моему одалю. Удобная бухта мне не помешает. Пусть новые женихи приплывают ко мне на больших драккарах.

– Ага, женихи! – проворчал я, ощущая вполне определенное беспокойство (Ведьма, блин! «Тебя скоро убьют». Базар фильтровать надо!). – А свирепого ярла из Вестфольда не хочешь? С полусотней голодных норегов с женилками наголо?

Как оказалось – накаркал я, а не Рунгерд. Но выяснилось это двумя месяцами позже.

– Пока Сёлундом правит Рагнар, женилки голодных норегов – не опаснее дождевых червей! – рассмеялась Рунгерд.

Ну да, с такой «крышей» можно не бояться морских разбойников. Однако нет такой «крыши», которая гарантировала бы от безбашенных отморозков. А до подхода «кавалерии» еще продержаться надо.

Эти мысли я начал излагать моей очаровательной подруге и посоветовал не раскатывать губу на мое поместье.

Но закончить не успел.

Засранец Тори Скейвсон ухватил мою (!) Гудрун и принялся нагло тискать.

Меня как пружиной подбросило…

Но вмешаться я не успел.

Борзой сынок Скейва Рысье Ухо взмемекнул козлом и так же, по-козлиному, проворно отпрыгнул от Гудрун, прижимая ладонь к бедру.

– В следующий раз я тебе полморковки отрежу! – ледяным голосом пообещала датская красавица.

Ух ты! Девушка моей мечты в гневе – еще прекраснее!

Свартхёвди оглушительно заржал и треснул лапой по столу так, что опрокинул чашу с пивом.

Шустрый паренек Тори покраснел почище вышеупомянутой морковки. И поковылял к ухмыляющемуся папаше, который поманил сынка пальцем. И, доковыляв, получил сочного леща.

Я, ухмыляясь, опустился на скамью. Вот так! Не хватай чужое!

Свартхёвди подмигнул мне: во какая у меня сестренка! А я тебя предупреждал!

И опрокинул себе в глотку мое пиво.

Я не обиделся, поскольку девица-красавица, как ни в чем не бывало, подрулила ко мне, вновь наполнила емкость. Ага, вот от этого красивого ножика с ручкой из моржовой кости шустрик Тори и пострадал. Незначительно. Но – обидно.

– А если я тебя поцелую, ты меня тоже порежешь?

Искушающая улыбка… Нет, такое стерпеть просто невозможно!

Ах, какие губки! И не только губки… Не оторваться…

– Вот! – пробормотал я, задыхаясь. – Теперь режь!

– Тебе – можно! – Лукавая улыбка, розовый язычок, пробежавшийся по чуть припухшей губе. – Подари мне такие же сережки, как маме подарил, и можешь целовать меня сколько хочешь.

Вот так. Я вмиг отрезвел. И от пива, и от девичьих чар. Даже вспомнил, что я – крутой викинг, и по-хозяйски (но так, чтобы никто не видел) возложил мозолистую длань на то место, где мягкая шерсть платья и тонкий лён исподней рубахи искушающе облегали идеальную выпуклость ягодицы. Стиснул аккуратно, но крепко, прижал Гудрун к себе. Без грубости, но так, чтобы прочувствовать грудью ее плоский животик и твердость напрягшегося бедра.

Меня бросило в жар – то ли от собственной наглости, то ли от вольного прикосновения к телу девушки моей мечты… Я ощутил легкую дрожь этого великолепного тела и его внезапную (пусть всего на секунду) мягкость-расслабленность, безошибочно сообщившую: что бы за мысли ни мелькали в красивой головке Гудрун, но ее женское начало уже поддалось уверенной власти мужчины (то есть – меня) и готово принять эту власть немедленно и полностью.

Я не видел лица Гудрун, но точно знал, что ее прекрасные глаза в этот миг полузакрыты, а пухлые губки, напротив, приоткрыли влажные белые зубки… И еще кое-где у прекрасной юной датчанки наверняка повлажнело…

В следующую секунду рука моя была сброшена… Вернее, аккуратно убрана, а сама Гудрун легко (поскольку я ее более не удерживал) выскользнула из моих объятий и двинулась дальше, вдоль стола. То, что острая на язык датчанка не произнесла ни слова и даже не посмотрела на меня, сказало мне больше, чем любая гневная речь.

Я заставил себя не провожать ее взглядом, повернулся… И увидел, как смотрит на меня Рунгерд!

Она тоже всё видела и всё поняла. И она, похоже, неслабо завелась. Или я совсем уж ничего не понимаю в женщинах. О, этот жаждуще-обещающий взгляд!

Я уже знал, что у нее в доме – нельзя. Слишком много посторонних глаз. Слишком вредно для общественного мнения.

Датский закон позволяет вдове владеть имуществом мужа. Но не поощряет распутства. Женского.

Кто знает, как отнесется мой друг Свартхёвди к тому, что я делю ложе с его матушкой.

А уж как к этому отнесется Гудрун, можно даже и не гадать. Скверно отнесется.

Я еще размышлял, а Рунгерд уже действовала.

– Я кое-что вспомнила! – произнесла она торжественно. – Сегодня мне приснился плохой сон о тебе, Ульф Вогенсон!

До конца справиться со своим голосом женщине не удалось. Но я надеялся, что народ не отличит страсть сексуального характера от эмоционального напора специалистки по волшбе.

Не отличили. Каждый был занят делом: кушал и выпивал. Так что присутствующие уловили лишь смысловую часть послания.

Возможно, Гудрун, хорошо знавшая мать, и заподозрила бы, но… Покинув меня, она отправилась дразнить молодого Скиди (беднягу аж трясло от избытка гормонов) и в общем гомоне поймала лишь хвостик информационного сообщения.

И вмиг озаботилась. «А как же сережки?» – ясно читалось в ее тревожном взгляде.

Все присутствующие дружно уставились на хозяйку. Но далеко не все – с беспокойством о моем здоровье. На рожах Скейва и его уколотого ножиком сыночка явно читалось не беспокойство, а искренняя надежда, что сон – в руку. После нашего с Гудрун поцелуя в числе их друзей я больше не числился.

– Какой сон, матушка? – спросил Свартхёвди, откладывая на время недогрызенное свинячье ребрышко.

– Я же сказала – плохой, – с легким раздражением ответила Рунгерд.

– И что теперь?

Дочь Ормульфа Полудатчанина пожала плечами.

– Ты можешь отвести беду? – в лоб спросил Медвежонок.

– Ты хочешь, чтобы я, хозяйка, оставила гостей и отправилась ворожить? Прямо сейчас? Это неприлично.

– Почему же? Я тоже хозяин, и я никуда не уйду. Не думаю, что кто-то найдет повод для обиды!

При этом покрытая рыжей щетиной нижняя челюсть Медвежонка очень характерно выдвинулась вперед.

Гости (даже Рысье Ухо с сынулей) тут же бурно выразили свою солидарность с позицией Свартхёвди. Ссориться с Медвежонком никому не хотелось.

Девка из рабынь помогла Рунгерд обуться, подала шубку. Я поспешно оделся. Надо же! Плохой сон… Наверняка соврала. А если – нет?

Мнительный я стал, однако…

Выходя, Рунгерд прихватила со стола кость с остатками мяса, поманила одного из песиков.

Тот нехотя (жрачки и в доме хватало) потрусил за нами.

Через пятнадцать минут (снегу навалило – надо было лыжи взять) мы добрались до ведьмовской лаборатории.

Рунгерд бросила кость на снег, скомандовала псу: «Вагт!» (Сторожить!) – и откинула дверной полог.

Ах-ха! Первый раз традиционно (у нас уже появились традиции!) наспех. Не раздеваясь, быстрей-быстрей! Прекрасная вдовушка пала пышной грудью на стол, дернула шнурок, отпуская штанишки из мягкой синей шерсти, всхлипнула:

– Скорей! Не медли!

Я и не медлил. Запрокинул подол шубки, платье. Какой вид! Воистину вот она, воплощенная женственность! Широкие, белые, округлые… Ах, как она задрожала, почувствовав мою руку!

– Ну же! – Какой у нее чудесный, возбуждающий голос. – Быст… О-о-о!

И вцепилась зубами в мех, то рыча, то всхлипывая, выгибаясь и содрогаясь, толчками, мне навстречу.

Я ухватил правой рукой сразу обе косы, потянул, запрокидывая ее голову, левой рукой – снизу, за горячий живот, повыше мокрой густой (интимные стрижки здесь не приняты) поросли, и погнал ее, вскрикивающую, стонущую, задыхающуюся, вверх, к той вершине, где небо опрокидывается на землю.

Не скажу, что эта скачка продолжалась долго. Но взобрались мы высоко. Так высоко, что я тоже рычал и хрипел, а косы-поводья дергались в моих руках, как живые… Только местному богу Фрейру известно, как мне удалось не свернуть шею моей страстной возлюбленной.

Воздух в колдовской лаборатории был ненамного теплее, чем снаружи (градусов под десять мороза), но, когда мы в обнимку повалились, нет, рухнули на широкую лавку, нам было чертовски жарко. Надышали, должно быть. Ха-ха!

Впрочем, для викингов холод – ерунда. И женщины у них такие же. Я не викинг, но замерзнуть рядом с раскаленной печкой… Шутите!

Я ласкал груди Рунгерд, чувствуя, как она вздрагивает, слышал ее учащенное дыхание… Но медлил, потому что (вот я какой хитрец!) собирался задать вопрос и услышать на него правдивый ответ раньше, чем жаркая влажная сердцевина страсти стиснет мой… меня. И начисто отнимет способность соображать.