Николай Николаевич Старший – командующий русской армией на Балканах. Гравюра. 1880-x гг.
Еще на подходе к Фавору Николай Николаевич был встречен Иерусалимским Патриархом Кириллом. На Фаворе Патриарх поднес его высочеству икону Преображения и несколько камней с того места, где по преданию стоял Спаситель во время самого события. Близ Наблуса к великому князю присоединился начальник Русской Духовной Миссии в Иерусалиме архимандрит Антонин, сопровождавший его во все время пребывания, вплоть до отплытия Николая Николаевича из Яффы в Каир. Великий князь и его спутники подходили к Иерусалиму со стороны Иордана по знаменитой Пустыне Святого Града. С этой стороны вид Иерусалима долго закрыт от глаз массивом Елеонской горы. И только с вершины Елеона, внезапно и весь как на ладони предстает поклонникам Святой Град. Отсюда открывается самая величественная и самая трогательная панорама Иерусалима.
На встречу великому князю вышло все население города. Простой разноплеменный люд, войска, чиновники, в отдельном месте собрались все иностранные консулы. Женщины бросали цветы по пути следования Николая Николаевича. Великий князь вступил в город через Гефсиманские ворота, оказавшись тем самым в начале Страстного пути. Яркое описание этого события принадлежит перу адъютанта его высочества Д. А. Скалона.
«Мы ехали среди толпы по той самой дороге, по которой Спаситель в вербное воскресение вошел в Иерусалим, встречаемый множеством прославлявшего Его народа. Мысленно переживая все это, словно в чудном сне, вошли мы в Святый Град.
От претории, где жил Пилат и начался крестный ход Христа Спасителя, мы слезли с лошадей и до церкви Святого Гроба шли пешком.
У входа в храм встретил великого князя Патриарх Кирилл в полном облачении, окруженный собором духовенства, и приветствовал великого князя следующею речью на греческом языке: „Ваше императорское высочество! Иерусалимская церковь земного сего града Небесного Царя, с пламенным желанием и материнскою любовью ныне приемля ваше императорское высочество и сопутствующих вас высоких принцев преславной отрасли богохранимого императорского дома благословенной России, облекается во славу превеликую и наслаждается веселием и радостью неизреченною. Но, не менее, и ваше императорское высочество, стоя сию минуту под кровом сего святилища величия Божия, вероятно, чувствуете необычайное и неизреченное веселие… Итак, преклони, благоверный князь, колена души и тела пред священными стопами Богочеловека и Искупителя мира. Преклони чело пред страшною Голгофой, окропленною за нас честною кровью. Поклонись с сокрушенным сердцем Всесвятому Гробу, источнику нашего воскресения, и принеси жертву благоприятную слезою о себе и о здравии августейшего монарха, о святой России и о всем царствующем доме. Распятый за нас, погребенный и воскресший Иисус Христос да благословит труд твой; да истечет от святых Его стоп новая сила в вере! Да пошлет тебе помощь от святого и от Сиона заступит тебя и даст тебе блага Иерусалима не столько земные, сколько небесные. Аминь".
Затем, предшествуемые певчими и духовенством, приложившись к плите, на которой обвивали пеленами и миропомазали тело Иисуса Христа, мы вошли в часовню Святого Гроба.
Слезы текут невольно! Наконец мы преклонили колена у Гроба Господня! Душа как бы вырывается из своих оков!.. Блаженная минута!.. Таких немного в жизни!.. А кому довелось их изведать, тому они глубоко западают в сердце и в дальнейших испытаниях на жизненном пути обращаются в несокрушимые опоры веры».
Августейшее паломничество подробно описано в дневнике отца Антонина. Великий князь понял и оценил деятельность архимандрита на Святой Земле. С ним вместе он посетил русский участок на вершине Елеона, осмотрел раскопки и поставленный о. Антонином дом над мозаикой. Тут же проявилась вездесущая ревность консула, не допустившего великого князя посетить гордость Антонина Мамврийский дуб в Хевроне, приобретенный им для России еще в 1868 году. Возможно слова, сказанные великим князем отцу Антонину на прощанье «я вас не забуду», не были только сиюминутной моральной поддержкой.
28 октября состоялось освящение грандиозной для Иерусалима того времени церкви во имя Святой Троицы, построенной архитектором М. И. Эппингером в центре русского городка близ Яффских ворот. Описания этого события находим в дневнике отца Антонина и в другом описании путешествия великого князя, принадлежащим перу генерала В. Н. Сипягина. Интересно, что оба повествователя и Д. А. Скалон и В. Н. Сипягин указывают дату освящения Троицкого собора на день раньше, 27 октября. Есть в их повествованиях и еще одна общая досадная неточность, которую просто необходимо исправить. Оба автора называют архимандрита Антонина именем Антоний. Как послышалось, так и записалось! Но не будем строги к ним за это.
В дневнике архимандрита Антонина церемония освящения главного русского собора в Палестине описана под 28 октября. Была суббота. «Встал, конечно, чуть свет. Прочитал молитвы. Поспешил в церковь. Вот взошло и красное солнышко, а Патриарха все нет. Сновал онду и онду, толкал и толкался, желая все поставить на исправную ногу. Сам учил Семена звонить на соборе. Подошел Патриарх и немедленно стал варить воскомастику. Дело это тянулось не мало времени. Когда все, что требовалось для освящения храма, было готово, облачились сперва мы, иереи, а потом и владыки, именно же: Газский, Назаретский, Лиддский и Тивериадский. Я послал известить великого князя, что начинается обхождение церкви. При первом круге пели греческие певцы. Патриарх читал Евангелие. При втором наши пели тропарь Троицы и я читал Богородично Евангелие. При третьем наши все пели: «Спаси, Господи, люди твоя». Входные переговоры: «Возмите врата…» и пр. происходили, как я и ожидал, достожалостным образом, кто в лес, кто по дрова. Как бы то ни было, предисловие к церемонии кончилось. Святые мощи положили в углублении константиновской капители и задвинули его престольной доской навеки. В это время пожаловали в храм и прямо в алтарь их высочества. Последовали омовение и помазание миром Святой Трапезы и облачения ее, сперва платом, потом хитоном а наконец и сребро-золотною парчею. Жертвенник мыл, помазывал и облачал Лиддский архиерей. К 10 часам храм был освящен. Началась божественная литургия, дотянувшаяся до полудня. Великий князь и герцог (оба в мундирах и в Андреевских лентах), выстояли ее до конца. Не раз они засылали к нам в алтарь с просьбой не петь ничего по-гречески. Но это, очевидно, было не возможно. Из церкви Патриарх с высшим духовенством отправился к великому князю, где и представил ему всех архиереев. Частию я, частию Нектарий служили переводчиками между его высочеством и синодалами. Сказав, что ему поручено ГОСУДАРЕМ передать благодарность Патриарху за его поведение в Болгарском деле, великий князь высказал сожаление о том, что между Патриархом и Синодом существует разногласие. Газский перевал его, сказав, что было бы здоровье, дело уладится. К обеду приглашены были только участвовавшие в служении владыки да о. Джимбара, тоже служивший. Тосты были питы за здравие ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА, великого князя, Патриарха, мое и проч. По обычаю было шумно и весело, хотя и без Па…трона. Великий князь сидел между Патриархом и Газским. В доме Миссии был стол для патриарших диаконов, и праздновали то же шумно» (лл. 285–28506).