— Куда это он ушел, хотела бы я знать? — спросила она заплетающимся языком, сделав шажок в сторону, чтобы сохранить равновесие.
Хотя стычка с Джимми потрясла Калума в буквальном, а не переносном смысле, он не мог не заметить, что его компаньонка крепко накачалась спиртным.
— Сегодня он мне заявил, что у него появилось стойкое желание как можно больше времени проводить с семьей, — сказал Калум, поставив на мраморный выступ, на котором раньше располагался телефон, свой черный кейс.
— Ты похож на агента похоронной конторы или разъездного торговца, — хихикнула Одетта, намекая на его черный костюм и кейс. — Так что не вздумай сказать, будто пришел для того, чтобы купить по сходной цене мою душу. На черта ты явно не тянешь.
Калум проигнорировал ее язвительное замечание, подошел к камину и, увидев стоявшую на полу бутылку виски, поднял ее, убедился, что она пуста, и поставил на место.
Одетта, наблюдавшая за его манипуляциями, пробормотала:
— На кухне еще есть.
Калум включил на кухне свет. Загорелись галогеновые лампы, осветив выстроившиеся на подоконнике и на полу разнокалиберные бутылки с яркими этикетками. Калум с минуту подумал и выбрал виски для себя и персиковый шнапс для Одетты.
— Честно говоря, на такое количество посетителей я не рассчитывала, — сказала Одетта. — Но так всегда бывает, когда задумаешь провести вечерок в уединении, гости являются словно по волшебству.
— Думаю, нам пришло время серьезно поговорить, — сказал Калум, возвращаясь с бутылками и стаканами к камину.
— Поговорить? — повторила Одетта, резко к нему поворачиваясь и едва при этом не падая. — Черт бы тебя побрал, Калум! Ты меня разорил, а теперь явился ко мне, чтобы об этом поболтать? Вот это номер!
Хотя она отказалась идти на вечер к Лидии, где было много гостей, света и шампанского, вечер у нее все-таки состоялся. Да такой, какого она себе и представить не могла. Жаль только, что на ней не было соответствующего случаю платья, а на лице — макияжа.
— В принципе, мне при твоем появлении следовало схватить какой-нибудь тяжелый предмет и огреть тебя по голове. Но я, увы, не могу этого сделать. Во-первых, это дурной тон, а во-вторых, у меня по твоей милости вообще ничего не осталось — ни тяжелых предметов, ни легких. Нет, в самом деле, неужели ты не понимаешь, что со мной сделал?
— Понимаю, и приехал к тебе, чтобы предложить решение, которое должно устроить нас обоих. Мне эта ситуация нравится ничуть не больше, чем тебе.
— Как ты мог в таком случае допустить, чтобы это случилось? — воскликнула Одетта.
— Так уж вышло, — хрипло рассмеялся Калум. — А все потому, что ты, сестренка, засела у меня под кожей.
— Что значит — «засела у тебя под кожей»? — удивленно спросила Одетта.
— Это значит, ты меня достала! Ты же в меня влюблена, верно? — Он снова засмеялся хриплым, каким-то каркающим смехом. — А в меня влюбляются только душевно травмированные, битые жизнью люди. Потому что им нечего терять. Так что зря ты, Одетта, в меня влюбилась. Ты заслуживаешь лучшей участи. Любовь сплошь состоит из боли и слез и приносит одни страдания. Это не говоря уже о том, что она приносит страдания окружающим, которых влюбленный человек, стремясь к объекту своей страсти, обыкновенно не замечает и походя втаптывает в грязь. — Достав из стоявшей в углу коробки (книжные полки тоже были проданы) любовный роман «Пылающие сердца», Калум с брезгливой ухмылкой повертел его в руках и спросил: — Неужели, Одетта, мы с тобой эти самые «Пылающие сердца»? Ты так представляешь наши отношения?
Одетта покраснела.
— Я не говорила, что люблю тебя, Калум. Ни разу.
— Какая разница? — бросил Калум. — Ведь это факт.
— Даже если и так? Я в любом случае не заслужила того, что ты со мной сотворил.
— Нет, заслужила! — заорал вдруг Калум, швырнув книгу об стену. — Ты не вовремя вылезла, чтобы заявить о себе. Неужели не понимаешь?
Одетта не знала, что и сказать. Она никогда еще не видела Калума в таком гневе и испугалась. Ей казалось, что он в любую минуту может на нее наброситься. Поэтому, когда он сделал шаг в ее сторону, она отпрянула и прижалась к стене. Он, однако, даже на нее не взглянул. Подскочил к другому ящику и вытащил из него очередной любовный роман.
— «Презренная женщина»! — громко прочитал он название. — Как это верно. Вы, бабы, только презрения и заслуживаете. Вечно ноете, распускаете сопли. Но где ваш гнев, я вас спрашиваю? Скажи, Одетта, где твой боевой пыл, твоя звериная злоба?
— Я тебе еще покажу свои клыки. Вот выберусь из этой клетки — и такое тебе устрою, что мало не покажется! — Неожиданно Одетта успокоилась. Ну, почти успокоилась. Ярость, которую демонстрировал сейчас Калум, была скорее свидетельством его слабости, нежели силы, и она поняла, что сможет с ним совладать. Она уже его не боялась. Как говорится, «лающая собака не кусает». — Кроме того, какой смысл тебя убивать? Сначала надо узнать, зачем ты затеял всю эту возню. В этих романах, — тут Одетта ткнула пальцем в набитые книгами картонные ящики, — героини поступают именно таким образом. Сначала выведывают планы и секреты врага, а потом сталкивают его машину в пропасть.
— Ладно, хватит болтать! — гаркнул Калум, останавливая ее излияния. — Я не для того сюда приехал, чтобы заниматься с тобой психоанализом или обсуждать твои гребаные любовные романы.
— А для чего ты сюда приехал? — заорала Одетта, неожиданно — и для него, и для себя самой — начиная на него наступать. — Для того, чтобы сказать, что меня любишь? Или чтобы со мной переспать? Скажи, для чего?
— Придержи коней, сестренка, — сказал Калум, не ожидая от Одетты такого напора. — Не болтай всякие глупости по той только причине, что ты пьяна и у тебя кое-где зудит. Я приехал сюда, чтобы сделать тебе деловое предложение. — Калум полез во внутренний карман пиджака и извлек из него конверт. — Если ты перепишешь ресторан на меня, я готов заплатить все твои долги.
К такому повороту событий Одетта была не готова. Калум снова все повернул так, как ему хотелось. Но дело заключалось в том, что ей, как бы она ни любила Калума, все больше надоедало быть пешкой в его игре и действовать в соответствии с отведенной ей ролью.
— Поздно, — сказала она, облизывая пересохшие губы. — Ресторан уже перешел в собственность банка. Если бы ты за последнюю неделю хоть раз наведался в «РО», то сам бы об этом узнал.
— Мы еще можем спасти «РО», — тихо сказал Калум. — Тебе нужно только согласиться со мной сотрудничать, а с банком я все улажу. Ты даже сможешь работать в «РО» главным менеджером или через какое-то время открыть другой ресторан.