своем бунтарстве. Этот спектакль порывал с традициями русского балета. “Кармен” была своего рода предупреждением миру танца».
Композитор Микаэл Таривердиев признался, что впервые увидел Плисецкую именно в «Кармен-сюите»: «Да нет, конечно же, я много раз видел ее и раньше. Я вместе со всеми восторгался ее изящной скорбностью в “Жизели”, аплодировал огненной Эгине в “Спартаке”, блистательной Одетте-Одиллии в “Лебедином озере”, пленительной Зареме в “Бахчисарайском фонтане”. И все-таки впервые я увидел ее в “Кармен”. Безудержная страсть, мгновенная смена настроений, верность себе – и смерть, плата за такую жизнь, и все это уложено тем не менее в строгие рамки классического балета. Забыть не могу, как это меня тогда поразило! Я никак не могу представить себе, что балетная сцена способна вместить в себя такую несдержанную страстность жизни».
Дмитрий Шостакович, не вписавший свое имя в этот балет, аплодировавший музыкальной транскрипции Щедрина, признавался: «Я люблю эту гордую и своенравную цыганку. Женщина должна быть свободной, и никто не вправе узурпировать эту свободу – таково жизненное кредо Кармен. Кармен не изменяет своему принципу даже перед лицом смерти. Мне думается, именно в этом современность звучания спектакля». И поэтому спектакль продолжает жить и через 56 лет после премьеры.
Хозяйка Медной горы
Если бы не Плисецкая, Юрия Григоровича в Большом театре могло бы и не быть.
В 1957 году он поставил балет «Каменный цветок» в Ленинградском театре оперы и балета имени С. М. Кирова. Во время работы над спектаклем произошла во многом судьбоносная для советского балета встреча Григоровича и Симона Вирсаладзе – художника-постановщика, значительно изменившего эстетику советского балета (в 1970 году вместе они станут лауреатами Ленинской премии за балет «Спартак», а в 1977 – лауреатами Государственной премии за балет «Ангара»). В 1961 году там же, в Ленинграде, Григорович поставил «Легенду о любви». Ленинград долго был экспериментальной площадкой – сначала театральные новшества «прокатывали» там, а потом уже, если спектакли и новшества признавались удачными (здесь важно именно то, что признавались, а не оказывались: значение имела именно партийная и начальственная оценка), их переносили в Москву, в Большой. Именно так – сначала успех в Ленинграде, а потом переезд в Москву – в Большом оказался и балет «Ромео и Джульетта», в котором танцевала Галина Уланова. Зато Плисецкая была на сто процентов московской балериной. «Эта балерина принадлежит к тем артистам, которые никогда не исполняют одну и ту же роль дважды одинаково. Каждый спектакль вносит в ее исполнение что-то новое: появляются какие-то новые детали, штрихи, что-то исполняется совсем иначе, нежели на предыдущем спектакле. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть, как бисирует Майя Плисецкая “Умирающего лебедя” Сен-Санса, или сравнить два ее спектакля “Лебединое озеро”» – так Юрий Григорович говорил в 1964 году, только появившись в Большом.
В этих словах – искреннее восхищение балериной и… немного благодарности. Потому что в театр Юрий Николаевич пришел не в последнюю очередь благодаря Майе Михайловне. Да, большому начальству в Министерстве культуры было уже понятно, что появился новый талантливый балетмейстер, но можно ли ему доверить главный театр страны? С тогдашним министром культуры Екатериной Фурцевой у Майи Михайловны были отношения любви-ненависти. До знаменитого «Майя, прикройте ляжки!» после премьеры «Кармен-сюиты» было еще несколько лет, а после гастролей в США в 1959 году Плисецкая стала несомненной главной балериной и Большого, и всей страны, и от ее слова (а иногда и переменчивого настроения) в театре зависело многое. После успеха в Ленинграде «Легенду о любви» Григоровича решили перенести в Москву. Фурцева сказала Плисецкой: «Если вы будете танцевать в этом спектакле, Григорович сюда приедет, если нет – пусть остается в Кировском». Майя возлагала тогда на Григоровича большие надежды. Да и не только она. Работавший в то время главным балетмейстером Большого Леонид Лавровский почти ничего уже не ставил, а у Григоровича две такие успешные постановки и очевидные перспективы! Майя с жаром согласилась: пусть у нас будет Григорович!
Когда во время работы над этой книгой я разговаривала с разными людьми – от балетоманов со стажем в несколько десятилетий до журналистов и народных артистов, – некоторые рассказывали, что первое время отношения у Григоровича и Плисецкой – Щедрина были такими хорошими, что Юрий Николаевич после переезда даже жил у них в квартире. Но я не нашла этому других подтверждений, кроме слов людей, которые просили не указывать в тексте их фамилии. Поэтому утверждать не буду, но то, что сразу после переезда Григоровича в Москву отношения хореографа и балерины были практически безоблачными, – факт. И Плисецкая с удовольствием танцевала в его спектаклях – ценила их новаторство.
«Замечательные образы создала артистка в балетах Ю. Григоровича, – писал Борис Львов-Анохин. – Ее всесильная Хозяйка Медной горы (“Каменный цветок” С. Прокофьева) забавлялась своей властью – ей нравилось дразнить, пугать, озадачивать Данилу внезапностью своих преображений, в которых она словно искрилась огнями драгоценных самоцветов. Образ недостижимой, неуловимой, непостижимой красоты создавался в сложных, острых штрихах хореографического рисунка».
Накануне нового 1965 года в статье «Время больших свершений» Плисецкая писала: «Жду новых балетов, которые должны быть поставлены в нашем Большом театре! Довольно топтаться на одном месте! <…> Большие надежды возлагает наш коллектив на молодого талантливого постановщика Ю. Григоровича, который теперь является главным балетмейстером Большого театра. Ждем от него, от И. Бельского (Игорь Бельский попробовал себя в качестве хореографа, еще когда был танцовщиком Кировского театра; в 1957 году он поставил на сцене Кировского балет о рыбаках – “Берег надежды”, но за новаторство был признан формалистом; его следующая заметная работа – “Ленинградская симфония” на музыку Шостаковича, а в 1963 году он поставил балет “Конек-Горбунок” на музыку Родиона Щедрина в ленинградском Малом театре. – И. П.) многого и готовы работать столько, сколько в наших силах».
Она точно знала, чего именно ждет: 30 марта 1965 года в Большом театре прошла премьера «Легенды о любви», в которой танцевала царицу Мехменэ Бану, а вторую главную женскую партию – сестру царицы Ширин – танцевала Наталия Бессмертнова, позже сыгравшая роковую роль в конфликте хореографа и балерины; партию Ферхада исполнял Марис Лиепа. Плисецкая говорила о своей героине: «Эта работа совершенно захватила меня… Я ее даже боюсь. Что за величие и истинность страстей, что за могучесть духа, какая сложность характера и какая глубина страданий! <…> Ни одна женщина не пошла бы на это. Жизнь отдать – да. Красоту – нет! Даже для любимой сестры. <…> Бывают роли, где нравятся отдельные эпизоды. Здесь мне нравится каждый момент сценической жизни Мехменэ. Самые позы, самые движения, их великолепно найденная, подчиненная логике образа последовательность, так выразительны, что их