самые настоящие американские ксивы. Одна загвоздка – нужно мало-мало говорящих на английском индейцев, а их на всю свободную территорию пока только двое, сам касик да вот этот Рики.
Передав нежданчик в заботливые руки Габриэля для проверки, Вася с очередной гондолой ушел из лагеря в долины, где в одной из айлью его ждал внедорожник и все необходимые бумаги, от паспорта до водительской лицензии.
Исабель открыла сразу, будто ждала, и Вася шагнул вперед, прикрываясь роскошным букетом из горных цветов. Девушка радостно вскрикнула, но засмущалась и спрятала лицо в красное, желтое и зеленое великолепие.
А Вася замер и не понимал, что делать дальше, пока в голове не щелкнуло «Что, так и будешь стоять, пока не упустишь?» Он аккуратно вынул букет у нее из рук, положил на столик и шагнул к ней вплотную. Она чуть отодвинулась, но лопатки уперлись в стену. Вася положил ладонь ей на шею, потянулся к губам…
Исабель закрыла глаза. Тонкая рука неуверенно легла ему на пояс, потом поднялась выше, выше… и, наконец, она ответила не его поцелуй со всем страстью своей испанской крови.
Вася не помнил, как оторвался от нее, как отнес на руках в спальню, как раскидывал по углам одежду – все заслонили ее крики и чувство совместного полета.
И после приземления она никуда не убежала, а наоборот, положила голову на широкую грудь своего мужчины, пока он гладил ее по раскиданным черным волосам и целовал в макушку.
Убежала она после, когда ей действительно нужно было по работе, на прощание страстно прижавшись всем телом. Он, чувствуя внутри радостную пустоту, смотрел из окна, как она идет по улице и поворачивает за угол. А потом заторможенно наблюдал, как клерк-эмплеадо открывает заднюю дверь банка, заходит внутрь, поднимает жалюзи…
Что-то осмысленное он смог сделать только через полчаса – по московской еще привычке принялся рассматривать книжную полку. Испанская классика, Борхес, внезапно «Город и псы» Варгаса Йосы, переводы, книги по педагогике… Палец зацепился за El invierno de mi desazon – испанское издание последней книги Стейнбека и кортасаровскую «Историю о фамах и хронопах».
Со счастливой улыбкой он перелистнул несколько страниц… «Фам, давай не пляши стояк и тем более коровяк перед этим магазином. Фам же продолжал плясать и еще стал смеяться»… вздохнул, но нужно разобраться с бумагами будущей фирмы «Рога и копыта», то есть Llama y Vicun’a Exportar.
Через час или два, основательно одурев от написанных юристами текстов, Вася отвлекся на разглядывание улицы через окно. Хлопнула дверь напротив и утренний эмплеадор трусцой побежал в сторону маленькой площади неподалеку. Минут через десять он вернулся и открыл дверь ногой, чтобы не выпустить из рук охапку кульков с едой.
Часов до трех пополудни Вася сумел-таки продраться через договора, приложения и дополнительные протоколы. И получил неожиданную награду, когда вернувшаяся Исабель, лукаво улыбаясь, потянула его за собой в спальню.
И был вечер, и была ночь, день второй.
И было утро, когда он опять проводил Исабель и снова она шла по улице, и снова клерк отпирал дверь банка, и снова Вася читал документы и Кортасара, варил кофе, и эмплеадо бежал за едой и, наконец, вернулась она, уставшая и вымотанная. И он носил ее на руках, уложил на диванчик и гладил по голове, а потом, вспомнив про спортивный массаж, разминал ноги с тонкими лодыжками и плечи и она счастливо млела в его руках, а он млел от нее.
Утром она ушла позже, чем обычно и Вася успел спросить:
– Слушай, а он что, каждое утро вот просто так приходит в одиночку и отпирает?
– Не знаю, я никогда не интересовалась, хочешь, я узнаю?
– Нет-нет, не надо.
Потом он позвонил Ньико передать, что все в порядке, и на этот раз сел с бумагами у окна, внимательно отслеживая происходящее напротив. Потихоньку в голове складывался план.
Вечером после первой вспышки, будто они не виделись несколько лет, Исабель вернулась из ванной и села на край кровати. Вася провел рукой по ее спине, положил руку на талию и потянул к себе.
– Подожди, у меня есть дело.
– Ложись рядом и расскажи мне.
– Если лягу, ты не дашь мне рассказать.
Они рассмеялись.
– У меня есть знакомая, даже подруга. Она из немецкой семьи, Моника. Жила с отцом в финке Ла-Долорида, под Санта-Крусом. Тебе не нужен кинооператор?
Вася замер, пытаясь понять, что скрывал столь стремительный переход, но Исабель ойкнула и поспешила объяснить:
– Ее выдали замуж, за обеспеченного инженера, тоже немца, но он считает, что женщина должна сидеть дома, воспитывать детей и ходить разве что в церковь.
«Как там? Киндер, кюхе, кирхе?»
– Моника выдержала полгода, потребовала развод и переехала сюда. Сейчас ищет работу, она хороший фотограф и оператор.
«А это может быть неплохим прикрытием. Да и снимки объектов атаки иметь не вредно».
– Я пошлю человека поговорить с ней. А теперь ложись рядом и ничего больше не рассказывай.
– Конечно, – и она прижалась к нему всем телом и губами к губам.
Мед и молоко под языком твоим, любимая моя…[66]
Как ни хотелось остаться, на четвертый день касик пересилил себя и к вечеру вернулся в лагерь. Под штабным навесом дым стоял коромыслом – Че собачился с незнакомым мужиком лет пятидесяти-шестидесяти, с продолговатым лицом и породистым испанским шнобелем. В воздухе носились цитаты из Маркса, Бакунина, Мао, Ленина, Кропоткина, Энгельса, Сталина, самого Че…
За схваткой двух якодзун с интересом наблюдали Габриэль и Хосе.
– Что тут происходит? – Вася подсел к ним.
– Гильен приехал, – шепотом ответил парагваец.
– И что?
– Третий час уже.
– Сильны…
Спорщики отвлеклись только на пару минут, чтобы представить гостя касику, а потом снова вцепились друг в друга. Авраам Гильен, тоже воевавший в Испании и наконец-то добравшийся до лагеря, имел свои сложившиеся взгляды на вооруженную борьбу. Если Гевара, вслед за Мао, считал, что партизанский очаг необходимо создавать в сельской местности, где власть слаба, а до ближайшего полицейского порой десятки километров, то Гильен считал наоборот – идеальным ландшафтом для герильи является крупный современный город.
Если за Че была практика, в особенности пример Кубинской революции, то за Гильеном – теория. Он упирал на то, что бороться с капитализмом должен в первую очередь пролетариат, а он сосредоточен как раз в городах. И вытаскивать городских пролетариев в сельские партизанские отряды означает отрывать их от классовой основы. По ходу спора Вася понял, что за Авраамом стояла и практика – несколько лет испанец работал