По По французским законам дочь может унаследовать титул и состояние, и Эдуард, конечно, знал это. Но он, Вивьен, был одержимым навязчивой идеей — желанием иметь сына. Это было главным его желанием. Чем больше он говорил со мной об этом, тем яснее я понимала, что это что‑то вроде рака, разъедающего внутри.
Когда Ариэль исполнилось два года, характер у Эдуарда стал таким тяжелым, что жить с ним было невозможно. Настроение у него постоянно менялось, он стал вспыльчив, и я его раздражала. Когда, в конце лета, ему неожиданно пришлось уехать, я была рада этому.
У его дяди Жан‑Пьера случился сердечный приступ. Поскольку Эдуард был его единственным здравствующим родственником, он должен был отправиться в Браззавиль, чтобы заняться делами дядюшки. Я одобрила его решение и вздохнула с облегчением, когда он уехал. Я радовалась, что несколько недель пробуду одна и восстановлю душевное равновесие.
В ту же неделю Дезире де Мармон собралась на Биарриц: она очень просила меня поехать с ней. Сначала я отказалась, но потом, в последний момент, приняла приглашение. Я взяла с собой Ариэль и ее няню.
Случилось так, что я встретила в Биаррице с одним человеком, Вивьен. Он был другом Дезире и оказался очаровательным и внимательным спутником, с которым я ходила на ленч, каталась по набережной, бывала в кино. Мы быстро подружились. Патри Лангаль был местным землевладельцем. титулованным и женатым человеком. Но жена никогда не приезжала с ним в дом Дезире, и у меня создалось впечатление, что это был не очень счастливый брак. Скоро я поняла, как он меня привлекает, и в один прекрасный день решилась. Я не отвергну его ухаживаний. У меня будет с мин роман. Моему мужу страстно хочется иметь сына. Я подарю мужу сына.
Вот как был зачат Шарль. Должно быть, в моем положении роман с Патри выглядит несколько кратким и сухим, даже хладнокровным. Но это было не так. Хотя не могу признаться, что я пошла на него сознательно, чтобы зачать ребенка.
Патри был человек добрый и любящий, он снова заставил меня почувствовать себя желанной женщиной, и вскоре моя нервозность и мое отчаяние прошли. Ч почувствовала себя счастливой, чего со мной давно уже не было. Конечно, этот роман был совсем не похож с Джо Энтони. Мы с Джо упали друг другу в объятия непреднамеренно, почти случайно; но Патри мне нравился, и я знаю, что ему я тоже нравилась.
Когда у Эдуарда появился сын, он снова стал прежним, тем любезным человеком, за которого я выходила замуж. Он обожал детей и меня. Он стал образцовым отцом и мужем, и мы погрузились в семейное счастье.
Следующие двадцать лет — лучшие годы в моей жизни, Вивьен. Я никогда не оглядывалась назад. Никогда не думала о Джо Энтони. Или о Патри Лангале. Эдуард и дети заполнили всю. Я была довольна, я жила спокойно. Наконец‑то ко мне пришло счастье, о котором я мечтала столько лет. Я даже забыла о своем ужасном детстве и том страшном, что случилось со мной в начале моей жизни. Я была хорошей женой, хорошей матерью, и упивалась этими ролями.
Я замолчала и посмотрела на Вивьен.
— Наверное, я шокирую вас… открывая вам, что заставила Эдуарда считать Ариэль и Шарля его детьми.
— Нет, совсем нет! — воскликнула та. — Вы дали мужу все. чего он хотел, графиня Зоэ, сделали его счастливым, принесли ему радость. Дети были с ним с самого своего появления на свет, и потому они, действительно, его дети. Кроме того, разве быть отцом означает всего лишь влить в женщину сперму? Важно то, что мужчина делает после рождения младенца. Судя по тому, что вы рассказали мне, граф любил Ариэль и Шарля, и это — самой важное, не так ли?
— Благодарю вас, Вивьен, за эти слова. — Ответила я и продолжила: — Со дня рождения Шарля мы с Эдуардом не сказали друг другу ни одного злого слова. Мы стали близки так, будто были одним существом, и наше счастье было для меня самым большим сокровищем в жизни. Да, наконец, жизнь моя стала такой, о какой я только могла мечтать.
А весной 1983 года разразился гром среди ясного неба, и мой мир распался, — я остановилась и глотнула шампанского.
— Что же случилось? — быстро спросила Вивьен.
— Я получила письмо от незнакомого человека, назвавшего себя Сэмом Лорингом. он написал, что приехал в Париж из Чикаго, что он друг Джо Энтони и Женевьевы Брюно и хочет со мной встретиться. Я была ошеломлена. Два дня я ничего не могла делать и в конце концов позвонила ему в отель «Скриб», как он просил.
Мы встретились в тот же день в гостиной отеля. Это оказался высокий, худощавый, седоволосый человек с грубым лицом, на вид ему было лет семьдесят. Я никогда не видела его раньше.
Без всяких вступлений я спросила, что ему от меня нужно. Он повторил то, что уже было в письме, что он друг Джо Энтони и что ему известно о моем романе с Джо, имевшим место тринадцать лет назад. Он сказал, что я жила под именем Женевьевы Брюно и остановилась в гостинице «Грей д'Альбион» в Каннах.
Конечно, я все отрицала. тогда он холодно заметил, что мне, конечно, не захочется, чтобы мужу стало известно о моих любовных делах и чтобы на мою дочь пало подозрение, будто она — внебрачный ребенок. С негодующим и надменным видом я заявила, что все это чепуха. И встала, намереваясь уйти.
Сэм Лоринг заставил меня остановиться, вынув старую фотографию. На ней были я и Джо Энтони в «Ля Шэнга». Джо обнимал меня. Я смотрела на него, улыбаясь. Я сразу поняла, что фотография эта может принести мне большой вред. Сэм Лоринг указал на дату, которую фотограф оставил на обороте. Июль 1960. Я поняла, что попала в ловушку.
Я спросила Лоринга, чего он, собственно, хочет. Но еще до того, как он ответил, я поняла, что ему нужны деньги. И много денег. И еще: если я заплачу ему за свой покой, я дам ему возможность шантажировать меня и дальше. С другой стороны, выбора у меня не было.
Хотя Лоринг не смог бы доказать, что Ариэль не дочь Эдуарда, дата на фотографии представляла собой опасность, и именно это испугало меня. К тому же, я не хотела, чтобы Эдуард расспрашивал меня об Ариэль. И заодно о Шарле. Я должна была защитить своих детей. И своего мужа. Он не молод, он на двадцать пять лет старше меня; хотя он, в свои восемьдесят шесть, здоровый и бодрый человек, чрезмерное волнение может ему повредить.
Я была потрясена, услышав, что Сэм Лоринг требует сто тысяч долларов за свое молчание. Я сообщила, что не собираюсь давать ему такую сумму. У меня нет никакой гарантии, сказала я ему, что он не потребует потом еще. Он ответил, что мне придется поверить ему. «Воровская честь», — добавил он.
Я рассмеялась ему в лицо. И еще я спросила, почему он ждал так долго прежде, чем разыскать меня, и он рассказал необыкновенную историю, которой никто не поверил бы, о чем я ему и заявила. Лоринг сказал, что он удалился отдел, что у него семейные проблемы, большие денежные трудности, и если бы он не был в таком безнадежном положении, он никогда не стал бы со мной встречаться.