Не хочу жаловаться, но не могу упустить случая, чтобы не излить печаль, охватившую мою душу. Поэтому, если правительство республики услышит о ней, оно поймет, что все должно быть улажено справедливо, и я бы согласился с подобным урегулированием без колебаний.
Я хочу также сделать одно важное заявление. Я никогда не соглашусь ни на какие предложения прибегнуть ради собственных интересов к помощи иностранной интервенции. Я никогда бы не использовал иностранную силу для вмешательства во внутреннюю политику Китая".
Примерно в те же дни, когда я отмечал день своего рождения, во многих газетах появились полные негодования и возмущения материалы, направленные против меня и моих людей. Это, несомненно, было вызвано тем, что я переметнулся к японцам, а малый двор, стремясь при существовавшей власти к праздности, действовал заносчиво, опираясь на поддержку иностранцев. В это время Комитет по реорганизации цинского двора, проводя инвентаризацию дворцового имущества, обнаружил ряд материалов, вроде резолюции на "Льготных условиях", написанной рукой Юань Шикая, документов о закладе, продаже и вывозе за границу антикварных изделий и т. п. Материалы были опубликованы и получили большой резонанс в обществе. Наибольшее возмущение вызвала связь малого двора с японцами и начатое сторонниками монархии движение за восстановление "Льготных условий" (ко дню моего рождения в газетах уже было опубликовано тринадцать петиций за подписями более трехсот человек из пятнадцати провинций). В противовес этому в Пекине появилась и развернула активную деятельность организация под названием Лига борьбы против благосклонного отношения к цинскому дому. Среди многочисленных газетных материалов, отражавших общественное мнение, были и фельетоны, и прямые гневные обвинения; встречались добрые советы, попадались и предупреждения японской миссии и республиканским властям. Прими я тогда какой-либо из этих советов, моя жизнь могла бы сложиться совсем иначе. Я отыскал несколько статей, которые, насколько помнится, разоблачали тайные замыслы японцев. Сообщения были опубликованы в газете "Цзин бао". Одна из статей, разоблачавшая тайные замыслы японцев, потрясла меня, настолько все написанное в ней соответствовало тому, что произошло в дальнейшем.
"Самая мрачная цель заговора заключается в том, чтобы держать его до тех пор, пока в одной из провинций не произойдет какой-нибудь инцидент, и определенная держава не пошлет его туда и не восстановит при вооруженной поддержке титул его далеких предков. Провинция будет отделена от республики и защищена этой державой. Затем с ней станут поступать так, как поступают с уже аннексированной страной…
Побег Пу И — результат преднамеренного запугивания и постепенного вовлечения его в сети далекоидущих планов. Заинтересованные лица согласны ради его обеспечения идти на любые расходы. Страна купила дружбу всех его последователей: сами того не подозревая, они попали под ее контроль и в будущем будут служить для нее орудием".
Эти справедливые слова тогда казались мне клеветой, предательством. Я считал, что таким путем меня хотят вернуть и подвергнуть гонениям; поэтому подобные статьи в газетах вызывали во мне только ненависть.
Несколько раз глубокой ночью я ради любопытства в сопровождении одного-двух слуг выезжал покататься на велосипеде (позже ворота миссии стали запирать). Однажды я доехал до речушки Тунцзыхэ, что возле стен Запретного города, и, глядя на очертания угловых башен и зубцов стены, вспомнил об оставленных мной совсем недавно палате Янсиньдянь и дворце Цяньцингун, о желтом троне, и внезапно нахлынувшие чувства вызвали в моей душе жажду мести. Со слезами на глазах я поклялся себе, что вернусь сюда в будущем, но уже монархом, как это сделали представители первого поколения цинских императоров.
В течение трех месяцев я ежедневно встречал подчеркнутое внимание со стороны японских хозяев, видел верность и преданность бывших сановников и сталкивался с оппозицией общества. Все это только усиливало мою ненависть и жажду мести. Ясно сознавая, что ради своего будущего необходимо что-то предпринимать, я решил уехать в Японию.
Посланник официально никак не выразил своего мнения, но секретарь Икэбэ открыто выражал свой восторг.
Хотелось бы сказать несколько слов о Чжэн Сяосюе и Ло Чжэньюе — этих двух почитаемых сановниках. Во время моего проживания в японской миссии их борьба вступила в новую фазу и закончилась поражением Чжэн Сяосюя.
Чжэн Сяосюй в прошлом бил себя кулаком в грудь и говорил, что, поскольку у него хорошие отношения с Дуань Цижуем, "Льготные условия" будут обязательно восстановлены. Доверенные люди Дуань Цижуя — Цзэн Юйцзянь, Лян Хунчжи — были его земляками, а с Ван Итаном и другими у него существовали дружеские отношения. Поддержка их не позволяла сомневаться в успехе. Однако обещания Дуань Цижуя оказались пустым звуком, что повергло Чжэн Сяосюя в ужас. До моего слуха стали доходить недоброжелательные реплики в его адрес. Старый сановник Шэн Юнь, приехав из Тяньцзиня, прежде всего выразил свое недовольство Чжэн Сяосюем. Он обвинял его в обмане государства, безрассудных поступках, злонамерениях, самовольстве. Тогда я не знал, какое отношение ко всем этим толкам имеет Ло Чжэньюй, потерпевший поражение в предыдущем раунде. Я стал охладевать к Чжэн Сяосюю, а авторитет Ло Чжэньюя в моих глазах вырос.
В моем присутствии Ло Чжэньюй нападал на Чжэн Сяосюя не очень резко. Он предпочитал рассказывать о самом себе, и такой метод был эффективней, чем изобличения других. Благодаря его откровениям у меня сложилось мнение, что Ло Чжэньюю принадлежат немалые заслуги в этих бурных событиях, а Чжэн Сяосюй просто маленький человек, хвастун и авантюрист. По словам самого Ло Чжэньюя, телеграмма, присланная из Тяньцзиня, в которой Дуань Цижуй выражал протест Фэн Юйсяну против моего изгнания из дворца, также была одним из результатов его действий. Вернувшись в Пекин, он нашел своего хорошего друга Такэмото, и лишь тогда последовало приглашение меня в японский гарнизон. Позднее снятие часовых у ворот Северной резиденции, по его словам, произошло после его разговоров с членами временного правительства. Даже идея выходить из дворца просто так, чтобы люди к этому привыкли, была подсказана Чэнь Баошэню тоже им.
Позднее Ло Чжэньюй, описывая в своем дневнике мой приезд в японскую миссию, ни словом не упомянул о Чжэн Сяосюе. Лишь в описании последовавших за этим событий у него есть фраза: "Чжэн Сяосюй говорил, что может заставить Дуань Цижуя восстановить "Льготные условия", однако не сумел сдержать своего слова и, не простившись, уехал на Юг". В действительности, в то время как я всем сердцем стремился за границу и Джонстон уже приглашал меня в Лондон, Чжэн Сяосюй не поддержал меня. Ло Чжэньюй же, предлагавший уехать в Японию, еще больше возвысился в моих глазах. Поэтому я перестал проявлять какой-либо интерес к Чжэн Сяосюю. Тот в конце концов попросил однажды у меня отпуск, сославшись на свои частные дела, которые должен был уладить в Шанхае. Тогда, не понимая его намерений, я не стал удерживать Чжэн Сяосюя. И он сразу же уехал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});