Вот это да! Похоже, Арма никто не настраивал и в хир-де норвежца он очутился по доброй воле. Но что он там делал? Зачем взял в руки меч? Неужели хотел доказать всем, что не хуже меня? Нет, пожалуй, нет…
– Ненавидишь? – Я покачал головой и сел напротив брата. – Не понимаю, в чем моя вина? Я всегда думал о родичах. Все добытое мною становилось вашим!
– Неужели?!-Арм язвительно расхохотался. —Но где же ты был, когда понадобилось охранять это добро? Где ты был, отважный Хаки, когда убивали твою жену и мать? Где ты пропадал, когда пришедшие с моря враги уводили скот и глумились над беспомощным Отто Слепцом? Могучий Хаки, где ты был?!
Арм откинулся на спину и уставился в потолок. Он изо всех сил сдерживал слезы.
– Отто умер от ран. Он так и не понял, за что его убили…
Я хотел отвернуться, но Арм схватил мои выскользающие руки и судорожно сдавил их:
– Нет, слушай, брат! Слушай! Ты был далеко, когда, убегая от насильников, твоя жена бросилась со скалы. Я любил ее больше тебя, брат, впрочем, ты вообще не знаешь, что такое любовь. Из-за Ингрид я взялся за лук и убил того, кто заставил ее прыгнуть вниз, а потом прыгнул следом за ней. Зачем мне было жить без нее? Но море выбросило меня на скалы, и я лежал там на камнях и смотрел, как грабили усадьбу…
Он мог не договаривать. Я знал, как совершаются такие набеги. Эти неведомые, напавшие на усадьбу враги были опытны, но разве я виноват, что двое моих братьев не смогли защитить то, что им принадлежало?! Я чувствовал вину только при мысли о матери. Мама не умела сражаться. Она была старой маленькой женщиной… А бедную Ингрид я даже не мог вспомнить. Размытое белое пятно вместо лица и писклявый, все время что-то просящий голос – вот и все, что осталось в памяти. Арм зря упрекал меня. Я ни в чем не был виновен.
– Кто сделал это? – коротко спросил я.
– Али из Гардарики и его люди. Али? Никогда о таком не слышал… Должно быть, молодой да ранний.
Я вырвал руки из потных пальцев Арма:
– Ты сам виноват в том, что оказался плохим воином. Этот Али молод и наверняка отступил бы при должном отпоре. Ты сам виновен в гибели рода и усадьбы!
Арм всхлипнул и затих. Я прикрыл его шкурой и пошел к дверям. Мне больше нечего было обсуждать с братом. Его лень и трусость сгубили мою мать и жену. Арм был мне чужим.
– Прощай, Хаки, – раздалось за спиной. – Я надеялся увидеть в тебе хоть что-то человеческое, но ты превратился в зверя. Моя вина велика, но твоя неизмеримо больше. Я отплатил Али и убил его лучшего кормщика, известного на все земли, Бьерна, а как расплатился с ним ты?
Я остановился. Кормщик Бьерн? Тот, что подарил мне Джанию и мечты о несметном богатстве? Значит, тогда у Хальса он выжил, а потом через много лет пал от неумелой руки моего братца-растяпы? Жаль… Отважный кормщик был достоин лучшей смерти.
Я вспомнил серьезное лицо Бьерна, его ловкое, сильное тело и синие глаза. Ах, кормщик, не довелось нам встретиться ни на пиру, ни в бою!
– Наконец-то и ты загрустил, – злорадно прошипел голосок Арма. – Кого же ты пожалел, брат? Мать, Ингрид, Отто Слепца?..
Он думал – я оплакиваю родню или хозяйство. Он не понимал, что давным-давно, в то самое мгновение, когда Орм выгнал меня из избы и отправил к Кругло-глазому Ульфу, у меня не стало ни дома, ни родных. Родичей заменил хирд, а дом – безбрежное море. Глупый Арм – даже взяв в руки оружие, он остался простым бондом!
Я обернулся, посмотрел в ожидающие глаза брата и улыбнулся.
– Я думаю о Бьерне, – сказал я. – Он был отличным воином, этот кормщик…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ДАТСКИЙ ВАЛ
Рассказывает Дара
Что такое Датский Вал, я узнала, когда в Кольел к дочери приехал вендский князь Мечислав[77]. Он оказался невысоким, но кряжистым и плотным, как старый дуб. Даже кожа на его морщинистом лице напоминала кору. Улыбнулся он, лишь увидев на крыльце пузатую Гейру. Жена Олава ждала ребенка…
– Неладно в такое время мужа от тебя отрывать, – обнимая дочь, сказал Мечислав, – до делать нечего. Император Оттон[78] ведет войска в Сле[79], а оттуда к Датскому Валу для похода на данов. Он требует от меня и дружину, и ополчение. Придется тебе кое-кем поступиться.
Гейра смущенно опустила голову:
– Твоя воля – закон, батюшка…
Я смотрела на нее и не могла понять, куда девалась моя прежняя зависть? Смерть Бьерна унесла все. Остались только страшные одинокие ночи. В их темноте паук мар обретал силу и бередил душу воспоминаниями: безжалостные берсерки вновь убивали моих родичей, а едва затихали их стоны, появлялся Бьерн. Из его пустых глазниц беспрерывно текла кровь…
К рассвету сны кончались, но ненависть к убийцам не уходила. Ее не мог развеять даже яркий солнечный свет. Она гнала меня подальше от людей, в лес, где никто не мог видеть, как я учусь сражаться. Там мне помогали мары. Они превращали стволы деревьев, пни и кусты в расплывчатые фигуры заклятых врагов, и я рубила их в желтое древесное крошево. А после возвращалась дружинную избу, валилась на лавку и до следующер утра мучилась тревожными снами.
– Не узнаю тебя, Дара, – как-то раз, застав мед за метанием ножей, сказал Изот. – Тебя будто кто под менил. Не улыбаешься, не сердишься… Холодная стала равнодушная…
Лив не хотел меня обидеть, да и не мог. Моя ненависть! предназначалась другим. Я выдернула из дерева ножи заткнула их за пояс и повернулась к нему:
– Что тебя беспокоит, Изот? Чего ты хочешь? Он пожал плечами:
– Ничего…
– Ну а коли ничего, то ступай себе…
Удивленно озираясь, он отошел и больше не донимал меня расспросами. После одного из удачных походов Олав отдал ему под команду добытый где-то на Готланде драккар, и с той поры у лива было много дел. А с приездом Мечислава их прибавилось.
Утром князь появился в Кольеле, а днем созвал совет из старших и самых уважаемых воинов. Я точила топор, когда в дружинную избу сунулось молодое румяное лицо:
– Изота из ливов князь в терем кличет! Изот вскочил, скинул серую рубаху и вытащил из сундука нарядную, шелковую.
– Рядишься, как к красной девке на свидание, —пренебрежительно хмыкнула я, но лив рассмеялся:
– Что с девкой, что с князем – всюду судьба peшается. Нынче вот скажут, кто пойдет с Али на Датски Вал, а кто останется при Гейре.
Датский Вал! О нем толковали мары! Там будут мои враги – Хаки Волк, Черный Трор и убийца Бьерна! j бросилась к ливу:
– Я иду с тобой! Он помотал головой:
– Не пустят. Зовут-то не всех.
– Пустят! Пробьюсь!
– Как хочешь, мое дело упредить.
Лив не обманул – на крыльце княжьего терема стояли два рослых дружинника Мечислава. Они пропустили лива внутрь, презрительно оглядели меня и заступили дорогу. Один, рыжий и усатый, ухмыльнулся: